Все описываемые в книге события никогда не происходили в действительности, выдуманы от начала и до конца, и не могут быть использованы в качестве свидетельств. Возможные совпадения имен или фамилий, описаний внешности - полностью случайны.

А. Ю. Кузьмин.

Москва. 1998 г. Переработано и исправлено в 2001г.

Эта книга задумывалась, как подарок всем тем, кто занимался восточными единоборствами, другими традиционными искусствами Востока, мистическими практиками. Мне хочется передать привет всем моим друзьям, с которыми мне посчастливилось заниматься ушу, каратэдо, и айкидо. Огромный привет борцам - особенно самбистам и дзюдоистам. Также хочется поприветствовать всех любителей древней игры Го.

Низкий поклон всем учителям Востока, приезжавшим в нашу страну.

Среди многих народов, населяющих обширное Срединное государство, ни один не сравнится по численности и славе с народностью Хань. Тысячи лет живут ханьцы на Великой китайской равнине, выращивая рис и занимаясь ремеслами. Благодатный климат способствует быстрому росту населения, и поэтому людям все время становится тесно. Испокон веков самые смелые и предприимчивые в поисках лучшей жизни покидают родные места.

Ранним осенним утром молодой китаец по имени Ли Шен покинул свой родной город и отправился в столицу поднебесной - город Пекин. Оттуда он должен был лететь в далекую и таинственную Москву.

Ли родился и вырос в самом центре Китая, в городе Ухань. Это один из самых больших и древних городов Китая. Он расположен в месте слияния рек Янцзы и Ханьшуй. В родном городе Ли великий речной путь пересекается с крупнейшей железной дорогой Север-Юг: Пекин-Гуанчжоу.

На родине Ли все прекрасно разбираются в торговле, многие занимаются народными ремеслами. Дед Шена был уважаемым мастером, он делал веера из волокон бамбука и инкрустировал их перламутром. Веера, сделанные его руками, ценились наравне с сандаловыми веерами из Ханчжоу или шелковыми Чаочжоусскими веерами.

И дед, и отец Ли Шена были очень простыми и скромными людьми, привязанными к милой старине. Но Ли был сторонником прогресса. С детства у него были грандиозные планы. Он упорно не желал повторять жизнь, которой жили его отец, дед и их предки. Ли Шен мечтал о карьере управляющего работника, хотел выбиться в бюрократическую элиту.

Он сумел поступить в университет, с отличием закончил филологический факультет. Во время распределения, когда он заявил, что хочет работать в городском комитете культуры, чиновники рассмеялись ему в лицо.

- Запомни, сынок, управлять будем мы! А твое дело - работать, работать, и работать! Районным библиотекам необходимы квалифицированные кадры!

Так Ли понял, что чиновником ему не стать. Образование не дало Ли никаких преимуществ - государство предлагало ему слишком мало денег, слишком много работы, и никаких перспектив выбиться наверх. Ему, знатоку древнего языка Вэнь Ян, специалисту по средневековой филологии, светил длинный и скучный рабочий день в пыльной маленькой библиотеке, заваленной цитатниками Мао и работами теоретиков китайского социализма.

Ли наплевал на образование, и отправился на вокзал продавать горячую лапшу. С тележкой и термосами он целый день колесил между поездами, и зарабатывал втрое больше, чем самый высокооплачиваемый библиотекарь в городе. Однако эти деньги почти полностью уходили на еду и жилье, отложить что-либо не представлялось возможным.

Безденежье и отсутствие достойной работы истощали его, подрывая дух и силу воли. Родной, знакомый с детства город стал вызывать у него раздражение и глухую безысходную тоску. День шел за днем, неделя сменяла неделю, и Ли все сильнее и сильнее томился, не находя себе места.

Однажды утром он проснулся в полной уверенности, что нашел выход. Перед его внутренним взором открылись великолепные, невероятные возможности. Он понял, что может сдвинуть горы и засыпать моря. Ли показалось, что у него выросли крылья.

Он решил пойти на крутое изменение своей судьбы, и попытать счастья на чужбине. Ради этой цели он был готов преодолеть любые препятствия.

Ли занял денег у родителей, съездил на две недели в тур по Японии, посетил Токио, Осаку, Киото. Капиталистическая система показалось ему слишком отлаженной, и он не захотел ехать в Америку, о чем мечтали многие его друзья.

В это время у великого северного соседа Китая экономическая система оказалась разрушенной, несбалансированной, рынок не был насыщен товарами. Ли решил половить рыбку в мутной воде. Он задумал уехать в постсоциалистическую Россию.

Несколько месяцев Ли жил впроголодь, экономя на всем. У него были только одни брюки и одна пара обуви. Он работал днем и подрабатывал ночью, а по выходным брал уроки русского языка. Надо сказать, что язык с большим трудом давался Ли, но его преподаватель подбадривал его:

- Ничего, в России быстро научишься!

Ли чувствовал какой-то подвох, он пытался понять, что такого особенного в русском стиле обучения, но старый Пын Жень только смеялся и отпускал загадочные шутки:

Пын Жень был ветеран партии, участник трех революционных гражданских войн, боролся с японскими захватчиками. Его жизненному опыту Ли очень доверял.

Наконец, великий день настал. Потратив почти все свои сбережения на авиабилет и товары, он отправился в столицу другой великой страны - далекую и холодную Москву.

Для торговли Ли Шен купил множество больших и легких пуховых курток, так как знал, что русские - люди большого роста, а зимой в России очень холодно. Его багаж состоял из десяти огромных сумок, битком набитых пуховиками. Полет проходил прекрасно, его соседом оказался приятный и общительный китаец Ван Шен, родом из Сычуани. Ван был несколько старше Ли Шена и помог ему выучить еще несколько трудных русских слов, необходимых в повседневном общении.

В середине полета, когда самолет дозаправлялся в одном из городов Восточно-Сибирской равнины, в салон вошли новые пассажиры. С одним из них Ли Шен познакомился, когда выходил из кабинки туалета.

- Вам привет от господина Туна! - приветствовал его высоченный смуглый китаец, по виду родом из Джунгарии или Синцзяна.

- Простите, но с господином Туном я не знаком. - Ли Шен попытался протиснуться мимо верзилы.

- Все знают господина Туна! - детина широко улыбнулся и распахнул ворот. В разрезе рубашки Ли Шен к своему ужасу увидел татуировку одной из “триад” китайской мафии - знаменитой семьи Туна.

- Я удивлен, что уважаемый господин Тун интересуется таким ничтожным и жалким человеком, как я - еле слышно пролепетал он.

- Господин Тун берет Вас под свое покровительство и рассчитывает в благодарность на половину ваших замечательных товаров, которые Вы везете из Пекина. В противном случае …

С этими словами верзила сделал нехороший жест и посторонился, пропуская обомлевшего Ли.

Когда Ли Шен на негнущихся ногах подошел к своему креслу, он был ни жив, не мертв от сковавшего его страха.

- Старший Брат Ван! Помогите мне ради великого и милосердного Будды! - взмолился он.

Надо сказать, что о Будде Шен вспомнил в первый раз в своей сознательной жизни, раньше он всегда считал себя атеистом. В эту трудную минуту он внезапно вспомнил детство, своего деда, посещение старого храма на окраине города.

На мгновение в памяти распахнулось окно, и Ли вновь увидел родные ярко - синие небеса, изогнутую крышу храма, золотые иероглифы на красном фоне. Отчетливо вспомнился висящий в воздухе мелодичный звон сотен колокольчиков, донесся запах ароматических курительных свечей, мелькнули отстраненно - милосердные лица каменных статуй. Наваждение длилось всего мгновение, и вот уже Ли начал торопливо просить помощи у своего попутчика.

Услыхав о неприятной истории, Ван Шен несколько минут предавался размышлениям, а потом с улыбкой произнес:

- Ничего страшного, младший брат Ли! Будда не даст пропасть хорошему человеку. За Вами следят исключительно из-за большого количества багажа. Чтобы сохранить Ваши товары, надо обмануть негодяев.

Мы приблизительно одинакового роста и довольно похожи. Я одену вашу желтую куртку, а Вы мой плащ. Он черного цвета, с высоким воротником. После прохождения таможни я отвлеку бандитов на себя, а у Вас будет время убежать.

Ли уже не просто нервничал, его трясло мелкой дрожью. В свои товары он вложил все, что у него было. Если его ограбят, он останется один, без денег, за тысячи километров от родного дома.

- Если Вы мне поможете, Старший Брат, я век буду Вашим должником! - поклялся он.

Выходя из самолета, друзья быстро поменялись верхней одеждой, и Ван Шен первым рванулся к таможенному контролю. Передвигался он на удивление быстро, и оказался первым в очереди. Детина из мафии был только десятым, а трясущийся от страха Ли оказался в самом хвосте. Когда очередь дошла до него, он осознал, что во внутреннем кармане плаща лежит паспорт Вана, а его собственный паспорт остался в желтой куртке, которой он с ним поменялся.

Трясущийся Ли подошел к паспортному контролю. Его лицо не было похоже на лицо Вана, любой китаец заметил бы это с первого взгляда.

Молодой русский пограничник несколько секунд сличал лицо Ли с фотографией Вана, а затем спокойно пропустил его. Ли механически получил багаж Вана, состоящий из спортивной сумки и чемодана, и благополучно миновал таможню. Войдя в зал прилета, он заметил, что ужасный детина поджидает его у выхода. Как во сне Ли Шен двигался вперед, пока не уперся в группу русских, держащих самодельный плакатик с коряво написанными иероглифами “Шен Ван”.

Группа имела довольно колоритный вид. Плакатик держал долговязый хлопец с худым и напряженным лицом. Он постоянно жевал жвачку, переминался с ноги на ногу, беспокойно озираясь. Казалось, все его тело пребывало в постоянном беспорядочном возбуждении, он вертелся, напрягал кулаки с набитыми костяшками, пожимал плечами, подмигивал и прищелкивал языком.

Впереди группы стоял плотный коренастый мужичок небольшого роста, тщательно выбритый, с надменным и значительным выражением лица. Из-под расстегнутой куртки был виден галстук и официальный костюм. Сзади теснились несколько возбужденных подростков и крепкие жилистые ребята, одетые в дешевые спортивные куртки и затертые до дыр джинсы.

Русские внимательно оглядывали всех проходящих мимо азиатов, тыча в них своим плакатиком. Сначала сломя голову промчался какой-то китаец в нелепой желтой куртке, затем грубо протолкался не то казах, не то бурят огромного роста. Когда группа уже начала беспокоится, появился тот, кого они ждали.

Молодой китаец среднего роста, с благородными чертами лица шел, глядя сквозь людей. Его взгляд был обращен в никуда, зрачки не двигались и не задерживались ни на чем. Его широкий черный плащ окутывал его, подобно грозовому облаку.

Долговязый проглотил жвачку и просипел:

- Он!

Стоящий впереди мужичок еще больше закаменел лицом и прошептал:

- Это мастер.

Удивительный незнакомец подошел к плакатику и некоторое время хранил благородное молчание, а затем показал на себя и произнес:

- Шен Ван, хорошо!

Русские подхватили едва живого от страха Ли Шена и буквально понесли его через зал. Боковым зрением Ли увидел, как русские распределили между собой его багаж, мелькнули выходные двери, кто-то сильно толкнул высокого детину уйгура, так, что тот буквально слетел с лестницы. Хлопнули двери автомобиля, и вот уже Ли Шен мчался по дорогам России. И тут он увидел снег.

В далекой провинции Сычуань, в горах Лунменьшань - “Ворота дракона”, растет тысячелетний гималайский кедр. Этот кедр был посажен в конце периода “Враждующих царств”. Местная легенда гласит, что под этим кедром неоднократно отдыхал “Темный учитель“ - Ле Цзы, его любили поэты и художники. Под этим кедром любил тренироваться старый Тун Чжао, второй учитель Вана.

Ван Шен был третьим сыном в семье преподавателя русского языка. Его отец работал в университете города Ченду, и, как интеллигент, принадлежал к низшему слою граждан Китая. Родители не могли обеспечить детям никакого наследства, но щедро дарили им свою любовь и заботу.

Молодой Ван обнаружил склонность и хорошие способности к занятиям ушу - традиционному боевому искусству. Отец заметил это, и рано отвел его учиться к старому У Шаосиню, который отбывал ссылку в окрестностях их города. Старый учитель научил Вана простому и строгому стилю, известному как Син И Цюань. Ван с отличием закончил школу, хорошо знал английский и русский языки, но не имел возможности поступить в университет, и в восемнадцать лет его призвали в Народно - освободительную армию Китая.

Два года службы Ван провел в горах на юге Китая, там же он и остался на три года после демобилизации. Историю о том, как он познакомился со своим вторым наставником, мы расскажем позже, а сейчас сообщим причину, которая привела его в Россию.

Однажды старый Тун Чжао медитировал под своим любимым кедром, и ему явилось видение. Он увидел седого мастера, который трижды сказал ему:

- Спаси книгу! Верни мою книгу в Китай! Книга может погибнуть в северных снегах!

Для того, чтобы понять значение своего видения, Тун Чжао решил прибегнуть к гаданию.

Сухие травинки с шуршанием падали, цеплялись своими зазубринами друг за друга, не желали разделиться на две кучки, но послушные воле неба, подчинялись старым сухим рукам. Потом травинки разделялись на пары, чет-нечет. И каждое сочетание стеблей не было случайным. Не было и не могло быть случайности и в соответствии сочетаний травинок, таких ничтожных, таких сегодняшних, и знаков Книги Перемен - самой древней книги на земле, книги, записанной без помощи букв. Ведь древнейший текст “И Цзина” это не буквы и не иероглифы - а знаки, состоящие из целых и разорванных черт, и при помощи этих знаков отражены все возможные варианты изменений и развития событий.

Тун Чжао гадал по триграммам с помощью стеблей тысячелистника. Он истолковал увиденое следующим образом:

- Во время войны с Японией из хранилища книг в Тяньцзине пропала древняя книга с описанием техники “Чистой энергии”. По преданию, эту книгу написал сам Чжан Сан-Фэн.

Ты найдешь эту книгу в России и вернешь ее в Китай, - добавил он, обращаясь к Ван Шену.

- Но почему именно в России? - спросил озадаченный Ван Шен.

- Во время войны японцы охотились за древними трактатами, и вероятно сумели заполучить и книгу Чжан Сан-Фэна. Но военное счастье изменило им, и русские солдаты отбили книгу.

Возможно, русские до сих пор не имеют представления о ее истиной ценности. Тебе предстоит очень далекий путь. Ты справишься. Езжай к отцу. Триграммы показывают, что он получил важное письмо.

Учитель дал Вану множество советов о том, как вести себя в далекой стране. Они беседовали три дня подряд, и наконец, Ван отправился в путешествие. Первым делом он отправился домой - навестить родителей.

В родном Ченду отец действительно встретил Ван Шена с письмом в руках. Старый приятель просил его порекомендовать какого-нибудь мастера для преподавания ушу в Москве. Через неделю Ван уже сидел в самолете, летящем в Россию.

О том, что произошло с ним после того, как он поменялся одеждой и документами с Ли Шеном, вы узнаете, если прочитаете следующую главу.

Ван не любил терять попусту время. Чтобы облегчить свою задачу, он сдал сумки с товаром в камеру хранения, и покидал здание аэропорта только с одной небольшой спортивной сумочкой, в которой лежали личные вещи его приятеля Ли. Ван не беспокоился о том, что у него чужой паспорт, он привык доверяться судьбе и верил в счастливый случай.

Не задерживаясь на автобусной остановке и стоянке такси, Ван побежал по дороге вперед. Дорога вела его в обход летного поля, мимо строений технических служб аэропорта, грузовых ангаров, таможенных складов и стоянок неисправных самолетов.

Когда мафиози выбежал из аэропорта, Вана уже и след простыл. Мафиози покрутился на автобусной стоянке, куда-то позвонил, и вернулся в зал прилета. Там он, к своему удивлению вновь увидел Ли Шена, но какие-то русские вытащили торговца у него из-под носа.

А в это время Ван начал потихоньку разбираться в окружающем его незнакомом пейзаже. Похоже, что в России заканчивалась осень, все было засыпано свежевыпавшим снегом, но в воздухе еще не ощущалось мороза. Снег красиво лежал на зеленой траве, голых деревьях, убогих строениях и заборах. Воздух был чист и свеж, и Ван невольно вспомнил прекрасные горы Лунменьшань, в которых прошли почти пять лет его жизни. Скоро полоса леса слева от дороги закончилась, и показалась дорога, ведущая в поселок Клязьма. Ван повернул туда. Через полчаса он уже стучался в двери маленькой деревенской избы.

Но оставим на время Ван Шена, и вернемся к мчащимся по направлению к Москве машинам, в одной из которых сидел его друг Ли.

Так кто же так неожиданно спас молодого бизнесмена Ли, и вез его в Москву, перепутав с Ваном? Расскажем об этом по порядку.

Дело в том, что в те годы, которые теперь уже очень далеки от нас, в России было необычайно сильное увлечение ушу. Но к сожалению, горячий энтузиазм часто сопровождался полным незнанием чужих традиций и отсутствием собственных. Множество людей изучали самые разнообразные системы, выдаваемые за “Настоящее китайское Кун-фу”. Одной из таких школ и было московское объединение клубов ушу “Сычуань”.

Руководил этой разветвленной и преуспевающей в коммерческом отношении организацией Николай Николаевич Белкин, личность выдающаяся и незаурядная. В молодости Николай Николаевич занимался боксом, и поэтому считал себя крупным специалистом по боевым искусствам. Философский багаж Белкина также был весьма велик. Он увлекался дзен-буддизмом, учением Порфирия Иванова, читал книги Шри Раджниша, профессора Судзуки и переводы китайских философских трактатов. Не обладая выдающимися физическими качествами, Белкин имел крепкие нервы и железную выдержку, что делало его опасным бойцом. Но для демонстрации искусства поединков он почти всегда использовал своего заместителя -“семпая” - Игоря Синицина.

Синицин был идеальным семпаем. Он служил в армии в десанте, в юности занимался карате и умел считать по-японски до десяти. Год службы он провел в Афганистане, но старался никому об этом не рассказывать. Как и Белкин, он увлекался философией дзен, они вместе по сотне раз просмотрели все фильмы с Брюсом Ли, и до дыр истерли видеокассету с фильмом “Убийца сегуна”. Много интересного почерпнули они и из знаменитого фильма Джеки Чана “Пьяный мастер”, но самым главным авторитетом в их окружении считался великий и загадочный Карлос Кастанеда. Его книги учились наизусть, обряды неведомых индейцев - сакатеков друзья знали лучше, чем обычаи родного народа. С наиболее преданными учениками они практиковали “Путь воинов индейцев яки”, в поисках просветления употребляли в пищу дурман, пили мухоморовую настойку, жевали кактусы.

Как вы, наверное догадались, именно Синицин с Белкиным и встречали китайского гостя в аэропорту. Синицин держал плакат - творение Белкина, который он рисовал в течении нескольких недель. Белкин и был тем крепким мужичком, о котором мы уже успели Вам рассказать.

Теперь Ли ехал на заднем сиденье большого и неудобного “москвича”, зажатый между Синициным и Белкиным. В машине долго царило напряженное молчание. Наконец Синицин прокашлялся и и обратился к Ли с приветствием на японском, ибо это было единственный азиатский язык, в котором он знал несколько слов:

- Коннити-ва, сэнсэй Шен!

- Коннити-ва - произнес озадаченный Ли.

Почему Ван выбрал именно хату Петровича, на всю жизнь осталось для него загадкой. Дом старого Кондрата располагался между ветхой деревенской церквушкой и строящимся дворцом “нового русского”. Стройка занимала огромную площадь, кирпичный особняк гордо взметнулся уже вровень с церковью. За стройкой стояла разваливающаяся халупа, в которой жила семья цыган, торговавших наркотиками. Соседние дома не понравились Ван Шену, и он постучался к деду Кондрату.

- Заходи, мил человек! - Кондрат Петрович всегда был рад гостям.

- Здластвуйте, хорошо! - Ван впервые попробовал свое знание русского языка.

- А, китаец! - Старик Петрович оживился.

- Смотри, старуха, к нам Брюс Ли пожаловал! - обратился он к своей жене Марье Семеновне.

Из комнаты вышла опрятная старушка - верная подруга жизни Кондрата Петровича.

- Ой, иностранец, а у нас и на стол поставить нечего!

- Картошку ставь, сало, лук, огурчиков давай! - сверкнул глазами Петрович. - Капуста небось заквасилась! - четко распорядился старик.

- Проходи, садись, мил человек, как тебя хоть зовут-то?

- Ван, - ткнул себя в грудь молодой китаец.

- А я дед Кондрат, это жена моя, Марья Семеновна. Был у меня друг, тоже китаец, звали его Ли Лань-Фан.

И старик начал с удовольствием рассказывать Вану, о том, как он воевал в Манчжурии, брал Гирин, пил старое чанбайшаньское вино вместе со своим другом Ли Лань-Фаном.

Ван Шен слушал старика, улыбался, почти ничего не понимая. На столе появилась простая деревенская снедь, графинчик с калгановой настойкой, ароматно запахло картошечкой. Ван расслабился. Совершенно неожиданно он почувствовал себя дома, ему стало тепло и уютно, показалось, что он видит все это уже не первый раз, и знает, что будет дальше. Мать-Россия приняла и растворила в своих просторах очередного иностранного гостя, навеки изменив его судьбу.

После сытного ужина, Ван знаками показал Петровичу что хочет спать, попытался протянуть старику “зеленую” бумажку. Старик отмахнулся от долларов в суеверном ужасе, дал гостю помыться по - холодному в маленькой баньке, там же и постелил, ибо в избе была всего одна комнатка да веранда. Кроме того, старику было неудобно перед гостем, что на ночь на веранду затаскивались коза Машка с бодливым козлом Федькой - в последнее время по селу участились кражи.

После рюмки калгановой настойки Ван заснул легко и сладко, как в глубоком детстве в отеческом доме. Толстые бревенчатые стены не пускали в баньку холод, воздух был чист и свеж, от бревен пахло смолой и живым теплом.

…Петрович с женой долго сидели за самоваром, вспоминали прожитое, старик в тысячный раз рассказывал про Манчжурию, взятие Гирина, дружбу с китайцами, о жестоких и коварных японских самураях. Неожиданно для себя самого старик припомнил, как в августе сорок пятого он спас жизнь раненному китайскому партизану, которого едва не порубали своими мечами трое японских офицеров. Всех троих Кондрат Петрович снял одной очередью, двоих - насмерть, один потом в госпитале оклемался, пошел в Сибирь, на лесоповал. Раненный китаец тогда передал Петровичу какой-то сверток. Петрович отнес сверток в Особый отдел, но там сказали, что это просто старая книга.

Было уже за полночь, когда на улице раздался приглушенный шум моторов. На узкую улочку въехали армейский грузовик и несколько легковушек. Из грузовика споро посыпались бойцы спецназа в страшных черных масках.

- Цыган брать будут! - всполошилась Марья Семеновна.

- И куды их столько, одного бы участкового хватило - с досадой крякнул старик.

- Батюшки святы, да они же наш дом окружают! - перепугалась старушка.

- Семеновна, Машку - в подпол! - дрожащим шепотом скомандовал старик.

Петрович быстро потушил свет, выкрутил пробки, схватил старый дробовик, и вместе со старухой и Машкой схоронился в подполе. О том, чтобы затащить в подпол Федьку, не могло быть и речи - козел был на диво своенравен.

Спецназовцы не были виноваты в ошибке. На карте поселка дом, где жили торговавшие наркотиками цыгане, стоял сразу за зданием столовой. Но столовую снесли еще при Хрущеве, и спецназовцы в темноте приняли за столовую строящийся дом “нового русского”. Операцию планировало вновь назначенное начальство, спешащее отрапортовать о грандиозных успехах в борьбе с преступностью. Все действовали, как учили - никто не был виноват. Ветхая дверь Петровича была заминирована, дом был окружен, несколько человек взгромоздилось на крышу.

Ван проснулся, услышав топот армейских ботинок. Он успел неслышно выскользнуть из баньки и укрылся в строящемся кирпичном доме. Он стоял на втором этаже босиком, держа в руках кроссовки, и не мог понять до конца, где он, и что происходит. Когда раздался взрыв, крики и автоматные очереди, он тоже отреагировал, как учили.

Минеры, как всегда, слегка перестарались. Дверь просто испепелило взрывом, все окна на веранде вылетели, козла Федьку подняло взрывной волной и выкинуло в окно. С другой стороны окна в дом вперед ногами летел спецназовец. Федька угодил ему аккурат между ног. Спецназовец застрял в окне - ноги внутри, туловище снаружи, и орал дурниной. Федька освободил свои рога и в ужасе бросился в противоположную сторону - к двери.

Через дверь головой вперед летел другой спецназовец в черной маске. На мгновение глаза спецназовца встретились с безумными глазами козла, а затем он услышал колокольный звон, и его сознание погрузилось во тьму.

Федька поднялся на дыбы и победно заблеял. Перепрыгнув через неподвижно лежащее тело, он устремился на волю. Воли козлу не давали. Очередной спецназовец получил страшный удар под колени и кувырком полетел в ступеньки крыльца. Федька начал входить во вкус.

У кого-то сдали нервы, и морозный воздух разорвала автоматная очередь. Со страшным звоном лопнула десятилитровая бутыль самогона, разбился пузырек с настойкой валерьянки.

- Не стрелять! - в дом бросился лейтенант Васичкин. Ворвавшись в комнату, он первым делом угодил в открытый люк погреба. Набив на крутой лестнице синяки и выронив пистолет, он увидел смотрящий на него ствол дробовика.

- Что же ты, ирод, делаешь! - закричала старуха.

- Маску сымай, паразит, - скомандовал старик.

Лейтенант стянул маску, из-под нее показалась вихрастая голова и худое мальчишеское лицо.

- Дедушка, не стреляйте, - жалобно попросил он, - Мы, наверное ваш дом перепутали!

- Разор прекращай, паскудник! - старик ткнул Васичкина дробовиком в бок.

- А наркоманы через дом живут, - сказала старушка, - только они небось уже разбежались, да все попрятали.

- Отбой, сворачиваемся! - закричал Васичкин, высовываясь из люка.

- Отбой! - продублировал кто-то команду, и в небо взвилась красная ракета.

- Прости, отец, мы не хотели, - оправдывались солдаты, собирая раненых и контуженых козлом. Ликующий Федька бесновался снаружи. На запах валерьянки потянулись окрестные коты. Старик сел на топчан.

- Ой, плохо мне. Сынок, принеси там, в погребе, да не разбей, - попросил он Васичкина.

Васичкин слетал за бутылью самогона, бойцы собрали стол, поставили кружки. Старик трясущейся рукой поднял свою.

- Всю войну прошел, никогда на своих ствол не направлял! Что ж это делается-то! - промолвил он.

Бабка вновь метала на стол соленые грибочки, огурчики, резала хлеб. Бойцы понуро молчали.

Старослужащий Коняхин вышел из дома и пошел в темноту. На душе у Коняхина было тошно. Он подошел к стройке. В сердцах он хотел ударить по кирпичной стене, размахнулся, но кулак ударился о твердую крепкую ладошку.

Коняхин был мастером спорта по боксу, но его удар был остановлен. С изумлением он уставился в печальное лицо китайца.

- Старый человек бум-бум - не хорошо! Плохой люди - там лежать тихо-тихо! - С этими словами Ван потянул Коняхина за собой.

При свете луны Коняхин увидел впечатляющее зрелище. Семь человек лежали на свежем снегу лицом вниз. Руки у них были крепко связаны за спиной и к ним были привязаны согнутые ноги. Рядом валялись мешки. Коняхин заглянул в них и увидел маковую соломку, коноплю, деньги.

- Твоя солдат, моя тоже раньше солдат, - сказал Ван.

- Старый человек надо помогай, моя уходить пора, - добавил он.

Когда Ван вошел в дом, бойцы уже неуклюже устраняли последствия погрома. Кто-то приколачивал обратно оконные рамы, забивал выбитые окна фанерой. “Молодые” уже принесли со стройки новую дверь. Васичкин понуро сидел с кружкой самогона в руке. Внезапно в комнату строевым шагом вошел старослужащий Коняхин и, остановившись по стойке “смирно”, отрапортовал:

- Товарищ лейтенант! Группа специального назначения боевую задачу выполнила. Захвачено семеро бандитов, из них одна женщина. Изъято два ствола огнестрельного оружия, ножи. Так же конфискованы три мешка маковой соломки, деньги и краденные ценности. Потери группы - трое контужено и двое порезано осколками стекла.

Коняхин потеплел лицом и подвел к лейтенанту китайца:

- А это товарищ Ван. Очень помог нам при задержании.

Лейтенант посмотрел на маленького китайца, виновато улыбнулся, икнул и скомандовал:

- Смирно! Налить товарищу Ване.

С утра к старикам заявились рабочие со стройки, и попытались вернуть назад дверь. Ван потратил на переговоры десять минут и весь свой запас русских ругательств. Последним аргументом в споре стала зелененькая бумажка с портретом американского президента.

В этот день на стройке не был положен ни один новый кирпич. Зато у Кондрата Петровича была утеплена веранда, вставлены новые окна, и пристроен сарай для коз. Ван тщательно следил за рабочими, и под его руководством они за день сделали больше, чем построили бы за месяц, предоставленные сами себе.

На этом мы оставляем Вана, а если Вы хотите узнать, что произошло дальше с его другом Ли, то прочитайте следующую главу.

Ли провел прекрасную ночь в просторной квартире на окраине Москвы, куда его привезли Синицин с Белкиным. Квартира принадлежала одному из их учеников, Александру Фионину. Фионин был очень вежлив, сговорчив, а кроме того, ему было очень лестно, что высокий китайский гость поживет в его квартире. После бодрящего утреннего душа Ли Шен чувствовал себя посвежевшим и полностью отдохнувшим от долгого перелета. Он еще не вполне понимал, как ему вести себя с русскими, как вернуть вещи, которые по ошибке попали к Ван Шену, но он надеялся, что Ван скоро появится, и ситуация разъяснится. Однако утром к нему снова пришли русские и начали долгий и непонятный разговор.

Фионин немного знал английский, на котором Ли довольно прилично разговаривал. Но удивительный акцент китайца был настолько непривычен для русского уха, что Фионин часто становился в тупик. В этих случаях в разговор вклинивался Синицин, и начинал объясняться на смеси русского с неправильным японским. Ли однажды был в Японии и немного понимал по-японски, но варварское построение фраз было ему совершенно непонятно.

- Чайна будзицу сэнсэй, а уж мы поможем! - толковал ему Синицин.

Николай Николаевич долго слушал этот бред, затем встал.

- Все, хорош трепаться, везем его в ресторан! Игорек, сколько у нас на кассе? - обратился он к Синицину.

- На троих вроде хватит - ответил экономный Синицин.

- Хорошо, ты, я и китаец едем от секции, остальные - за свой счет. Обзвонить, собрать деньги, сбор желающих в шестнадцать ноль-ноль! Опоздавших не ждать! - Николай Николаевич знал, что после хорошего обеда и выпивки в России можно разговорить даже марсианина, не то что китайца.

Бай Юй-Тан работал официантом в большом китайском ресторане “Великий Поход”. Он уже прекрасно разбирался в особенностях русской публики, и от его наметанного глаза не могла укрыться ни одна мелочь. Вот и сейчас, когда в ресторан вошла компания из пятерых русских парней довольно потертого вида, с молодым китайцем в стильном черном плаще, он все понял с первого взгляда.

- Хозяин, у нас неприятности! - доложил он своему шефу - кажется, очередной наезд. Они даже притащили с собой переводчика!

- Не волнуйся, сперва надо узнать кто они, сколько их, какие у них планы, - осадил его опытный Сунь Цзы-Гун - хозяин ресторана.

- Принять как особых гостей? - склонился в поклоне Бай Юй-Тан.

- Да, и будь готов ко всем неожиданностям.

Белкин подозрительно оглядел зал. Ресторан казался ему слишком дорогим, официант подозрительно юрким, а посетители за соседними столиками - знакомыми по кадрам уголовной хроники.

Он обратился к Фионину:

- Саша, переведи китайцу, что мы соблюдаем каноны буддизма и не едим мясо.

Фионин перевел, как смог. Китаец согласно закивал. Официант тем временем начал заваливать стол холодными закусками.

- Мы это не заказывали, - предупредил бдительный Синицин.

- Закуски бесплатно! - отозвался юркий официант. Ученики довольно загудели, начали хватать мелкие, аппетитно выглядящие кусочки.

- Мяса не жрать! - глядя в сторону, процедил сквозь зубы Николай Николаевич - секцию хотите на весь Китай опозорить!

Синицин с Фиониным посовещались и составили общий заказ. Официант испарился и мгновенно вернулся, перегруженный блюдами. Порции выглядели не слабо.

Ли заметил, что русские почему-то избегают мяса. Он подумал, что они поступают так, отдавая дань традициям китайской вегетарианской кухни. Захотев сделать ответный жест, он подозвал официанта, и попросил его принести большой кусок мяса, приготовленного по русскому рецепту. Официант начал извиняться, объясняя, что ресторан специализируется на китайской кухне, и он не уверен, смогут ли его повара как должно приготовить русское блюдо. Ли пристыдил его, указав, что нужно уважать обычаи страны, в которой находишься и чьим гостеприимством пользуешься. Официант согнулся в глубоком поклоне, и бормоча извинения, удалился.

- Хозяин, это наезд! - сообщил Бай Юй-Тан, - Они угрожают, требуют соблюдать их обычаи, - добавил он.

- Да, обычное начало, - согласился Сунь Цзы-Гун, - срочно вызывай наших друзей, но пока они не приедут, выполняй все требования глупых варваров.

- Ты видел, как официант разговаривал с сэнсэем Шеном? - обратился Синицин к Николаю Николаевичу.

- Мастер - просветленная личность, он обладает сильной аурой, - сообщил Белкин.

- Я вижу, как энергия мастера изменяет биополе вокруг, - высказался молчавший до этого Андрей Михайлович - главный экстрасенс и “энергетик” школы.

Все прекратили жевать и стали в сосредоточенном молчании поглощать благую энергию, излучаемую мастером.

- А почему он с нами не разговаривает? - задал бестактный вопрос Сергей, еще совсем молодой ученик.

- Мастер общается без помощи слов. Это один из высших уровней духовной работы, он доступен только посвященным очень высокого уровня. Похоже, что мастер использует дзэнскую психотехнику, - объяснил Николай Николаевич.

Ли с удовольствием ел креветок, когда официант подкатил к ним с блюдом огромной величины. На блюде лежал огромный целый кусок жареного мяса, тарелочки с соусами и подливками. Ли испугался, что мясо стоит слишком дорого, он хотел остановить официанта, протянул руку и случайно попал по блюду. Все перевернулось, мясо закатилось под стол, официант облился подливкой, и уронил тяжелое блюдо на голову Николаю Николаевичу. Блюдо ударило его в самую макушку. Раздался звон, как от удара в гонг.

Ученики сидели, раскрыв рты. Впервые они своими глазами видели, как мастер дзэн вызывает сатори у продвинутого ученика. До сих пор они только читали об этом в книгах, или слышали в устных преданиях, но вот час настал. Один из них, бывший только вчера просто старательным учеником, получил мгновенное и полное просветление.

Николай Николаевич некоторое время сидел неподвижно, а затем встал на колени и совершил земной поклон. Учитель поднял его и усадил на место. Затем он совершил то, о чем еще долгие годы спустя, вспоминали все ученики школы, рассказывая о тайных мистериях и обычаях Востока.

Когда Ли толкнул блюдо, он чуть не потерял сознание от ужаса за свою неловкость и глупость. Кусок мяса, которого хватило бы на целую китайскую семью из двенадцати человек, упал под стол. Официант облит горячим и острым соусом, блюдо ударило самого уважаемого господина из принимающей его группы. Ли чувствовал себя страшно неловко, но когда русский встал на колени и полез за мясом, он едва не сошел с ума. Шен мгновенно поднял русского, а затем сам полез под стол и достал мясо, которым здесь, похоже очень дорожили. Не зная, как поступить дальше, он положил мясо на большую тарелку, и сел, закрыв от стыда глаза.

Русские остолбенели. Мастер демонстрировал искусства, о которых они слышали только в книгах - сталкинг и исскуство дзэнского коана школы риндзай. Никто даже не мог предположить, что мастер такого уровня может появиться в России. Просветленный Белкин среагировал первым:

- Это Дар Мастера, - ровным голосом сказал он.

- Мясо Силы, - протяжно произнес Андрей Михайлович.

Синицин понял, что пришел его звездный час. Он вытащил остро отточенный складной нож и несколькими взмахами распластовал кусок на пять частей. Адепты благоговейно вгрызлись в куски и стали тщательно их пережевывать.

Люди за соседними столиками подумали, что сейчас начнется погром, и начали торопливо собираться.

Сунь Цзы-Гун понял, что перед ним не рядовые хулиганы, а настоящие беспредельщики, готовые на все.

В этот момент произошло новое неожиданное событие, которое отвлекло всех от наблюдения за странными русскими, жующими мясо, поднятое с пола.

Двери ресторана с треском распахнулись, и внутрь ворвались десять или двенадцать коротко стриженных молодых людей в коротких кожаных куртках.

Гриша Семеркин считал себя самым неумелым и непродвинутым учеником. Несмотря на внушительные габариты и огромную физическую силу, он был очень несмел и застенчив. Но, когда бандиты направились прямо к мастеру, он первым встал из-за стола, и вышел им навстречу. После получения Энергии Мастера Гриша спокойно протянул руку навстречу самому злому и быстрому налетчику. Тот автоматически ее пожал. Гриша сомкнул свои пальцы на чужой кисти и надавил.

Николай Николаевич посмотрел на высокого бандита. От его взгляда бандит остановился, а затем сделал два шага назад и начал шарить на поясе в поисках пистолета, который он как назло, оставил внизу в машине.

Андрей Михайлович собрал остатки Мяса Силы, сложил их на тарелку, и понес навстречу агрессивным гостям. Люди попятились.

Гриша смотрел вперед. Человек, которому он жал руку, стонал и бился от боли под его ногами. Гриша смотрел на других, но они не торопились подходить.

Зловещая пауза была прервана самым приятным образом – расторопные официанты быстро вкатили в зал два столика на колесах. Столики были сплошь уставлены выпивкой.

- Не надо ссориться, пожалуйста, угощайтесь все! А вот водка русская, китайская, пиво, очень хорошо!

Сунь Цзы-Гун лично появился в зале, под белоснежной одеждой повара на нем был израильский бронежилет. От этого он казался очень толстым. Сунь Цзы-Гун очень жалел, что в свое время не купил каску.

Ситуация в зале была далека от спокойствия. Русские стояли двумя группами друг против друга. На выпивку никто не глядел.

Неожиданно из-за спин стоящих впереди бандитов вышел здоровый малый с простым и добрым лицом. Здоровяк протянул руки вперед, и направился прямо к Синицину:

- Игорюха, здорово! Ну, блин, не ожидал! Елки - палки, да это же Игорюха Синицин, кореш любимый мой! - закричал здоровый малый, и начал обниматься с Синициным.

Братва расслабилась. Синицин узнал своего друга, с которым вместе учился в станкостроительном институте, а потом два года служил в армии, воевал в Афганистане.

- Здорово, Колян, сколько лет! - признал друга он.

Сунь Цзы-Гун уже протягивал им налитые стаканы. Ли Шен открыл глаза. Николай Николаевич командовал официантам:

- Водки китайской, молочко кокосовое, нет пиво отдельно, так, и еще два стакана сухенького! Учитель Шен! Вам конечно, китайской водки? Понял, сейчас нальем. Ребята, да что вы стоите, за встречу, за встречу, положено! - обратился он к бандитам. Те потянулись к стаканам. Официанты-китайцы четко наливали.

Синицин сел за соседний столик и начал беседу с Колей Блиновым:

- Ну, рассказывай, где ты теперь, чем занимаешься.

- Да вот, институт бросил, качаюсь, белки нужны, анаболики, туда-сюда. Вот с мужиками решили на китайцев наехать, мы тут как бы контролируем, фишку, короче, держим.

Синицин с ужасом смотрел на своего старого приятеля. Жалость, тревога и беспокойство за его дальнейшую судьбу овладели им. Вероятно, эти чувства слишком явно прочлись на его лице.

- Коля, я, конечно, тебя не учу жить, но ты мог бы и институт закончить, и науку двигать. Голова у тебя всегда прилично варила…

- Варила, как же! Да только я ей об жизнь хорошенько стукнулся! А что мне прикажешь делать? На стипуху жить, на сорок тысяч? Работать идти? Да кому я нужен! - Блинов разнервничался, стал пить водку большими глотками.

Налили уже всем. Стакан появился даже в левой руке Гриши, который до сих пор не отпустил бандита из своего железного захвата. Гриша настоял, чтобы ему налили чистого кокосового молочка, так как спиртного он не пил. Корчащийся под его ногами бандит попросил джин с тоником.

Андрей Михайлович подозвал официанта:

- Уважаемый, спросите учителя, как поступить этому человеку? - Он указал на жалующегося Блинова.

- Это какой учитель? - не понял официант.

- Учитель ушу, китайский бокс, кун-фу - понимаете?

- А что за трудности у человека? - решил уточнить официант.

- Бандит он. Работать не может, денег у него нет. Как жить ему дальше? Пусть учитель ответит.

Все заинтересовано посмотрели на официанта и Ли. Даже Гриша наконец отпустил руку. Бандит упал и стал растирать свою кисть.

Официант долго переводил. Ли пораженно молчал. В зале повисла напряженная тишина.

Наконец Ли понял, чью роль он вынужден играть. Стыдно признаться, но Ли не знал ушу. В глубоком детстве дед пытался его обучать, но из этого ничего не вышло. Маленького Ли заставляли делать некоторые упражнения, только когда хотели наказать.

Машинально Ли выпил содержимое своего стакана.

Китайская водка “Хун Синь” - “Красная звезда” широко известна и на своей родине, и за пределами Китая. Пятидесятиградусная крепость еще не самое сильное ее достоинство. В Китае и семидесятиградусная водка - не редкость. Но запах “Красной звезды” может свести с ума человека со слабой нервной системой. Вероятно, это достигается тщательно продуманной системой приготовления. Неизвестно, какой продукт служит основным сырьем для производства этого напитка, но его перегонка дает ужасающий запах самогона. Мало того, водка настаивается неких “целебных” травах. Сами китайцы пьют такую водку только из специальных рюмочек размером с наперсток. Крепкий алкоголь обычно употребляют мужчины после шестидесяти лет.

Ли опрокинул в себя целый стакан “Красной звезды”.

Все замерли. Учитель некоторое время сидел неподвижно, затем по его телу пробежали судороги, он закашлял и стал громко стонать. Стоны перешли в трубный рев.

- Неудачник! Все не так! - кричал пьяный Ли Шен. - Ну куда ты полез! Все раскроется, а потом стыд, позор и наказание! Все потеряно! Все! От судьбы не уйдешь! Ничего теперь не изменишь, ничего. Назад вернуться нельзя. Это конец.

Официант в ужасе переводил прорицания впавшего в транс мастера. Блинов потрясенно молчал. Окружающие смотрели на него с сочувствием.

- Но, может быть, можно что-то сделать? - робко спросил один из авторитетов.

Официант перевел. Ли долго молчал, а потом протяжно запел:

- Для этого надо вернуться назад, в самое детство. Снова слушать старого дедушку. Учиться у него. Не спорить с ним. Много трудиться. Но сделать это, поверьте, очень и очень сложно.

После этих слов учитель потерял сознание.

Блинов заплакал.

“Братки” торопливо пили, жаловались на жизнь и просили у окружающих сочувствия.

- Мы же не люди! Да нас завтра пристрелят, так все только обрадуются! - плакался рослый детина, обращаясь к Александру Фионину. Фионин не знал, что отвечать, и тактично молчал. По знаку Сунь Цзы-Гуна со столов исчезли крепкие напитки. Коллектив налегал на пиво. Когда пиво уже кончалось, в зале появились новые действующие лица.

Друзья-защитники явились в полном составе. Впереди шел маленький китаец в строгом черном костюме с белым платочком в нагрудном кармане. Белый шарфик элегантно окружал его шею. За ним двигался другой китаец такого же роста, но вчетверо шире в плечах, с перекачанной шеей, толстыми руками и ногами. Этот китайский вариант Шварценеггера был одет в цветастый спортивный костюм. За ними валила толпа в двадцать человек. В центре толпы шествовал знакомый нам детина-джунгар. Это был бывший чемпион Пекина по дзюдо, известный преступный авторитет Ма Бао. По его знаку китайцы начали вовсю колотить пьяных русских.

Впрочем, один русский был совершенно трезв. Гриша схватил “Китайского Шварценеггера”, развернул его к себе спиной и использовал, как живой шит. Блинов ходил между бьющими его китайцами, плакал и причитал:

- Так мне и надо! Правильно, бейте меня! Я жить не буду!

Андрей Михайлович схватился с маленьким китайцем в костюме, привлек его к себе, и взял на удушающий:

- Все вопросы можно решить миром, уважаемый, да не дергайтесь Вы так! Вот и шарфик совсем затянулся.

Маленький китаец посинел и успокоился.

Мао Бао внимательно наблюдал за ходом потасовки. Большинство русских в кожаных куртках уже “спеклись”. Осталось добить нескольких ребят, которые, похоже, неплохо знали кун-фу. Они выделялись довольно скромной, но опрятной одеждой, и не были похожи на обычных бандитов. Ма Бао оценил свои потери, и решил, что пришла пора вмешаться. Он выбрал себе противника. Это был молодой парень в потертых джинсовых штанах и чистой голубой рубахе, которая уже была изодрана в клочья. Волею судьбы противником Ма Бао оказался двадцатитрехлетний Сергей Лунин.

Сергей Лунин практически не знал ушу. Он только четыре года изучал базовую технику и основные движения. Ему было бы очень трудно, если бы он с детства не занимался русской национальной борьбой “Самбо”. С шести лет он учился в знаменитой спортивной школе”Самбо-70”, где преподавание борьбы было основным учебном предметом. Уже к десятому классу он стал мастером спорта, ему открывались великолепные спортивные перспективы. Преподаватели предлагали ему служить в спортивной роте при школе, обещали сделать чемпионом, устроить на работу в специальный отдел Комитета по Государственной Безопасности, но жизнь сложилась иначе.

Сергей сдал экзамены в Московский Университет. Он избрал для изучения биологию, которая всегда ему нравилась. У Сергея были свои идеи относительно сосуществования человека и царства растений. Он считал, что высшие растения имеют свою собственную информационную структуру, что у них древняя и мудрая цивилизация. Человек должен помогать растениям, его роль - не покорять природу, а служить ей - так считал Сергей. Изучая философию, он все больше убеждался, что человек может быть гармоничным только тогда, когда осознает свою вторичность по отношению к растениям. Эти мысли привели его к изучению философии Дао, он стал интересоваться китайской культурой, решил всерьез освоить ушу. И вот перед молодым ботаником стоял ужасающий и страшный Ма Бао, готовый жестоко расправиться с ним.

Ма Бао не хотел терять на русского много времени. Он сделал ложный крюк в голову с левой, и полностью вложился в таранный удар в грудь. Таким ударом с правой Ма легко проламывал доску толщиной в две ладони.

Русский легко откачнулся от левой руки и скользящим шагом ушел от прямого удара.

- Трусоват, - подумал Ма, - но вёрток.

Русский тем временем принял одну из ученических позиций гимнастики ушу. Ма усмехнулся и провел серию быстрых и мощных ударов ногами. Русский неуклюже защищался, подставляя руки. Что будет дальше, Ма хорошо себе представлял. Руки у русского быстро устанут, может быть, одна сломается. Или удар ногой попадет в нерв, и рука повиснет, как плеть. Или отбитые мышцы перестанут ее держать. Тогда останется только пробить прямыми ударами в корпус, причинить боль, сбить дыхание, сломать пару ребер.

Тут русский внезапно подхватил ногу Ма Бао, и дернул на себя. Ма оказался на полу.

Сергей выждал удобный момент, и перевел противника в партер. Школа Давида Рудмана всегда славилась мастерством в борьбе лежа. Сергей навалился на спину сопернику, и стал сковывать его движения - китаец был на десять - пятнадцать килограмм тяжелее, и обострять борьбу Сергею не хотелось.

- Полежи, не рвись, силы в тебе много, здоровый какой! - пыхтел Сергей. Ма сумел встать на колени, но русский мгновенно перевернул его на спину. Ма потерял контроль над коллективным боем. Теперь он мог бороться только за себя. Он пытался бить противника головой в лицо, кусаться, старался перевернуть его, выгибался на мост - все было неудачно. В ужасе Ма осознал, что столкнулся с настоящим мастером борьбы, такие реакции тела нарабатываются не годами, а десятилетиями.

Общая потасовка тем временем закончилась. Оставшиеся на ногах русские и китайцы молча наблюдали бой лидеров. Никто не смел вмешаться. Вокруг борющихся атлетов образовался круг. Наконец Ма сумел выбраться из-под Лунина и оба вскочили на ноги. Китайцы и русские стояли, перемешавшись друг с другом. Снова откуда-то появилась выпивка.

Ма разорвал на себе остатки рубахи. Открылось мускулистое тренированное тело, сплошь покрытое татуировками.

Лунин последовал его примеру. Бай Юй-Тан принес большие широкие пояса. Ма разулся, разулся и Лунин.

Когда борцы обмотались поясами и приготовились, кто-то из официантов установил на легком штативе небольшую видеокамеру, и начал снимать. Ма стал ритмично бить в ладоши, запел прерывистую скачущую мелодию. Китайцы подхватили сложный мотив. Удары в ладоши громко звучали в зале. На шум стали собираться любопытные. Лунин и Ма пошли по кругу, примеряясь, готовя захват. Хлопки в ладони били все громче, все чаше.

Борцы рванулись вперед одновременно. В последнее мгновение Лунин слегка развернулся, Ма немного провалился, руки сцепились на поясах, борцы закружились. Ма пошел на подсечку, неудачно, затем попытался подвернуться. Сергей легко ушел от подсечки, затем весом уверенно пресек попытку броска. Ма явно владел инициативой. Вот он попробовал пройти на “мельницу”, рванул Сергея на себя, низко подсел. Лунин ушел за спину китайцу, обхватил его сзади за пояс. Ма резко поднялся, и в этот момент Лунин подхватил его сзади между ног и перевернул вниз головой. Прием “огнетушитель” китаец раньше не знал.

Ма упал на четыре конечности, как кошка, и из невыгодного положения сразу пошел Сергею в ноги. Чудовищная сила компенсировала ему неудачное положение. Оба потеряли равновесие, китаец пошел вперед, Лунин начал заваливаться назад.

Сергей спокойно зажал голову Ма у себя подмышкой, и падая на спину, перебросил его через себя. Оба больно ударились спинами о каменный пол, но быстро вскочили на ноги.

Ма вновь запел. И китайцы, и русские, хлопали в ладоши, кольцо вокруг борцов тесно сомкнулось. Зрители все прибывали, кто-то уже забрался на столы. Официанты шныряли вокруг с напитками - бизнес прежде всего. Сунь Цзы-Гун вывел на эстраду оркестр. Три красивых девушки в народных костюмах начали торжественную старинную мелодию.

Ма Бао замер. Сергей приготовился. На этот раз реакция китайца оказалась лучше. Он взял хороший захват, подвернулся и бросил Лунина через бедро с отхватом. Лунин перевернулся вверх ногами и полетел вниз. Ма уже почувствовал вкус победы.

Падая вниз головой, Лунин схватился за пояс соперника, еще раз перевернулся и провел контрприем - ножницы. Это был коронный прием школы “Самбо-70”, практически неизвестный в других школах. Ма не успел понять, что произошло, как он уже лежал на спине, а Лунин тянул его руку на болевой.

Сергей вытянул руку китайца на рычаг и перегнул ее в локте. Ма не смог ничего сделать. Китайцы разочарованно загудели. Лунин поднялся. Ма Бао лежал, закрыв глаза. Его левая рука безжизненно лежала, согнутая под неестественным углом.

- Поздравлю, поздравляю с полной победой! - Сунь Цзы-Гун обнял Лунина и повел его за отдельный, богато сервированный стол. Человек с видеокамерой снимал победителя. В зал внесли шампанское. Сунь Цзы-Гун протянул полный бокал Сергею и прямо предложил ему стать своей правой рукой вместо поверженного Ма. Сергей встал из-за стола, отрицательно покачал головой, вернулся к лежащему китайцу.

- Хорош лежать, браток! Давай выпьем.

Ма медленно поднимался. Сунь Цзы-Гун побагровел. Еще никто не отказывался от таких его предложений.

Он махнул рукой:

- Ресторан закрывается!

Официант, снимавший хозяина на видео, выглянул из-за камеры, глупо улыбаясь. Сунь Цзы-Гун запустил в него вазой с цветами. Оператор согнулся, ваза просвистела сверху. Официант, пятясь, убрался вместе с камерой.

Музыка смолкла, ушуисты вернулись к своему столику и обнаружили, что во время всеобщей суматохи мастер Шен исчез.

Когда Ли открыл глаза, в ресторане вовсю шло коллективное побоище. Ничего не осознавая, подчиняясь каким-то неведомым инстинктам, он встал и пошел к выходу. Несмотря на то, что вокруг него со свистом рассекали воздух кулаки и ноги, и мощные удары валили с ног людей справа и слева от него, до Шена никто и пальцем не дотронулся. Выходя из ресторана, Шен крепко прижимал к груди чью-то сумку, битком набитую снедью и бутылками - кто-то не терял времени даром. Как сумка оказалась у него, Ли Шен не знал. Услужливый гардеробщик накинул на Ли черный плащ и отобрал номерок. Ли твердым шагом вышел на улицу. За ним крался Андрей Михайлович.

На улице было уже совсем темно. В свете фонарей падали большие рыхлые хлопья снега, голые ветки деревьев покрылись белым. Снег замел всю уличную грязь, красиво покрыл машины, улицы и дома. Редкие прохожие тоже были засыпаны мокрым снегом, и тихо скользили, подобно привидениям, в призрачном свете фонарей. Вокруг стояла странная тишина, все как будто замерло, застыло, стало совсем нереальным. Снег заметал следы людей, и скоро уже никто не смог бы определить, куда же направились Ли и следовавший за ним Андрей Михайлович.

Андрей Михайлович видел, как мастер подошел к памятнику героям Плевны, обошел его вокруг, сложил руки в буддийском приветствии, а затем решительно направился через Старую площадь в сторону Кремля. Мастер быстро передвигался, и скоро подошел к стене Белого Города, которая стоит между гостиницей “Россия” и станцией метро “Китай -город”.

Ли удивленно смотрел. Из мрака выступала стена “Запретного Города” - значит он был в Пекине. Шел снег, вероятно была середина зимы. В Пекине у Шена были знакомые, он должен поторопиться, дойти до площади Тяньаньмень, там можно будет сесть в метро. Ли сделал резкое движение головой и едва не упал. Внезапно он перестал узнавать знакомые места. Площадь, на которую он выбрался, была меньше, чем Тяньаньмень, мавзолей Мао Цзедуна куда-то исчез, а на каменной мостовой стоял древний бирманский храм.

- Значит, я в Бирме, - подумал Ли Шен. - Странно, что идет снег.

Ли подошел к храму, прислонился к его ограде. Огромная пустая площадь была вся засыпана чистым белым снегом. Насколько хватало взгляда, кроме Ли вокруг не было никого. Над головой Ли забили часы. Была полночь.

- Это колдовство! - понял Ли Шен.

Он запел мантры, которые слышал когда-то от деда, и твердым шагом направился вперед, в снежную пелену. Из снежной круговерти выступали Великая Китайская Стена, пирамиды Гизы. Шен усмехнулся. Видения иллюзорного мира уже не могли смутить его. Он поднялся на мост. Под ним черной блестящей змеей текла иллюзорная река, за мостом стояло уродливое здание, похожее не то на гиганский инструмент, не то на станок с выступающими из него шестеренками. Слева стоял иллюзорный дворец, за ним было видно огромное здание неестественной высоты, увенчанное высоким шпилем. Вокруг по-прежнему не было ни души. Шен засмеялся и начал громко молиться Будде.

Следуя за мастером, Андрей Михайлович вспоминал, как в книге “Уроки дона Хуана” старый индеец обучал Карлоса Кастанеду искусству сталкинга. Мастер Шен, бесспорно, тоже практиковал это искусство. Была ночь, прохожих практически не было, даже машины проезжали всего один или два раза. (На днях подскочили цены на бензин, да и переход на зимние условия езды заставил многих отказаться в этот день от поездок). Андрей был почти полностью заметен, снег набился в карманы, в бороде намело целый сугроб, капюшон куртки покрылся толстым слоем снега. Фигура мастера впереди казалась совершенно нереальной.

Ли оказался в Замоскворечье. Удивительная архитектура кривых пустынных улочек, странной формы дома, в которых не горел свет, окончательно убедили его в нереальности происходящего. Все меньше и меньше фонарей горело вокруг, сквозь мутную мглу пробился яркий свет полной луны. Снег падал и падал вниз, густо налипал на деревья, превращая все вокруг в сказочную картину. Район новых домов сменился заборами и старыми зданиями, тупо смотрящими на улицы пустыми глазницами окон. Ли понял, что окончательно заблудился в потустороннем мире, и вдруг увидел впереди огонь.

На первом этаже разрушенного дома горел костер. На железном листе были разложены дрова, над ними висела большая кастрюля. В кастрюле варилась картошечка. Вокруг костра на обломках мебели и пустых деревянных ящиках сидели странного вида люди.

- Во всем виноваты масоны! - вещал бородатый человек в разбитых круглых очках. На человеке была большая старая шляпа, он кутался в длинную генеральскую шинель с шитыми золотом погонами.

- Какие, на хрен, масоны! Нас всех зомбируют специальным лучом. Команды передают прямо в мозг, хотят роботов из нас сделать, и управлять без проблем! - перебивал бородатого суетливый худой мужичок в старой штопаной телогрейке и больших зимних валенках с галошами. На мужичке была старая шапка-ушанка с поднятыми вверх краями. Замасленные завязочки смешно болтались с боков.

- Ну, вы, отцы загнули. Кому мы здесь нужны? Да никому! - это сказала молодая девушка с крупными чертами лица. Фигуру и цвет волос девушки определить было нельзя, так как она была одета как матрешка, в несколько свитеров, а толстая вязаная шапка была натянута до самых бровей.

- Кто-то идет! - всполошился мужичок в в ушанке.

- Не дрейфь, он один, - сказал бородатый и открыл от удивления рот.

В комнату через дверной проем ввалился китаец.

- А говорили, план был плохой! - присвистнула девушка.

Ли сел на диванную подушку и деловито выложил на разбитый телевизор несколько бутылок водки, вино, банки пива. За выпивкой последовали пакеты со снедью: рыба с рисом, китайские пельмени, консервированные фрукты, жаркое, грибы, салаты, жаренные кальмары.

Бородатый сглотнул слюну, мужичок в ушанке всем лицом подался вперед, девушка затрясла закутанного в тряпье молодого человека, который спал глубоким сном.

- Что, хамка готова? - всполошился он.

В помещение осторожно вошел не замеченный никем Андрей Михайлович, кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание, и произнес:

- Это мастер Шен, он из Китая.

Ли посмотрел на него с неодобрением.

- Иди, откуда пришел, мужик! - закричал мужичонка в треухе.

- Масоны проклятые, мало им нашей крови, они и за китайцами теперь охотятся! У, кровопийца, катись отсель! - вскочил на ноги “генерал”.

- Нашу хамку жрать? - молодой человек состроил угрожающее выражение лица.

Андрей Михайлович не любил ссор и был вынужден ретироваться.

- Так я пойду? - робко предложил он.

- Катись, катись! - закричала компания, и Андрей Михайлович вышел в ночную мглу.

Что произошло с ним дальше, Вы узнаете потом, а пока мы расстанемся с нашими героями.

Когда осень медленно переходит в зиму и снег покрывает поля и дороги, в крестьянском хозяйстве удается выкроить время для отдыха. Работы на земле окончены, урожай собран и заготовлен на хранение. По деревням в это время года случаются праздники, а то и хорошие запои. После окончания работ исстари принято ходить друг к другу в гости. Гуляет народ, расслабляется.

Александр Иванович Збруев спиртного в рот не брал, но традиции чтил и уважал. Вот сегодня отправился он к своему старому дядьке, Кондрату Петровичу: проведать стариков, уважить, за самоваром посидеть. Всю неделю Збруев жил с семьей в Москве, а по выходным трудился на дачном участке, в двух часах езды от деда Кондрата. Александр Иванович работал в авторемонтной мастерской, заработки имел неплохие, хватало сил и на большое хозяйство. И то сказать, семья у Александра Ивановича была не малая: сам с женой, да трое сыновей.

Добравшись до дядьки, Александр Иванович сперва не признал дома: окна новые, дверь, все покрашено, сарай пристроен.

- Ремонт сотворил, дядь Кондрат! - ахнул он, увидев старика.

- Проходи, Саша, в дом, тут рассказывать надо. - Кондрат Петрович потянул племянника внутрь.

- Боже мой, и полы перестелил! - удивленно зачесал бороду Александр Иванович.

Тут дед Кондрат с Марьей Семеновной наперебой стали рассказывать, что им пришлось испытать. Александр Иванович и не знал, плакать ему или смеяться. Он выложил подарки старикам: мед со своих ульев, бутылочку хорошей водки для деда, рыбки солененькой, редкую в ту пору копченую колбасу.

За угощением зашел у них разговор о давней мечте Александра Ивановича, давно он хотел обустроить у себя кузницу, больно он любил с железом работать, ковать стальное кружево.

- А что, дело это хорошее, - говорил дед Кондрат. - Сила у тебя есть, помощники подрастают, давай, действуй. У нас в роду всегда кузнецы были.

- Да и людям это нужно, - поддержала Марья Семеновна, - серп сковать, или косу, да и ухват сейчас днем с огнем не найдешь. А сколько людей по селам до сих пор по старинке живут, им кузнец нужен, не брокхер какой-нибудь!

За окном быстро смеркалось. Дед зажег лампу, поставил во дворе самовар.

- Я тебе, как всегда, в баньке постелю? - спросил он .

- Конечно, мне там в самый раз, холода я не боюсь, - усмехнулся Александр Иванович и повел богатырскими плечами. - Китайцу-то, ничего, понравилось там?

- Ой, понравилось - не понравилось, а солдаты енти весь сон ему испортили, - заохала Марья Семеновна.

Дед внес самовар, заварил чай с травами. За окном догорел закат, стало совсем темно. Сидели, разговаривали, и опять Кондрат Петрович вспомнил войну, Манчжурию, старую китайскую книгу.

- Да куды ты дел книгу ту? - спросила Марья Семеновна.

Дед ошарашено посмотрел на нее:

- Ой! Не помню. Помню в эшелоне ехали, я в ней рисунки рассматривал - ну точь-в-точь шарады-ребусы. Демобилизовался когда, тоже со мной она была. Ладно, в другой раз вспомню, а пока спать пора, завтра мы с племянником к тете Зине да к Петровым сходим, совсем одни старики живут, может помочь чем надо.

Небо над поселком было ярко освещено полной луной, мелкий снег падал и падал, заметая все вокруг. Под ногами звонко хрустел ледок - все лужи замерзли.

- Да, теперь - до весны, - задумчиво промолвил Александр Иванович.

- Заметает. А там завьюжит, закружит … - промолвил и дед Кондрат. - Да, вспомнил я, - добавил он, - книгу ту подарил я дружку моему старому, Петру Тимофеевичу Болдыреву, герою войны. Необыкновенного ума был мужик. Теперь уж нет его, а двое сыновей осталось, да у них у самих уже и дети взрослые. Один сын в Москве, а другой в Питере, большой ученый стал, иностранные языки многие знает. Ну, спокойной ночи!

- Спокойной ночи, дядь Кондрат!

И Александр Иванович пошел спать. Снег громко хрустел под его ногами.

Крупный московский институт Стали и Сплавов находится в самом центре столицы. Ван быстро нашел высокое здание из стекла и бетона - главный корпус института. Учебный год уже давно начался, и поэтому Ван очень сомневался, что его зачислят даже на подготовительное отделение. Однако в деканате по обучению иностранных студентов его опасения быстро развеял студент-соотечественник:

- Если ты платишь 1000 долларов, тебя принимают на подготовительное отделение, если платишь 1200 - ты студент первого курса - доверительно сообщил ему худой подвижный уроженец Пекина. - Меня зовут Чень Шао, я учусь на подготовительном уже три года, добавил он.

- Почему ты не спешишь закончить институт? - поинтересовался Ван.

- Это экономически невыгодно. За каждый следующий курс надо платить больше денег, а по окончании института ты лишаешься места в общежитии, регистрации, теряешь возможность легально находиться в Москве.

Кроме того, у меня три торговые точки, и я работаю в частной фирме, просто некогда заниматься, - добавил Чень Шао.

Ван нашел эти аргументы очень убедительными и в его голове полностью оформился дальнейший план действий.

- Я хочу выучить русский язык, а только потом идти на первый курс, - сообщил он Марье Ивановне, декану по работе с иностранными студентами.

Через час он уже имел справку о том, что гражданин Китая Ли Шен является студентом подготовительного отделения института Стали и Сплавов. С этой справкой он направился в общежитие. Сталь и Сплавы меньше всего интересовали Вана.

Общежитие, в противоположность главному корпусу, имело вид старый и обшарпанный. Серое пятиэтажное здание без лифтов, решетки на окнах первого и второго этажей. В подъезде проход загораживала большая стеклянная будка с сотрудником охраны. Охранник имел при себе дубинку, но вид имел довольно трусливый и не представительный. Навстречу Вану, толкнув его, прошел высокий молодой японец. Вид его внушил Вану самые дурные предчувствия. Молодой потомок самураев был тщательно выбрит, от него пахло дорогой косметикой. С ног до головы он был одет во все черное, длинные жесткие волосы свисали ниже плеч. Взгляд японца был слишком характерен, чтобы Ван мог ошибиться - парень был под завязку накачан наркотиками.

Ван с трудом разыскал коменданта.

- Меня зовут Шен, Шен Ли, - представился он.

- А я Петр, можно Петя! - дыхнул на него перегаром бледный небритый мужчина лет тридцати пяти - сорока.

Они поднялись по широкой каменной лестнице на пятый этаж, прошли по коридорчику, заваленному старой рухлядью и коробками из-под товаров. Петя толкнул незапертую дверь:

- Заходи, не стесняйся. Бери ключи, вот это твоя комната, - добавил он.

Ван осмотрел помещение. Маленькая каморка была заставлена старой убогой мебелью. На полу был постелен чистый коврик, перед ним стояло несколько пар обуви. Стены были завешаны огромными плакатами с изображениями голых красоток.

- Интернациональный стандарт дешевого студенческого жилья, - отметил про себя Ван.

В углу за шкафом стоял письменный стол с работающим компьютером. За компьютером сидел совсем молодой китаец в тонких очках.

- Меня зовут Сунь, - представился он.

- Зови меня Шен, - сообщил Ван и продолжил осмотр. Над кроватью его соседа висел написанный на ватмане иероглиф “Кху” - “горечь”.

- Вероятно, парнишка - большой зануда и зубрила, - подумал Ван.

Он разулся перед ковриком и разложил свои нехитрые пожитки.

- Товар после занесешь? - парнишка испытующе посмотрел на Шена.

- А ты умен, - усмехнулся Шен, - быстро соображаешь, - похвалил он парнишку.

- У тебя на лице написано отсутствие интереса к образованию, ты хорошо дерешься, у тебя есть важные дела и ты не любишь терять попусту время! - сообщил ему тот.

- Твоя наблюдательность больше подходит для сыщика, чем для инженера, - признался заинтересованный Шен.

- А я учусь на юридическом, просто эта общага - самая дешевая в городе - сообщил Сунь.

Он вылез из-за компьютера, включил электрический чайник, достал кружки, пакет с засохшими пряниками и старым раскрошившимся печеньем. Разделив по чашкам пакетик лапши, он залил ее кипятком. В маленькие чашки он насыпал несколько щепоток зеленого чая.

- Садись, поужинаем, - предложил он Вану.

Ван умел подолгу обходиться без пищи, но скудный рацион Суня вызвал у него осуждение.

- Ты как конфуцианский начетчик - великий дух в немощном теле, - усмехнулся он.

- Кто много ест, тот счастлив и доволен. Ему нужны красивые женщины и не нужна учеба, горькое учение приносит плоды сладкие, а худой - не значит слабый! - с этими словами Сунь уперся в пол руками и закинул ноги на стену. Он стоял вниз головой, опираясь на пол только указательными пальцами, а затем медленно оторвал от пола левую руку.

Ван Шен поразился искусству “алмазного пальца”, но не подавая виду, стал выкладывать деревенские гостинцы, которыми его снабдила Марья Семеновна, жена деда Кондрата.

Он не спеша выложил квашеную капустку, грибочки, несколько картофелин, соль с укропом, несколько сушеных лещей. За его спиной раздался грохот - Сунь рухнул на ковер.

- Откуда все это, старший брат Шен? - почтительно осведомился он, потирая ушибленную голову.

- Нужно уметь ладить с местным населением! - назидательно произнес Ван.

На лице Суня появилось умиленное выражение, оно заострилось и вытянулось в сторону пищи.

- Постой-постой, а как же “горечь” ? - засмеялся Ван, указывая на иероглиф над постелью своего нового приятеля.

Но Сунь уже расставлял снедь на свободном участке стола, быстро заварил зеленый чай.

- Я сижу без денег уже две недели, - весело сообщил он, - с тех пор, как купил принтер к компьютеру.

Сунь нырнул под постель, долго рылся в каких-то вещах, а затем вылез с бутылкой в руках. Бутылка была наполнена только наполовину.

- Один друг приносил, хороший человек, - пояснил Сунь, - это хорошее сладкое вино из Молдавии.

Ван ничего не слышал о Молдавии, но охотно подвинул пластиковый стаканчик, палочки сами прыгнули ему в руку, ужин начался.

Ван Шен в тысячный раз поразился, как глубоко живут в людях древние животные инстинкты, память предыдущих перерождений. Разделить горсть риса, преломить хлеб, или просто выпить вместе чай - во всех культурах и у всех народов это знак дружбы и мира, величайшего доверия.

Внезапно с ужасающей ясностью Ван увидел перед собой лицо длинноволосого японца, и страшные мысли шевельнулись в нем.

- Готов спорить на деньги, ты сейчас подумал о яде! - торжествующе вскричал Сунь. - Неужели мой облик внушил тебе такое недоверие?

Нет младший брат, нет - протянул Ван - я просто видел сегодня одного очень странного человека.

- Послушай, фокусник, ты что-то слишком хорошо читаешь мои мысли - нет ли у нас с тобой общих знакомых? - Ван решил что недооценил парнишку.

- Уверен, что нет. Ты из Сычуани, а я с севера, из Шеньяна. Если бы я слышал о тебе, то сразу узнал бы, и обратился по имени.

- Твоя догадливость невероятна, - признался Ван. - Ты начинаешь меня пугать.

Парнишка ел со сказочной быстротой, палочки в его руках двигались со скоростью пропеллера.

- А мне положено быть догадливым. Я глава нашего студенческого землячества, - сообщил он.

Поздним осенним вечером руководство клуба “Сычуань” со товарищи сидело на квартире Александра Фионина. Родители Саши уже поужинали и затворились в своей спальне. В комнате их сына происходило что-то напоминающее тайное заседание секты “Белого лотоса”, но по унылому духу обстановка больше соответствовала военному совету в Филях.

Компания сидела на широком ковре, опираясь на мебель и подушки. В комнате горело несколько маленьких светильников. Из полумрака на компанию глядели со стен суровые лики святых. На черных с золотом иконах плясали блики света, отраженные и преломленные стеклом многочисленных сосудов. Некоторые из них уже были убраны в угол, но на письменном столе стояли три или четыре наполовину полные бутылки с вином.

Народ уже основательно утолил жажду, и теперь расслаблялся, медленно поцеживая напитки. Самые аскетичные перешли на чай.

Синицин пил пиво из высокого фужера. Фионин, хорошо вписавшийся в роль заботливого хозяина, наливал зеленый чай из большого чайника. Сергей Лунин выпил уже около десяти чашек, но считал неудобным отказываться. Николай Николаевич Белкин обратился к Синицину:

- Игорек, сколько человек записалось в секцию за эту неделю?

- Больше двухсот, Николай Николаевич. Как слух про китайца прошел, народ валом валит!

- Так, народ, значит, валит, а китайца у нас нет! Какие будут конкретные предложения, даю две минуты.

- Искать мастера - бесполезное дело. Он ушел в астральное путешествие, его теперь никак не найти, - вздохнул Андрей Михайлович. - Я его утром искал, там снег был, следы. Шел минут пять, следы меня довели до люка, я вниз полез - а там катакомбы, трубы, какие-то провода. Там неделю можно под землей ходить, толку не будет никакого. - Андрей Михайлович огорченно огладил бороду и долил в свой стакан остатки вина.

Лунин допил одиннадцатую чашку и предложил:

- Я вниз пойду. Поищу китайца, может, кто видел его. Дайте неделю на поиски.

Николай Николаевич обратился к Фионину:

- Саша, у вас в институте какие-нибудь китайцы или вьетнамцы есть?

- Есть несколько человек, но они ничем таким не занимаются.

- Найти, предложить деньги, обучить! Через неделю азиат должен войти в зал! Всем ясно? - подвел итог Николай Николаевич.

- У меня такое ощущение, что мастер продолжает нас контролировать - прошептал Андрей Михайлович, и задвинул пустую бутылку подальше в угол. Раздался мелодичный звон. Все замерли.

В наступившей тишине адепты попытались сконцентрироваться на своих ощущениях.

- Кому что снилось прошлой ночью? Кто-нибудь видел подземелья, ходы, трубы? - обратился с вопросом Белкин.

- Мне бабы снились! - радостно признался Алексей, самый несерьезный из неофитов.

- Какие еще бабы ? - грозно протянул Белкин.

- Голые, в бане, - Алексей понял, что его радость здесь не разделяют.

Белкин сурово посмотрел на него из-под нахмуренных бровей:

Фионин сказал:

- А мне вообще ничего не снилось, я к экзаменам готовлюсь.

- Понятно - сказал Андрей Михайлович. - у всех вас был шанс связаться с биополем мастера, но никто его не использовал! Предлагаю всем разойтись по домам, настроиться на выход в сновидное путешествие. Будем все вместе искать мастера. Встречаемся в воскресенье, помедитируем, что нам открылось.

- Добро, - сказал деловой Белкин, а теперь - по домам. До свидания, Саша.

Ушуисты собрались и пошли в ночь. Снег все еще лежал вокруг белым покрывалом. Примораживало. В свете фонарей летели редкие кристаллики льда. Тишину ночи вспороли короткие автоматные очереди, залаяли отрывистые пистолетные выстрелы. Сработали сигнализации нескольких автомашин.

Не обращая на это никакого внимания, поздние прохожие спешили по своим домам.

Алексей с Сергеем Луниным запрыгнули в трамвай. Сияя огнями, трамвай пошел в ночь, постепенно превратился в маленькую светящуюся точку, а затем скрылся. Белкин с Синициным пошли до метро пешком, через дворы. Звуки выстрелов звучали все реже, удаляясь в сторону рынка. Навстречу двоим приятелям прошел, опираясь на палочку, пожилой человек. Монотонный стук железа об лед вызывал чувство ирреальности происходящего. Человек уже растворился в ночи, но стук его палочки еще метался в ледяном пространстве между домами, стылым асфальтом и тусклой луной.

Андрей Михайлович жил недалеко от Фионина. Он шел домой, не спеша восстанавливая в памяти образ мастера. Постепенно он влился в особое состояние сознания между сном и явью, мечтой и реальностью. Ноги медленно несли его уже не к дому, а в заповедный уголок, где на заросшем деревьями берегу Яузы стоял древний каменный храм. В старину здесь была вотчина князя Пожарского, спасителя России. Андрей Михайлович прошел мимо храма, пересек старое кладбище, поднялся на пригорок. Рядом с рекой, под мягким светом луны блестела гладь старого пруда. Зимой здесь всегда купаются “моржи”. Андрей Михайлович разделся, босыми ступнями стал на снег. Под ногами снежинки растаяли, и Андрей стоял уже на мерзлой траве. Земля быстро вытягивала тепло из организма.

Андрей Михайлович подошел к железным ступенькам с перилами, уходящим в стылую воду. Несколько раз глубоко втянул в себя колючий холодный воздух, смело спустился к воде. Медленно погрузился в пруд. От холода остановилось дыхание. Сердце ударило, долго молчало, ударило еще раз. Андрей знал, что если сейчас не двигаться и не сжимать мышцы, оно остановится совсем. Вода тихо плескалась у лица Андрея Михайловича, он открыл под водой глаза, и посмотрел вниз, в черную бездну. Сердце ударило еще раз, и опять повисла бесконечная пауза. Сознание изумлялось близости смерти. Андрей Михайлович вздрогнул, сжался в комок, шумно выдохнул:

- Ха!

Быстро выскочив на берег, он встал в стойку “всадника”. Все мышцы превратились в тугие канаты и дрожали, вибрировали от напряжения. От тела шел пар, сердце билось бешено и сладостно. Он несколько раз шумно втянул через зубы холодный воздух, с шипением выпустил его наружу. Изнутри шел огненный жар. Андрей быстро оделся, отжал бороду, медленно пошел домой.

Просветление так и не приходило.

А теперь мы оставим русских любителей ушу, и проследим за путем Ли Шена, который остался в незнакомой ему странной компании.

Через час после ухода Андрея Михайловича, Ли начал вновь приходить в себя. Он сидел у костра, разложенного внутри старого необитаемого дома. Напротив него сидел человек в большой черной шляпе и военной шинели.

- Как прикажете Вас величать? - вежливо обратился к нему этот странный человек.

К своему ужасу, Ли осознал, о чем он его спрашивает.

- Шен, Ли Шен, хорошо, дружба - ответил он.

- Ли Шен, лишенец! - засмеялся другой странный русский в меховой шапке.

- Фу, как грубо! - стала защищать китайца молодая девушка, одетая, как капуста, в несколько свитеров. - Дадим ему системное имя. Гном, какое имя придумать для китайца? - спросила она молодого человека.

- У всех должно быть системное имя, - щебетала девушка, - я, например, Саламандра, потому что люблю огонь, это Гном, это Генерал, а это Почтальон Печкин.

Мужичонка в ушанке встал и представился:

- Печкин, когда-то служил, теперь на пенсии, а это мой друг, Генерал - он кивнул на человека в шинели.

- Белобилетник я, - сообщил Генерал, - отпущен из психбольницы в связи с полной безопасностью для окружающих.

- Печкин хитро посмотрел на Ли и сказал:

- Вот скажи, к примеру, у вас в Китае евреи есть?

- Нет, - твердо ответил Ли. (Вопроса он не понял, но тон его ему не понравился.)

Гном подошел к Генералу, и несильно ударил его по голове кулаком. Генерал свалился и захрапел.

- Как трезвый - человек как человек, а напьется - ну прямо дурнеет на глазах! - как бы извиняясь, сообщил он.

Почтальон Печкин пододвинул Генерала поудобней, накрыл каким-то тряпьем:

- Пусть поспит человек, он такого в жизни натерпелся, не дай бог никому.

Ли выпил еще немного пива. Его замутило, он нетвердой походкой вышел наружу. Желудок решительно отверг все яства безумного вечера. В голове Ли еще больше прояснилось, он сел к костру и спросил:

- Где мы живем?

- В самую точку попал, - вздохнул Почтальон Печкин, - нет у нас Родины. СНГ какой-то. Черт знает что.

Гном предложил:

- Давайте назовем его Бильбо Беггинсом! Он невысок, путешествует, очень необычный.

Саламандра взвизгнула:

- Замечательно, Бильбо Беггинс с кольцом всевластья! Невысоклик, а мы его друзья!

Бильбо Беггинс посмотрел на них умными глазами и сказал:

- Холодно, здесь спать нельзя.

Бросив костер догорать, компания поднялась, взяла нехитрые пожитки, и двинулась в ночь. Первой шла Саламандра с Бильбо Беггинсом, Почтальон Печкин и Гном тащили Генерала. Через двадцать минут они уже были внутри подземного коллектора, и расположились спать около сухого и горячего паропровода. Саламандра устроилась между Бильбо и Гномом. Печкин уложил Генерала, разулся и сказал:

- Совсем запаршивели. Завтра идем в баню.

Компания подземных жителей проснулась не скоро. Наверху уже было около двенадцати часов дня, когда Почтальон Печкин разбудил Генерала, и они пошли раздобыть что-нибудь выпить. Когда Печкин с Генералом вернулись, начали просыпаться и остальные члены компании.

Ли проснулся. Если прошлую ночь он провел один, но на белоснежных простынях, то теперь он лежал около молодой девушки, но на бетонном полу, застеленом старым картоном. Он поразился бесконечным изменениям своей кармы, привстал, и больно ударился головой о паропровод.

Саламандра проснулась и затормошила Гнома:

- Вставай, негодяй, пошли умываться.

В двадцати метрах от места ночевки из труб били струи горячей и холодной воды, и смешиваясь, утекали в нижние уровни.

- Мы, хиппи, почти никогда не моемся! - гордо сообщил Гном.

Саламандра недовольно поморщилась и шлепнула Гнома по затылку:

- Не говори за всех, негодяй! Извините, господин Беггинс - этот молодой человек - известный неряха даже среди хиппи.

Она слегка намочила кончики пальцев и вытерла глаза, почистила зубы. Ее примеру последовал и Гном. Бильбо Беггинс с удовольствием вымылся в горячей, а затем в холодной воде, а когда Саламандра отошла в сторону, он постирал носки и вымылся ниже пояса.

После этого друзья удалились, а Саламандра плескалась в одиночестве еще двадцать минут.

Спустя полчаса компания сидела под паропроводом и в задумчивости пила пиво.

- Не поверишь, вчера первый раз за месяц нормально поел! - сообщил Гном Печкину сиплым голосом.

- Да, спасибо господину Беггинсу! - подтвердил Генерал.

- Беггинс молчал. Он уже сам не знал, как его зовут, и почему он понимает, о чем говорят вокруг эти странные люди. Бильбо осознал, что он преодолел порог непонимания. Теперь он может просто вспоминать язык, который уже не является для него чужим.

- Сегодня что делаем? - спросил он.

- В баню надо идти, помыться, погреться в парной - предложил Печкин.

- Я согласна, - сказала Саламандра.

- Да, сейчас покурим, и пойдем, - согласился Гном…

К вечеру компания почувствовала легкий голод. Было решено послать хипов “поаскать” - попрошайничать денег. Гному было не привыкать, он второй год уклонялся от призыва в армию, жил исключительно на подножном корму. Гном часто аскал, иногда неделями питался “ништяками” - доедал объедки. Но это не сильно беспокоило его. Лучше быть голодным, чем мертвым, решил он, и смирился со своей участью. С Саламандрой он познакомился недавно, она тоже была, как и он, из Питера.

Они вдвоем поднялись на поверхность, и отправились шататься по городу.

Так прошло три дня. Каждое утро компания собиралась в баню, затем шли за пивом, потом искали деньги, а вечером готовили пищу на костре.

Бильбо Беггинс постоянно разговаривал с Печкиным и Генералом, иногда с ним беседовали Гном и любопытная Саламандра. Бильбо начал привыкать к незнакомой для него мелодике, другому использованию интонаций. В минуты просветления между выпивкой он вспоминал, что у него была здесь какая-то цель, но эта мысль быстро угасала в нем.

Однажды Беггинс проснулся с мыслью на русском языке:

- Пора идти в баню! - сказал он вслух.

- Так денег же нет, - вздохнул Генерал, - вчера все пропили.

- У меня есть, - сказал Бильбо Беггинс.

До Сандунов компания добиралась на старом тихоходном автобусе. Мотор кашлял и ревел, из динамиков раздавался какой-то жуткий свист, весь автобус трясся и дребезжал.

Бильбо Беггинс с удовольствием рассматривал незнакомый город, проплывающий мимо него за мутным запотевшим окном.

Над Москвой низко сгустились тучи, солнце тускло светило, подобно рыбьему глазу, едва возвышаясь над линией горизонта. Горожане были одеты серо и неприметно, почти все в одинаковых пальто и куртках, вечных шапках-ушанках или в новомодных, обтягивающих голову, “пидарках”.

Бильбо Беггинс радовался, что на улицах так мало людей - в прежней жизни он часто страдал от толчеи и сутолоки.

- В Китай, так мало люди не быть никогда! - объяснял он Саламандре, - в Китай людей много-много, все друг другу делать мешать, - добавил он.

- Саламандра согласно кивнула.

Она с грустью смотрела на серые дома с потрескавшейся краской, старые вывески с разбитыми буквами, на длинные очереди в магазины. Очередей не было только у кооперативных ларьков, в которых продавалась всякая заморская дребедень, пиво и дешевая водка. Даже из окна трамвая были видны бутылки с импортным спиртом “Рояль”.

Автобус подошел к баням, народ неторопливо выгрузился. Бильбо Беггинс поддерживал Генерала - у того постоянно кружилась голова, и слушал, как Печкин объясняет ему правила поведения в бане.

- Ты, главное, сразу на четыре часа бери, - поучал Печкин, пока белье просохнет, сами и вымоемся, и попаримся. Веников и мочалок покупай по одной на каждого, а мыло - сразу три куска. Пива много не бери, оно здесь с наценкой, на обратном пути я вам принесу, у меня на пивзаводе дружок работает. - Печкин радостно суетился, подмигивал Саламандре и Гному:

- Эх, жаль парные у нас раздельные, а то бы ты ее знатно отхлестал!

Гном почесывал длинный хайр и прикидывал, не слишком ли часто он начал мыться. Саламандра обдумывала план уехать куда-нибудь на юг.

Наконец компания попала внутрь. И здесь Саламандра (не в первый раз в жизни) нарушила божью заповедь “не укради”.

Саламандра стащила у порочного вида женщины пакет с “травкой”. Она припрятала его в своих вещах, и пошла в душевой зал. Настирав белье, она повесила его сушиться в сушилке, а сама отправилась в парную. Там на нее завистливо поглядывали две здоровенные лесбиянки, делавшие друг другу массаж. Саламандра отвернулась от них, и посмотрела на толпу молодых и глупых пэтэушниц - студенток тектильно-ткацкого училища. Студентки смачно матерились и лезли на самый верх. Саламандра растянулась на шершавых горячих досках и попыталась отключиться.

Внезапно снаружи раздался шум и крики “милиция”. Испугавшись, Саламандра рванула к своей одежде, и заметалась, не зная, куда выбросить сверток с “травой”…

… Мужчины между тем уже постирались, выпили пива, попарились по первому разу, без веников. Печкин отвоевал две каменные скамьи, разложил и начал оттирать Генерала. Бильбо Беггинс и Гном, похоже, вообще не умели мыться. Они сидели и тупо терли себя едва намыленными мочалками.

Генерал не выдержал:

- Послушай, брат, дай-ка я потру Гнома, а ты займись господином Беггинсом, он совсем мыться не умеет.

Через две минуты и Гном, и Бильбо орали от боли и удовольствия. Старики нещадно скребли их бока. Окатив их горячей, а потом холодной водой, Печкин скомандовал:

- Веники к бою! Это есть наш последний и решительный. Генерал, вперед!

Четверо забрались в парную, втянули горячий смолистый воздух с травами и эвкалиптом. Печкин поднял веники и мелко затряс ими в горячем воздухе. Жар волнами прошел по голым телам, вызвав дрожь. На коже выступили первые мелкие капельки пота. Печкин застонал.

Бильбо Беггинс опять удивлялся превратностям судьбы. Оказывается, эти люди, неделями живущие в грязи, - настоящие волшебники, которые могут получать удивительное наслаждение. Такого удовольствия Бильбо никогда не чувствовал. Он уже не сомневался, что это - не последнее чудо, и в его жизни еще многое может произойти.

Печкин заставил Беггинса лечь, и слегка прошелся над ним двумя вениками. Волны влажного жара прошли от спины до самых пяток, задержались на подошвах, и пошли обратно. Капли пота стали крупными и одна за другой покатились по его телу. Беггинс застонал от удовольствия.

Листья шуршали уже по самой коже, щекотали и обжигали ее. И тут Печкин ударил. Раз, другой. Крик замер на устах бедного Бильбо Беггинса. Удары сыпались все чаще, Печкин мастерски лупцевал несчастного китайца, бил быстро, медленно, с оттяжкой, нажимал веником, обмахивал, проводил, едва касаясь, и бил снова.

Затем он поднял Бильбо, сунул ему в руки веник:

- А теперь ты! Уважь старика.

Бильбо старался подражать Генералу, который воодушевленно работал над Гномом. Через некоторое время они покинули парную - полезли в бассейн с ледяной водой.

Бильбо физически ощущал, как энергия холода забирается внутрь его тела, вытесняя жар. Вот холодные щупальца подобрались к груди, животу, стала замерзать голова.

Когда холод вошел в тело до самых костей, Бильбо вылез из бассейна, и вместе со всеми поспешил в парную.

Третий заход уже завершался сеансом массажа с выкручиванием спины и суставов, когда здание потряс взрыв.

В тот день все шло, как по маслу. Сотрудники службы наблюдения подтвердили факт появления криминальных авторитетов. Было зафиксировано прибытие гостей с Юга. Похоже, что мафия была уверена в надежности своей системы конспирации - охраны почти не было, так, четыре джипа с молодчиками, вооруженными только легким стрелковым оружием.

Милиция скрытно сосредоточила свои силы в близлежащих переулках. Прохожие ничего не заподозрили, решили, что готовится очередной переворот. Ровно в пятнадцать ноль-ноль группа лейтенанта Васичкина ворвалась в здание со стороны котельной, пробив бронетранспортером кирпичную стену около окна. Бойцы споро посыпались в пролом.

Васичкин командовал:

- Вперед, на лестницу, направо!

Сверившись с планом, он скомандовал:

- Заряд сюда, живо!

Минеры быстро налепили взрывчатку на легкую дверь, и в момент, когда рука старослужащего Коняхина нажала кнопку, Васичкин еще раз скосил глаза на карту. С ужасом он осознал, что в его руках план не Сандуновских, а Добрынинских Бань.

Саламандра, как ошарашенная металась по раздевалке со свертком в руке. Она потеряла самообладание от ужаса. Когда за стеной раздался дробный топот ОМОНа, она стремглав бросилась в парную, и зашвырнула сверток прямо в печь. Парную мгновенно заполнил едкий дым.

Первым в пролом рванулся молодой и злой Николай Руденко. Этот парень всегда искал случая отличиться, ему не терпелось применить на ком-нибудь свой мастерский удар сапогом. Николай вышиб своим телом остатки двери, поскользнулся и упал. По скользкой мыльной пене он проехал как на санях, пока его дверь не уперлась в чьи-то могучие ноги.

Баба Клава неторопливо мылась, когда раздался взрыв, и кто-то больно ударил ее по ногам. Баба Клава всю жизнь проработала в торговле, и хамства не спускала никому. Она вылила на наглеца шайку с кипятком, которую держала в руках, и только тогда поняла, что перед ней мужик!

Баба Клава завопила громче сирены.

Маша Снежина была девушкой очень строгих правил. Детство свое она провела в детдоме, и знала жизнь с самой плохой ее стороны. Защищать себя ей приходилось с одиннадцати лет, и в свои двадцать она все еще была девственницей. Теперь она могла всегда постоять за себя: девять лет занятий дзюдо сделали свое дело. Маша была мастером спорта по борьбе, неплохо дралась ногами, и ее взяли на постоянную работу в фирму “Мерседес” - кассиром. По старой привычке Маша регулярно ходила в Сандуны, в парилку, хотя никто не мог бы сказать, что у нее есть лишний вес.

Услыхав дикий вопль бабы Клавы, она обернулась. Прямо на нее летел, скользя в мыльной пене, омоновец в маске. Рефлексы четко сделали свое дело, и в ту же секунду человек уже летел через голову. Маша змейкой прыгнула на него, и провела прием “удержание сверху со стороны ног”.

Васичкин влетел в женский зал вторым. Он еще ничего не успел понять, как какая-то девушка бросила его через бедро. Васичкин ушибся головой о каменный пол и на мгновение потерял сознание. Когда он открыл глаза, то его взору представилось чисто вымытое женское тело. Ракурс был таким, какого не встретишь и в порнографическом журнале. По телу Васичкина пробежала судорога, он выгнулся дугой, и снова ударился затылком о камень.

Васичкин тоже был девственником. Его детство прошло под строгим контролем родителей. Отец - кадровый офицер, мать - учительница. Семью переводили из одного гарнизона в другой, он так и не знал, где его малая Родина. Пыльный Зеравшан, Балхаш, Сыктывкар, Томск…

В шестнадцать лет его отдали в Суворовское училище, затем Московское погранучилище, три года он служил на Чукотке. Васичкин уволился из армии, пошел работать в ОМОН. Вид женского тела все еще был для него непривычен.

Когда боец потерял сознание после ужасной судороги, Маша забеспокоилась:

- Неужели черепно - мозговая травма ? - подумала она.

Руками она все еще крепко держала мужчину за пояс, ноги были расставлены для поддержания баланса. Она отпустила захват и приподнялась на руках, извернулась, чтобы посмотреть на лицо.

Глаза под маской были закрыты, затем веки дрогнули … Человек открыл глаза.

Когда Васичкин увидел этот неподражаемый изгиб, судорога повторилось. Он снова ударился головой об пол. На этот раз серьезно.

Более половины штурмовой группы влетело внутрь женского отделения, прежде чем ошибка стала очевидной. Из парной валил едкий дым.

- Мы дымовых шашек не брали, - мелькнуло в голове у старослужащего Коняхина, и он быстро рванулся в парную. За ним ворвался молодой красавец Мартиросян.

Пэтэушницы уже успели как следует глотнуть дыма, когда Коняхин ворвался в помещение. Раздался визг, а затем сразу десять пар молоденьких ручек обняли пожилого бойца. Коняхин не устоял на ногах. На него накинулись все, кроме двух лесбиянок, и трех садисток, которые вообще проигнорировали эту идиотскую выходку.

Самвел Мартиросян очень любил женщин. Когда он увидел, что пятеро красавиц скучают среди общего веселья, он смело направился к ним.

- Девушки, не бойтесь, я вас сейчас спасу! - протянул руки он.

Удар в живот пришелся на бронежилет, но все равно заставил Самвела согнуться пополам.

Второй удар культуристка Настя нанесла между лопаток. Садистки Люда и Вера уже защелкнули наручники на запястьях Самвела.

- Сначала подогреть! - скомандовала Настя, - медленно, медленно, без спешки!…

…Баба Клава медленно лила кипяток за шиворот Николаю Руденко. Николай ничего не видел, каска сдвинулась ему на лицо, он быстро работал руками. Со стороны казалась, что он учится плыть на месте. Его голова была крепко зажата между ног бабы Клавы. Когда кипяток кончился, баба Клава громко заорала:

- Помогите, наси-лу-ют! - и начала бить Руденко своими огромными руками. В одной из них она по-прежнему держала шайку.

Дым из парной достиг общего зала, начал проникать в мужское отделение и сауну. Там как раз сидели криминальные авторитеты.

- Вай, кашмар! Ани уже баб шманают!- возмутился авторитет из солнечной республики.

- Бэспредэл, - подтвердил другой.

- Не худо бы нам сматывать отсюда, - предложил славянин.

Мафия начала собирать пожитки.

В женском отделении творилось нечто невероятное. ОМОН отступал, неся крупные потери. Кипяток, мыло, веники и шайки летели в сконфуженных бойцов. Бабы лютовали. Потеряв командира и старших, бойцы беспорядочно отступали. Баба Клава вооружилась огромной резиновой дубинкой. За ней лежало уже пять бездыханных тел.

Пятясь задом, бойцы вступили в в отделение высшего класса, вошли в сауну.

- Что такое!

- Беспредел!

- Что за базар? - загудели бандиты, увидев пятящихся бойцов ОМОНа.

- Инопланетяне напали, - пошутил здоровый мужик с толстой золотой цепью, и смело двинулся вперед, легко отстранив рукой двух или трех бойцов. Спустя минуту он влетел обратно, без цепи, избитый, согнутый в три погибели.

- Я не понял, в натуре, - вышел вперед второй. В этот момент, сминая последнее сопротивление ОМОНа, в сауну влетела развевающаяся баба Клава.

Мафиози вспотели, затрепетав сильнее, чем потомки Бурбонов перед картиной “Свобода на баррикадах”.

За бабой Клавой, в бронежилетах на голое тело, летели лесбиянки и садистки. Культуристке Насте бронежилет был мал, и она ограничилась каской и ремнем с подвешенными к нему наручниками. Противник был сломлен морально, и серьезного сопротивления не оказал.

Охрана на улице еще не решила, что предпринять в связи со взрывами и паникой внутри. Внезапно через разбитое окно вылетел голый кавказец, кричащий во весь голос:

- Спасайтэсь, нам п… пришоль!

Сильная рука схватила выпавшего кавказца за лодыжку, и втащила обратно. Бандит орал и пытался вырваться, хотя окно находилось на четвертом этаже.

Братва видала всякое, но это зрелище заставило даже львов уподобиться кроликам. Джипы рванули, но навстречу им уже летели машины милиции. Бандиты залегли. Началась перестрелка.

… Маша Снежина перевернулась и стащила маску с неподвижного тела. Васичкин не дышал. Маша начала делать искусственное дыхание, вдыхать воздух в рот потерявшего сознание человека. Васичкин порозовел и снова открыл глаза. Его взгляд встретился со взглядом Маши, оба густо покраснели. Бросив взгляд несколько ниже девичьего подбородка, Васичкин прошептал:

- Я сейчас умру.

Маша влепила ему пощечину.

Васичкин вновь потерял сознание.

Спустя год Маша Васичкина по-прежнему работала в фирме “Мерседес”, но это уже другая история.

Получив информацию о перестрелке в Сандунах, главный редактор Сивухин погнал туда сразу три съемочные бригады. Прибыв на место, телевизионщики быстро прекратили стрельбу, расставили осветительную технику и начали брать интервью у бандитов и суровых омоновцев.

Закончив с интервью, они расставили бойцов на позиции, и заставили немного пострелять по бандитам. Последовали крупные съемки раненых.

- Мать вашу так, у кого есть кровь? Вы на съемки едете, или к девкам на б… ки! - орал он на всю улицу.

При слове “кровь” бойцов и бандитов стало нехорошо мутить. Кого-то затошнило.

- Вот, он блюет, снимай скорее, снимай! Какого х… ты на плече камеру держишь, где штатив? - орал он. - Не профессионалы, а черт знает что!

Смеркалось. Под мощными софитами телевизионщиков бандиты лежали, как на ладони.

- Вы будете продолжать сопротивление?

- Сколько у вас заложников? - допытывались журналисты.

По прямой трансляции на всю страну было передано страшное лицо бандита:

- Нам терять нечего, а порешить мы всегда успеем! - с нехорошим выражением лица высказался он.

На улицу перед зданием бань вышел Алексей Вертокрылов:

- Мы ведем свой репортаж от здания Сандуновских бань, где только что разыгралось настоящее побоище. По имеющимся у нас сведениям, бандиты удерживают внутри здания свыше трехсот заложников! Руководство милиции ведет безуспешные переговоры об их освобождении! - вдохновенно вещал он.

В этот момент из здания бань выскочили трое едва одетых пэтэушниц и опрометью бросились к ближайшему коммерческому киоску, едва не столкнув Вертокрылова.

- Свет на заложниц! - скомандовал Корнилов. Пэтэушницы быстро купили десять упаковок презервативов, десять пакетов орешков, три пакета сока и бутылку сухого вина - Коняхин начал сдавать.

- А яйца у вас есть? - поинтересовалась одна из них.

Докупившись съестным, студентки быстро побежали обратно.

- Как с вами обращаются? - обратился к ним Вертокрылов, протягивая микрофон.

- А пошел ты на х… ! - полетело в прямой эфир.

- Вы видели, что террористы позволили заложникам пополнить запасы воды и продовольствия, - вещал Вертокрылов, - мы обращаемся ко всем, кто может помочь, прислать сюда медикаменты и продовольствие, также нужны теплая одежда и одеяла, - продолжал он.

В здании бани работал телевизор, но звук был выключен. Да его бы все равно никто не стал слушать - работы было по горло. Приковав друг к другу и бандитов, и омоновцев, женщины почувствовали, что в мужском отделении стоит какая-то подозрительная тишина.

Настя пригляделась к двери в мужское отделение, и увидела там более десяти похабно блестящих глаз. Она дернула за ручку. Мужики посыпались, как спелые яблоки.

- Ну блин, все. Я больше не могу. Я мыться пойду! - заявила Настя, и бодро направилась в мужскую парилку.

В течении часа из здания бань доносились громкие крики, смех, затем все стихло.

- Похоже, что к заложникам применяются пытки, - по щеке Вертокрылова скатилась скупая мужская слеза.

Вся страна, как один человек, охнула у экранов своих телевизоров.

Из бани вновь посыпались люди, оживленно забегали к ларькам и обратно, некоторые стали расходиться парами.

- Что вы скажете по поводу обращения премьер-министра? - подскочил к ним неутомимый Вертокрылов.

- Мы за мир! - откликнулся поддатый мужик, - Но Пассаран!

- Пенсию пусть лучше прибавит! - закричала шустрая старушонка, - ваучерами своими весь народ ограбили, паразиты!

Маша оттащила контуженного Васичкина на первый этаж, подкатила к дверям на своей “Мазде” и затащила тяжелое тело лейтенанта в машину. Не забыла она вынести из боя и личное оружие раненого.

Увидев, что делается вокруг, она медленно поехала сквозь толпу.

- Везу раненого, пропустите! - кричала она в окно.

К Сандунам прибывали все новые спецподразделения. Министр уточнял детали будущего штурма. В это время в здание с черного хода осторожно прокрался скандальный репортер Гадеев. Обнаружив скованных мужиков, он принялся щелкать камерой.

- Что это ты мил человек, здесь делаешь? - ласково обратилась к нему баба Клава.

- Ничего, - прошептал Гадеев, автоматически щелкая фотоаппаратом.

- Девочки, да он нас тут снимает! - закричала она.

Из мужского отделения вышли, ехидно улыбаясь, Люда и Вера…

Так как наручников не хватало, Гадеева прикрутили к столу ремнями. Пленку выдрали из аппарата и положили на спину.

- Раз! - скомандовала Настя.

- Так ему!

- С оттяжечкой! - одобрительно кричали бандиты и милиционеры.

Гадеев истошно кричал. Сначала его порола баба Клава, потом Настя, Люда, Вера, Катя, Марина, Саша и Аннушка. Попробовала даже иностранка Синтия Смит:

- О, это есть правильный русский обычай! - растроганно сказала она, передавая прутья следующей женщине.

Только Саламандра не принимала участия в порке. Суматошно бегая по сауне, она еще несколько раз нарушила заповедь “не укради”.

В десять часов вечера, когда все было готово для штурма, несколько женщин вытащили на улицу тело несчастного Гадеева. Камеры крупным планом снимали кровоточащую спину скандального репортера. Бани стремительно пустели. К микрофону подошел Генерал, поправил шляпу, и произнес:

- Комедия окончена. Эй, старшина, принимай обоз!

- Товарищи, - произнес он, - дорогие мои товарищи! В этот великий час, когда все силы мирового сионизма, - он сурово посмотрел на Вертокрылова, - обложили нашу великую Родину, мы все, как один, и даже больше. . .

Гном подошел и несильно ударил Генерала по голове. Тот замолчал.

Из бань, пошатываясь, выходили “скованные одной цепью”. Любопытные рванули вперед, произошла давка, милиция бросилась оттеснять посторонних. Сквозь толпу проталкивались санитары, несущие на носилках Мартиросяна и Коняхина. Телеоператоры слились со своими камерами, Вертокрылов что-то орал в отключенный микрофон.

В поднявшейся суматохе все забыли об окруженных под джипами бандитах, и большая часть братков растворилась в толпе. Только самые недогадливые дождались ареста силами правопорядка.

Заканчивался еще один день. С Запада дул теплый ветер, снег растаял, и противно хлюпал под ногами. Временами начинал накрапывать дождь. Саламандра тормознула “частника”:

- Гостиница “Россия”, быстрей!

На каменном лице шофера не отразилось и тени удивления.

Компания Бильбо Беггинса понеслась по ночной Москве в самое сердце столицы. Жидкая грязь летела из-под колес старенького “мерседеса”. Печкин никак не мог открыть банку импортного пива, Бильбо дремал с открытой банкой в руках. Саламандра щедро расплатилась с шофером, провела друзей внутрь гостиницы. Увидев чаевые, швейцар перегнулся пополам.

Бильбо Беггинс проснулся под звон часов. Бильбо оглянулся вокруг, ища глазами знакомый паропровод, и тут до него дошло, что он не в подвале. Совсем не в подвале, не под землей, а совсем наоборот. Он встал, скинул одеяло, подошел к окну. Ранние солнечные лучи заливали город, рассеивая последние облака. На солнце ослепительно блестело золото куполов. Огромные часы на башне отбивали одиннадцать часов. Он видел людей далеко внизу. Отсюда они казались букашками.

- Опять колдовство! - пронеслось в мозгу.

- Где я! - закричал он на чистом русском языке.

Печкин и Генерал проснулись, ошалело уставились друг на друга.

- Николай Семенович, я что, в больнице? - непривычно вежливым голосом спросил Печкина Генерал.

- Сам не пойму, Валерий Петрович, да что с тобой? - Печкин внимательно вгляделся в лицо Генерала и вдруг закричал:

- Масоны в городе, сионистские элементы готовятся к захвату всемирного господства!

- Ах, увольте, Николай Семенович, ну и шутки у Вас! - запротестовал Генерал.

Дверь открылась, и в номер вошел Гном:

- Здорово, пиплы, хамка есть?

- Мне до странности знаком этот молодой человек, - сообщил Генерал.

Гном подошел к телевизору, небрежно включил его:

- Отпад, пиплы, нас показывают!

На экране показывали кадры вчерашних событий: вынос Гадеева, бравая речь Генерала, мелькнуло загадочное восточное лицо Бильбо Беггинса.

Печкину потребовалось больше двадцати минут, чтобы объяснить присутствующим сущность ситуации. Оказывается, у Генерала есть имя, его зовут Валерий Петрович Болдырев, он страдает периодическими помрачениями сознания. В эти периоды он совершенно безобиден, но поведение его непредсказуемо. Им овладевает дромомания - стремление к скитаниям, иногда в его мозгу формируются навязчивые идеи. Если за ним не следить, то он может и совсем пропасть, особенно в наше неспокойное время. Коля Печкин давний приятель Валерия Петровича и раз в году он вынужден скитаться вместе с ним по улицам и дорогам России. Иногда Валерия Петровича заносило даже на горный Алтай, в позапрошлом году он в период помрачения собрался баллотироваться в мерию одного небольшого городка в российском нечерноземье. Самое удивительное, что он почти прошел в мэры, но вовремя вышел из помраченного состояния.

Печкин был знаком с Болдыревым много лет, они были соседями по коммуналке. У них была огромная квартира на десятом этаже высотного дома на улице Восстания. Сейчас коммуналку расселили и пенсионерам оставили одну маленькую комнату на двоих, в другой коммунальной квартире в центре Москвы.

- Давайте еще раз познакомимся, - произнес Валерий Петрович, - представьтесь, пожалуйста еще раз.

- Гена, - представился Гном.

- Шен Ли, - сообщил еще не полностью пришедший в себя Бильбо Бэггинс, и вдруг в комнату вошла Саламандра. С первого взгляда ее не узнал никто.

Высокая стройная девушка с серыми омутами глаз подошла и посмотрела на изумленных друзей. Крутанулась перед висящим на стене зеркалом, поправила сбившийся локон пепельно-русых волос. Затем она заинтересованно заглянула в окно, посмотрела краем глаза на освещенный солнцем город, и спросила:

Пиплы, а че вы уставились? Кстати, кто не знает, меня можно звать Сонечкой, раз уж я теперь в платье… - и она эффектно выгнула бедро.

Вечер друзья встречали в большой трехкомнатной квартире на северной окраине города. Эту квартиру одна ушлая фирма не могла продать целую неделю, пока Саламандра не купила ее в подарок Печкину и Генералу. Вся сделка заняла сорок минут.

Вы спросите, откуда у Саламандры взялись деньги? Мы не можем ничего ответить на столь щекотливый вопрос. Но нам известно, что во время захвата бандитов в Сандунах милиция нашла все, кроме какой-либо значительной суммы денег. Были там и оружие, и наркотики, разные фальшивые документы, но деньги - хрустящие прямоугольные бумажки - куда-то пропали. И никто не смог их найти.

Компания сидела, выпивала, и смотрела новости по телевизору. На экране диктор рассказывал о похищении лейтенанта Васичкина, говорил о нем, как о прекрасном человеке, грамотном офицере, беззаветно преданном своей Родине. Соратники Васичкина клялись, что любой ценой найдут лейтенанта, и призывали всех граждан помочь им в этом деле. Крупным планом показывали портрет Васичкина - славное мальчишеское лицо. Телезрители плакали у своих телеэкранов…

… Лейтенант Васичкин лежал в широкой постели Маши Снежиной. Маша ходила ногами по его крепкой спине, нажимала на мышцы и суставы, пяточками надавливала на очень чувствительные точки основания спины. Васичкину это нравилось. Они занимались любовью уже третий день, и никто не думал о работе. Телефон Маша отключила еще в первый день, по радио они слушали только музыкальную программу, а телевизор и не включали. Маша села Васичкину на спину и начала тайский массаж. Васичкин довольно заурчал и заулыбался…

А теперь вернемся к компании несчастных ушуистов, потерявших своего учителя. Они вновь собрались, на этот раз на квартире Игоря Синицина. Николай Николаевич обратился с речью.

- Ситуация критическая. Под угрозой само существование школы. Три дня поисков не увенчались успехом. Но мы тем и отличаемся от обычных людей, что имеем нечто большее, чем набор информации. У нас есть Путь! Дао всесильно. Кто может этим пользоваться, тот непобедим. - с этими словами Николай Николаевич потушил свет и возжег курительные свечи. Комнату стал заполнять сладкий дымок. - Мы не закончили поиски. Внешние усилия оказались тщетны, но наша сила - не вовне! Мы сильны внутренней энергией! - вещал он.

Синицин сидел и слушал с постным лицом. Он бы предпочел потратить время на тренировки, либо на поиски исчезнувшего сэнсэя. Синицин скучал.

Алексей Кузяев, напротив, с большим интересом исследовал пульт нового японского телевизора. Такую технику он держал в руках впервые.

Сергей Лунин пытался врубиться в речь Николая Николаевича, но смысл ее становился все менее и менее ясен. Белкин продолжал развивать мысли о карме, астральных воинах, подвиге духа.

Алексей увлекся пультом телевизора и нечаянно нажал кнопку включения.

От такой наглости Белкин запнулся на полуслове, разъяренно посмотрел на Алексея, затем на экран.

Из телевизора на него загадочно и спокойно смотрел учитель Шен. Все замерли. На экране еще несколько секунд держалось лицо учителя, затем выступил Генерал с уже знакомой нам речью.

Белкин широко перекрестил грудь.

- Намерение творит чудеса! -возвестил он.

- Учитель подал нам знак! - сообщил Андрей Михайлович. - Теперь найти его будет легче.

- Мастер занимается улучшением кармы нашего города, он наводит порядок в месте будущих тренировок - высказался Белкин.

- Да, Учитель дважды влиял своим биополем на борьбу добра и зла, причем делал это неявно, оставаясь на заднем плане, - задумчиво молвил Александр Фионин.

- Учитель, несомненно, Аватара - в нем переродился один из великих святых! - убежденно заявил Андрей Михайлович.

Алексей Кузяев молчал. Он жалел, что не встретился с учителем в аэропорте и ресторане. Ему очень хотелось на себе испытать таинственную силу великого учителя Востока. Алексей подумал и сказал:

- Учитель сам найдет нас. Чтобы ему помочь, надо обозначить себя - делать ушу в людных местах, носить повязки с иероглифами.

- Это типичное решение обыкновенного человека, - Белкин с превосходством посмотрел на Кузяева, - обозначать себя надо на астральном уровне! Идем на улицу. Будем камлать! - принял решение он.

Через десять минут по улице в направлении к Бибиревскому лесопарку двигалась группа камлающих. Николай Николаевич важно шел впереди. Его пальто было надето прямо на тренировочный костюм для занятий ушу. Голову опоясывала лента с иероглифами. Сергей Лунин с Кузяевым несли зажженные курительные свечи, Андрей Михайлович ритмично бил в маленький барабан, Фионин дудел на сиплой флейте. Еще несколько учеников хлопали в ладоши и приставали к встречным девушкам.

Компания углубилась в лесопарк, где как раз гуляли Гном с Саламандрой.

Хипов было трудно узнать. Вымытый и слегка подстриженный Гном был одет в приличные брюки и куртку, на Саламандре было элегантное длинное пальто. Увидев интересную кампанию, Саламандра уговорила Гнома присоединиться. Добрый Фионин кивком головы выразил согласие. Камлание входило в хорошую энергетическую струю. Почти все уже разулись и шли босиком, кружась в суфийском танце. Лесопарк остался позади, компания пересекла кольцевую дорогу и углубилась в лес. Смеркалось. Саламандра тоже разулась, но быстро замерзла. Кто-то дал ей погреться в большой пуховой куртке.

Барабан бил все сильней, флейта сипела, поддерживая неистово быструю мелодию. Народ бросился собирать ветки, и через десять минут на снегу горел высокий и яркий костер. Языки пламени взметались к багровому вечернему небу, тщетно пытаясь согреть замерзший зимний лес. Трещали и шипели сырые ветки, толстые головни лопались, засыпая искрами небольшую поляну.

Столб дыма поднимался вертикально вверх, народ очумело плясал вокруг костра. Когда скопилось достаточно углей, Белкин значительно посмотрел на Синицина.

- Пора! - быстро скомандовал тот.

Фионин и Лунин двумя корягами быстро разгребли костер. На снегу алела дорожка из раскаленных углей. В синей темноте леса эта дорожка светилась фантастически ярко, дым и пар с шипением поднимались в мерцающем жаре.

Первой по углям пробежала юркая Саламандра, затем важно прошествовал Белкин, пронесся Синицын, разбрасывая угли ногами. Стараясь не упустить ни одной калории тепла, прокрался Фионин, прошли все, протащили даже упирающегося Гнома.

Угли уже не горели ярким пламенем, еле мерцая во тьме.

- У-чи-тель Шен, У-чи-тель Шен! - громко закричал Синицин.

- У-чи-тель Шен! - подхватил народ.

Лес встрепенулся, какая-то птица с шумом свалилась с дерева, и, хлопая крыльями, с криком улетела прочь.

- Всем молчать! - скомандовал насторожившийся Николай Николаевич.

В наступившей тишине все услышали голос Саламандры:

- Китаец по имени Шен гостит у нас, но он взял себе новое имя - Бильбо Беггинс!

- Веди нас к нему! - откликнулся Алексей.

Саламандра попросила зайти с утра, так как кроме китайца, в доме находятся двое пожилых усталых людей.

- Мы целый день грузили вещи, переезжали из коммуналки - объяснял Гном, - устали все ужасно, мы с подругой за весь день первый раз вышли погулять, - оправдывался он.

Гном уже успел забыть, что еще три дня назад он спокойно ночевал в подвале на грязных картонках. Такова природа человека, что к хорошему привыкают очень быстро, и очень трудно потом отказаться от приятного комфорта. Но, если человек принадлежит к определенному типу людей, странный стук рано или поздно начинает звать его в дорогу, и “закрой за мной дверь, я ухожу” - снова и снова раздается в теплых квартирах, и кто-то опять уходит в ночь, не боясь темноты, дождя и отсутствия денег в дырявых карманах. И мир останется волнующим и загадочным, непостижимым и прекрасным, пока такие люди будут уходить и возвращаться назад.

Когда зима уже полностью вошла в свои права, Ван Шен открыл торговлю пуховиками на Петровско-Разумовском рынке. У него был свой стол, скрытый между лавкой с кожаными куртками, где торговали двое сосредоточенных кавказцев, и столиком с шерстяными свитерами, за которым сидел жизнерадостный молодой индус.

Торговля у Вана шла не слишком хорошо. Его товар висел очень глубоко от прохода, и большая часть покупателей проходила мимо него. К сожалению, рэкетиры знали на базаре каждый угол. Два раза в день обходили они все ларьки, собирая дань.

В это время Долгопрудненская группировка как раз прогнала с рынка узбеко-татарскую мафию, и подняла размер выплат. Торговцы жаловались, но платили, им приходилось изворачиваться, продавать самый дешевый товар втридорога.

Однажды мастер Шен сидел в своем уголке, когда к нему ввалился огромный детина с привычно вытянутой рукой. Шен отвлекся, размышляя о своей жизни, вспоминая годы, проведенные в родном Ченду. Внезапно грубый огромный качок схватил его за ворот, и сильно встряхнул. Ван уперся ногой, и дернул бандита на себя. Детина поскользнулся на льду и упал лицом на железный стол. Шен привычно завершил свои действия ударом ребром ладони за ухо. Детина остался лежать без движения.

Шен оглянулся. Кавказцы разговаривали с покупателями, старательно отворачивая шеи в сторону от лежащего бандита. Индус смотрел куда-то вбок, его огромный тюрбан закрывал поле зрения покупателей. Он тряс женской кофтой, отвлекая внимание толпы, подобно факиру. Бандит мирно лежал без движения. Шен знал, что когда детина очнется, он не будет помнить события последних двух часов. Он спокойно очистил его карманы, забрал деньги с паспортом, снял цепь и печатку, бросил все это в картонную коробку с мусором, стоящую под столом. Затем он выволок тело назад, за линию лавок, и прислонил к забору. Бандит сидел, дыхание было тихим и ровным. Шен не спеша вернулся, постоял некоторое время, затем обратился к кавказцам:

- Салам! Тут как это, человек мало-мало болеет, так это, позвать кого надо?

- Кавказцы затрясли головами:

- Нэ надо, ми уже уходим, сегодня торопимся!

Индус лихорадочно сворачивал свои товары, запихивал их в огромную сумку. Ван тоже собрался, уходя подозвал милиционера, и указал на тело.

- Так это, как это, рядом лежало! - сообщил он, протягивая деньги и документы, отобранные у качка.

- Понятно, - милиционер понес к губам рацию, - а ты, пацан, давай быстро вали отсюда.

На следующий день картина повторилась с поразительной точностью. Только на этот раз Шен вспоминал высокие горы Лунмэньшань, своего второго учителя Чжао. Второй бандит проделал такой же скорбный путь, и тоже оказался в милиции. Оба давно были в розыске, пришлось завести дело.

В течении месяца Шен неутомимо боролся с преступностью. Он купил себе большой ковер, закрывающий вход в лавку, залил пятачок перед столом водой, получился прекрасный гладкий лед. Около стола постоянно находилась небольшая крепкая тележка.

С этих пор рынок еще четыре раза переходил из рук в руки. Поочередно за данью приходили смуглые азербайджанцы, бородатые чеченцы, светлые люберецкие и солнцевские ребята. Больше всего Шену понравились азербайджанцы - это были открытые добродушные люди, умеющие шутить даже в самых критических ситуациях:

- Что спишь, смэрть свою хочешь проспать! - говорил ему один из них, показывая кинжал.

Но все рэкетиры, доходившие до лавочки Шена, заканчивали свой путь одинаково: маленький китаец отвозил их на трехколесной тележке поближе к посту милиции. Группировки теряли лучших людей, вытеснялись пришлыми “варягами”. Через месяц к Шену стали заходить совсем молодые и откровенно слабые ребята, не чета прежним качкам. На многих из них висели те самые цепи, которые Шен уже сдавал ранее в ювелирные магазины.

В середине декабря рынок вновь захватила местная группировка. Потеряв трех человек, глава клана, старый опытный босс, послал разобраться сразу четверых. Возглавить боевиков шеф поручил своему лучшему бойцу - Николаю Блинову.

Николай высоко ценился своим шефом не только за силу - мозги у Блинова тоже работали. Он был правой рукой одного из самых авторитетных лидеров преступного мира.

Со времен драки в ресторане “Великий поход” Блинов раскачался еще сильнее. Он шел со своими людьми по узким проходам, заваленным товарами со всего света, и ждал, когда объявится таинственный и коварный противник.

На этом мы оставим Блинова, и вернемся к компании хипов и Шена Ли.

В просторной двухкомнатной квартире на севере Москвы пятеро хороших друзей жили уже почти неделю. Они по-прежнему вместе вставали каждое утро, вместе завтракали и обедали, разговаривали, но что-то сильное и бесформенное уже отрывало их друг от друга, разделяло и увлекало каждого по его пути.

Старики - Печкин с Болдыревым, пили чай. Уже несколько дней они были в завязке, спиртного в рот не брали.

Гном и Саламандра сменили имидж. Теперь хипы больше были похожи на альпинистов, готовящихся штурмовать Эверест, чем на оборванных бродяг. Они подгоняли большие станковые рюкзаки для путешествия на теплый юг. От прежней одежды у Гнома остался только кожаный хайратник, держащий его длинные волосы. Саламандра великолепно выглядела в черном с золотом спортивном костюме, но по-прежнему упаковала в рюкзак свои свитеры и старую брезентовую ветровку. На полу валялись две пары новых спортивных ботинок, теплые зимние куртки, спальные мешки, палатка.

Гном подтягивал ремни рюкзака, и объяснял слушающему его удивленному китайцу:

- Соня подарила квартиру Печкину, потому что ему было негде жить. С Печкиным и Генералу место найдется, старики друг другу помогут.

Ли слушал, и не верил своим глазам и ушам. В Китае такая квартира - целое сокровище, люди работают всю жизнь, и не всегда могут ее заработать. Но, чтобы подарить, отдать просто так, в подарок - это неслыханно. Недоверие слишком ясно читалось на лице китайца, и Гном продолжал:

- Эти деньги Саламандра не заработала, они не ее. Она их просто нашла. И их надо отдать тому, кому они нужны. Это по правде, так справедливо, - объяснял Гном.

- Мы, хиппи, ничего не имеем. Все, что у нас есть, мы готовы отдать. Нам не жалко делиться и не стыдно просить. Поэтому у нас везде есть друзья. В каждом городе нас примут и дадут переночевать, - добавила Саламандра.

Ли удивленно качал головой. Такое он уже слышал, когда-то давно, может быть от деда…

Ему вспомнились статуи Будды, надписи на стенах старого храма, изображения святых монахов, легенды о бескорыстных и праведных бродячих мудрецах. Он всегда считал, что в реальности это невозможно, может быть, когда-то давно, в Индии, где всегда тепло и хватает плодов… Но в холодной северной стране, где нет вековых традиций учения о карме, воздаянии… Ли наблюдал невозможное. Что-то еще преподнесет ему эта удивительная страна?

И, как бы в подтверждение его мыслей, к Ли подошел Генерал, осторожно неся в руках небольшой сверток:

- Вот, молодой человек, вручаю вам в благодарность за вашу удачу и доброту.

- Почему? - не понял Ли.

- Когда у нас не было денег, вы отдали свои последние сбережения, которые скопили на Родине. Не будь этого, мы не попали бы в тот день туда, где Сонечка нашла деньги. У моего друга не было бы квартиры, он не взял бы меня к себе, и мы сейчас жили бы на улице, - объяснил Генерал.

Он развернул сверток и достал из старой тряпицы твердый темно-коричневый цилиндрический футляр. Футляр был покрыт потрескавшимся лаком и выглядел довольно невзрачно.

- Что это? - не понял Ли.

Генерал сел в кресло, выпрямил спину и значительно обвел глазами присутствующих. Все оставили свои дела и расположились вокруг тесным полукольцом. Генерал прокашлялся и начал свой рассказ:

- Мой отец, Петр Тимофеевич Болдырев, воевал в Манчжурии, дошел до Порт-Артура. Эту вещицу подарил ему его старый боевой товарищ, Кондрат Петрович Збруев. Отец мой был гениальный человек. Японский язык знал, китайский, понимал по-корейски. Работал военным переводчиком, дослужился до полковника. Брат мой, Венеамин, пошел в него. Ну а я иностранных языков не знаю, всю жизнь проработал по части финансовой, да вот голову не уберег. После аварии тяжелое сотрясение мозга, теперь бывает, болею, - Валерий Петрович виновато улыбнулся, - без Николая Семеновича совсем бы пропал.

Генерал передал футляр Ли Шену, китаец вежливо принял его. Соня с Геннадием зачаровано следили за подарком. Ли взял футляр. Неожиданно он ощутил, что донышко очень тяжелое, как будто там лежит камень. Футляр был твердым и теплым на ощупь, крышка легко открылась. Ли вытащил из футляра старый бумажный свиток.

При первом взгляде на бумагу его пробила дрожь. Такую бумагу он видел в глубоком детстве, на старинном веере, который ему показывал дедушка:

- Запомни, внучек, такую бумагу делали еще до династии Мин! Эта бумага очень прочна, она не боится времени. В нее добавлены нити шелка, она неровная, бугристая, но прочная и эластичная - поучал его дед.

Свиток разворачивался. Ли прочел название: “Трактат чистой энергии”, Цзинь Ци Цзин. Каллиграфия была превосходной, вероятно книга была переписана с более древнего первоисточника.

Ли с ужасом понял, что книга, возможно, стоит дороже, чем две таких квартиры в центре Токио. Он заглянул в футляр. На его дне лежало что-то тяжелое. Ли осторожно положил рукопись на стол и перевернул футляр. С его дна выпал тяжелый круглый предмет.

Саламандра присвистнула:

- Ого!

Ли держал в руках ритуальный нефритовый диск “Би”. Маленький круг из белого полупрозрачного камня с ровным отверстием посередине, прохладный на ощупь. Верхняя поверхность диска была гладко отполирована, нижняя покрыта множеством пупырышков. Драгоценный нефрит приятно тяжелил и остужал ладонь.

Не к месту вспомнились чьи-то строфы:

“Изваяна будто

Из яшмы и льда

Что в зной

И прохладу и свежесть дарят…”

Ли понял, что попал в беду.

- Великое начинается с малого. Кто не пренебрегает малым, всегда добьется большего. Умение ждать - признак силы и выдержки! - поучал Белкин своих учеников.

Ученики ровными рядами сидели перед ним. Огромный спортивный зал был полон. Белкин любил перед тренировкой развить какую-нибудь мысль. Он удобно сидел на согнутых ногах, гордясь прямой и правильной осанкой. Он действительно выглядел очень внушительно.

- Мы ждали две недели, и наше терпение вознаграждено, - продолжал он, - Мастер выразил желание нас принять. Завтра мы посетим его с визитом вежливости и договоримся о тренировках, - при этом Белкин строго посмотрел на Игоря Синицина.

Тот вскочил, развернулся лицом к залу и закричал:

- Всем сдать деньги на подарок учителю! После тренировки все подходят ко мне!

Разминку Белкин всегда поручал проводить Синицину. Тот старался, доводил учеников до седьмого пота. Пока ученики прыгали, приседали и отжимались под оглушительные команды сэмпая, Белкин торжественно медитировал, тянулся в суставах. Закончив растяжку, Белкин несколько минут делал цигун, выполняя медленные круговые движения. Когда все были уже достаточно измождены, Белкин кивнул Синицину:

- Достаточно, Игорь. Всем садиться.

- Сергей Лунин! - вызвал Николай Николаевич - прямой удар в корпус!

Белкин знал, что Лунин, по прозвищу “Луна”, великолепно владеет бросками и прекрасно работает на близкой дистанции. Лунин хорошо защищается от длинных ударов руками и ногами. Его слабое место - короткие удары со средней дистанции. Белкин всегда применял против Сергея эту тактику, но в последнее время Лунин начал закрывать и этот пробел.

Бойцы встали друг против друга, поклонились. Белкин уступал в росте, зато был более крепким и плотным. Он показал на Лунине способ атаки. Сергей еще раз поклонился, и нанес длинный прямой удар. Белкин сбил атакующую руку, скользнул вперед - за спину, коротким прямым впечатал Сергею по ребрам. Тот замер на мгновение. Белкин ухватил его за шею и ударил коленом в то же самое место. Сергей сложился пополам.

- Дышать! - крикнул Николай Николаевич.

Лунин кашляющими движениями выгнал из себя последний воздух, сделал неглубокий вдох. Ему показалось, что у него сломано ребро. Он медленно разогнулся.

- С другой руки! - скомандовал Николай Николаевич.

Во взгляде Лунина уже не читалось вызова, и Белкин нанес удар кулаком и коленом помягче.

- Достаточно! - скомандовал он и поклонился Лунину. Тот медленно поклонился в ответ, но разогнуться уже не смог.

Ученики совершили поклон, по-прежнему сидя на коленях.

- Разбиться на пары! Повторить сто раз! - заорал во всю мочь Синицин. Он поклонился Белкину, и подхватил уже готового упасть Сергея. Тот дышал с трудом, но держался хорошо.

- Посижу, все пройдет, - спокойно сказал он.

Ученики вовсю лупили друг друга по ребрам. Демонстрация эффективности приема произвела на них благоприятное впечатление. О школе Белкина всегда шла добрая слава, что здесь не танцами занимаются.

Парнишка, в свою очередь, считал что ему достался откровенно слабый соперник, который не сможет удержать удара в полную силу. Кроме того, в настоящей драке такие мягкие и безвольные движения никогда не приведут к победе. Сам Анатолий, так звали паренька, регулярно ходил на “качалку”, следил за объемом своих мышц. Силушка играла в нем, растекалась по жилочкам, требовала выхода.

Наконец терпение Андрея Михайловича лопнуло, и он попросил паренька:

- Толя, вы не можете бить полегче? Мы все-таки на тренировке, а не в реальном бою.

Толя давно ждал от бородатого интеллигента признания собственной слабости, но после этих слов почувствовал себя королем, и в свою очередь нанес удар, способный проломить стену.

… Андрей Михайлович наносил длинные тренировочные удары руками, уклониться от которых было несложно и ребенку. Он мог за это время провести серию из пяти ударов, но тренировка есть тренировка. Когда он нанес очередной тренировочный удар, на него повеяло дыханием смерти.

Толик нанес сокрушающий контрудар правой. Когда его кулак был уже почти у цели, его восприятие вдруг волшебным образом расширилось. Он двигался как в замедленном кино, как в дурном кошмарном сне. Его противник, только что бывший таким округлым и плавным, вдруг совершенно преобразился.

Толя видел, как его кулак медленно плыл, скользя мимо ребер соперника, а локоть бородатого быстро и неотвратимо пошел назад. Толя краем зрения видел, как локоть входит ему в плечо, но не мог ничего изменить. Его рука продолжала двигаться вперед, а острый локоть противника пробил его мышцы до самой кости. Боль ударила по обнаженным нервам, мягкой тягучей дурнотой наполнила мозг. Перед глазами мелькнула рука. Следующее, что он увидел, был потолок.

… Обычно, когда Андрей Михайлович чувствовал дуновение смерти, он не предпринимал ничего активного. Он переставал. Андрей просто прекращал сдерживать своего “Черного”- ту внутреннюю сущность зверя, которая сидит в каждом человеке. И сейчас Андрей позволил своему “Черному” на мгновение выпрямиться. Глаза Андрея стали пустыми и прозрачными. Через них на противника смотрел безжалостный дух охоты и убийства.

Андрей знал, что если когда-нибудь его “Черный” выпрямится во весь рост, то он, как личность, просто исчезнет. Поэтому в ситуациях таких как эта, он позволял зверю внутри себя только чуть-чуть поднять голову. Этого всегда оказывалось достаточно.

Он видел, как его локоть входит в плечо противнику точно в бороздку между бицепсом и трицепсом. Рука пробила в нерв, атакующий удар прошел мимо. На возврате рука снесла бедного Толика наземь, одновременно ноги делали заднюю подножку.

Андрей продолжал выводить внутреннее усилие, когда противник уже летел вниз. Только когда он шлепнулся на пол, Андрей Михайлович убрал руку, сделал вдох. “Черный” медленно и нехотя убирался внутрь, в нижние энергетические центры, где ему и положено постоянно обитать. Глаза Андрея Михайловича постепенно вновь приобрели мягкое интеллигентное выражение.

- Извини, сам напросился, - он подал Анатолию руку.

Толик покачал головой:

- Дай левую.

Его правая рука висела как плеть. Андрей Михайлович посадил Толю, зашел сзади и стал массировать могучие трапециевидные мышцы, нажимать на точки. Понемногу рука Толика стала вновь обретать чувствительность.

- Прекратить! - закричал Синицин, - всем сесть в спарринг-квадрат!

Начиналась самая интересная часть тренировки — учебные поединки. На этих поединках редко когда обходилось без рассеченных бровей, разбитых носов и губ. Бывали и переломы.

Ученики сели по сторонам большой квадратной площадки.

- Сергей, ты как? - спросил у Лунина Белкин.

- Бок сильно болит. Сегодня не могу, - извинился Сергей.

- Понятно. Первая пара: Кузяев - Петров!

Шен Ван шел с рынка домой. Огромный рюкзак с непроданным товаром он привычно сдал в камеру хранения, его руки наконец были свободны. Было уже совсем темно. Яркий свет фонарей отражался от тысяч искрящихся льдинок, непрерывно падающих с неба. Было тихо и безветренно. Ван сел в трамвай, удобно устроился на мягком сиденье. Снизу его согревал поток горячего воздуха, в окне он видел свое отражение, а за ним - фантастически безлюдный город. Эта поездка успокоила и расслабила его.

Ван с удовольствием сидел на теплом мягком сиденье. Постепенно он расслабился, и наконец заснул. Ему приснился поезд, увозящий его из родного Ченду.

… В большом деревянном вагоне сорок человек новобранцев ехали к своему первому месту службы. Ван сидел в углу и недовольно оглядывал своих товарищей. Большинство из них составляли сильные крестьянские парни, враждебно настроенные к горожанам. Ван боялся конечного пункта поездки - их направляли в Синцзян - район с ужасным климатом. Зимой там не редкость двадцатиградусные морозы, летом стоит страшная жара. Воды не хватает, поэтому люди часто болеют кишечными инфекциями. Ван был не рад, и тогда, когда их вывели из вагонов и погрузили в огромные армейские грузовики. Их везли в Турфанскую котловину - страшное место в пустыне Такла-макан. Недалеко от этого района Китай испытывал свое ядерное оружие. Ван приготовился к худшим дням в своей жизни.

Однако место службы ему понравилось. Их часть располагалась в прекрасном оазисе посреди каменистой пустыни. За зелеными насаждениями ревностно ухаживали, прямо на территории части росли персики, яблони, виноград.

Стояла ранняя весна, все деревья еще были голые, только на черных ветках миндаля вовсю распустились белые и нежно-розовые цветы. Запах цветущих миндальных деревьев проник даже в кузова грузовиков, едва они въехали в оазис. За миндалем готовился расцвести персик, у яблонь и груш тоже набухли бутоны.

- Выходить! - прозвучала отрывистая команда, и для Вана и его товарищей начался ад.

Единственной возможностью отдохнуть были ежедневные политзанятия. Их проводил пожилой подозрительный майор У Чжоу.

- Рядовой Ван, расскажите, что вы знаете о задачах Большого скачка? Перечислите лозунги восстания Осеннего Урожая! - требовал он.

Бойцы были крайне рады возможности отдохнуть от изнурительной муштры, но У Чжоу делал все, чтобы их жизнь не была слишком сладкой. К cвоему глубокому сожалению, все быстро осознали, что политучеба - не отдых. О том, чтобы связываться с политкомиссаром, не могло быть и речи. Все старательно зубрили материалы занятий.

Однажды один молодой уроженец Чунцина позволил себе высказывание о перегибах во время культурной революции. У Чжоу резко осадил его:

- Вы оскорбляете память героев революционного движения! Я знаю, что во время войны с Японией ваша семья вела крупную торговлю. Классовое сознание у Вас осталось на мелкобуржуазном уровне!

Парень побледнел, стал извиняться. Но все уже знали, что он сам подписал себе приговор. В этот же день его вызвали к начальству, и больше его никто не видел. Говорили, что его отправили на атомный полигон. После этого случая Ван внимательно готовился к каждой политбеседе. Он хотел только одного - выжить.

Однажды ему представился благоприятный случай перевестись из своей части. Утром командир объявил, что их полк должен собрать команду из десяти человек, которые будут участвовать в окружных соревнованиях по рукопашному бою.

- Члены команды освобождаются от строевой подготовки, будут тренироваться в спортивном зале, - подчеркнул командир. - Желающие принять участие в отборочных соревнованиях - шаг вперед!

Шаг вперед сделали практически все.

- Я так и думал, - усмехнулся командир полка.

В такой огромной стране, как Китай, многое непонятно даже самим китайцам.

Например, зачем обучать людей математике? Объявите районную математическую олимпиаду, и вы обнаружите двадцать талантливых ребятишек. Поищите в провинции - и найдете сотню математических гениев. Просейте страну - окажется есть три выдающихся ума, не уступающих Энштейну.

Для маленькой страны самородки - настоящее чудо. Для страны с населением в миллиард - закономерность. Точно так готовятся кадры для спорта, науки и искусства. Так же собираются и лучшие бойцы для спецподразделений.

Парадоксально, что именно в Китае тысячелетиями разрабатывались способы обучения традиционным искусствам, позволяющие обучить любого человека, довести его до уровня мастера. До сих пор эти системы практикуются в различных семьях, иногда клубах.

Но на государственном уровне испокон веков работает не система обучения, а система отбора. В средневековой Европе были созданы университеты для воспитания умных и грамотных людей, развития науки. За несколько веков до этого, в Китае тысячи ученых претендовали на посты чиновников, участвуя в государственных экзаменах. С древних времен Китайское государство не готовило, а выбирало кадры. И сейчас, лучшие тренеры в Китае - это люди, способные определить будущего чемпиона среди других одаренных. Тренировать слабых, не гениальных - для Китая пустая трата времени.

Ван размышлял над этим парадоксом, и в принципе соглашался, что каждый должен иметь свой шанс. Это справедливо. Его не волновало, что ему придется за неделю провести сотню поединков. Он считал себя достаточно сильным, чтобы пробиться в состав команды, и он был готов на все, лишь бы уехать из этого гиблого места.

Отборочные соревнования начались на следующий день. Правила были просты - соперник должен быть нокаутирован или признать свое поражение. Бойцы выступали раздетыми до пояса, в брюках и ботинках.

Маленький стадион был расцвечен красными флагами, из репродукторов звучали торжественные марши. С трибуны к солдатам обратился с торжественным словом командир полка, за ним политкомиссар, после них долго говорил ветеран партии, участник войны с Японией. Он напомнил о героических традициях Народно-освободительной армии Китая, пожелал всем успехов в предстоящих соревнованиях. Был исполнен Государственный Гимн. Командиры рассадили своих людей на скамейки стадиона. Через мегафон были названы бойцы первой пары.

Все солдаты с замиранием сердца смотрели на тех, кому довелось первыми выйти на место для состязания. Ван знал, что очень многое зависит от первого боя. Если поединок пройдет спокойно, значит и другие обойдутся без серьезных травм. Но если кровь прольется в первом же бою… Ван старался об этом даже не думать.

На площадку вышли два тощих, наголо стриженых паренька. Они начали неумело бить друг друга ногами. Через минуту схватка была прервана:

- За нерешительность и робость оба бойца дисквалифицируются! В первой паре победителей нет! - сообщил судья.

Ван начал понимать систему. Жалость и осторожность здесь не в почете. Он нашел глазами парнишку из города Лоян, с которым успел немного сдружиться. Тот выразительно посмотрел на него и грустно покачал головой. Парнишка неплохо знал Шаолиньское ушу, его звали Ма Шенфун. Ван огляделся вокруг. В их взводе было несколько сильных парней, но никто из них систематически не занимался боевыми искусствами. Кроме Ма, в роте было только два ушуиста и один борец шуайцзяо. Борьба шуайцзяо не особенно популярна, ей больше увлекались в прошлом веке, во времена династии Цинь. Особенно хорошо борются маньчжуры, монголы и другие кочевые народы.

Во второй паре вышли худощавый паренек с севера и плотный низкорослый крепыш из Гуанчжоу. Коротышка, похоже, когда-то занимался южным Шаолинем. Паренек с севера шустро прыгал вокруг более опытного противника, часто и высоко дрыгал ногами. Политкомиссар смотрел на него очень одобрительно. Внезапно южанин приблизился и резко пробил серию прямых ударов руками. Паренек отскочил с некоторым опозданием, его левая рука висела как плеть. Он попрыгал еще немного и окончательно выдохся. Южанин спокойно подошел к нему и сильно ударил в грудь. Паренек рухнул на колени, хватая ртом воздух, а затем упал лицом на пыльную землю.

- Поединок закончен чистой победой! - провозгласил судья.

Пара за парой выходили на пыльную арену. Солнце поднялось уже высоко и нещадно палило. На небе не было ни облачка. Начальство сидело под навесом, который не особенно защищал от жары, солдаты жарились на прямом солнцепеке.

- Ван Шен - Ли Гуань! - провозгласил судья.

Ван с первого взгляда понял, что его противник не боец. Паренек перегрелся, страдал от жажды, его глаза были мутными. Ван почувствовал жалость и решил закончить все как можно быстрее. По сигналу к началу схватки он мгновенно приблизился и сильно врезал сопернику ботинком по голени. Паренек беззвучно упал. Боясь, как бы его не дисквалифицировали за нерешительность и робость, Ван положил паренька на живот, и вывернул ему руку, стараясь не повредить сустав. Он взглянул на политкомиссара. Похоже, У Чжоу был недоволен - слишком быстро закончился поединок.

- Чистой победой победил Ван Шен! -провозгласил судья.

Ван довольный вернулся на свое место. Ма радостно приветствовал его. Ван слегка улыбнулся в ответ.

Неожиданно погода изменилась. Поднялся ветер, понес пыль из пустыни. Небо потемнело. Старослужащие солдаты говорили, что пыль радиоактивна, и Ван этому верил. У всех в гарнизоне постоянно кружилась голова, все мелкие ранки нагнаивались и подолгу не заживали.

После нескольких поединков новичков на площадку вышел монгольский богатырь Турган. Он смотрел на своего противника с мрачным, как грозовое небо, выражением лица. Против него вышел высокий боец из Пекина, хорошо владеющий приемами незамысловатой уличной драки. Монгол шел особой походкой борца, его растопыренные руки и подпрыгивающие движения придавали ему сходство с большой птицей. Обычно, полные люди смотрятся достаточно комично, но монгол смеха не вызывал. Его массивное тело колыхалось, вызывая чувство первобытного ужаса.

- Низко опущены руки, - пронеслось в голове у Шена, - пропустит удар в лицо!

В подтверждение его мысли, пекинец резко вмазал по широкому лицу монгола.

У всех видевших это, вырвался испуганный звук. Пекинец, похоже, отбил себе кулак.

Широкое, как лопата, лицо монгола даже не покачнулось. Он по-прежнему неторопливо шел на своего противника. Его взгляд был темен. Пекинец сделал несколько ложных замахов, а затем резко ударил ногой. Турган поймал его на этом движении. Он мгновенно двинулся навстречу, сблизился и обхватил соперника за пояс. Несколько мгновений он смотрел пекинцу в глаза, и в его взгляде не было жалости. Огромными руками он сильно сдавил ребра своему противнику, тот побагровел лицом, глаза полезли на лоб. Монгол несколько секунд впитывал через узкие зрачки глаз его боль, а потом дважды сильно ударил головой в лицо. Полилась кровь. Турган подсел, оторвал от земли бесчувственное тело, и сильно потянул его на себя.

- Бросок прогибом! - пронеслось по рядам.

Тело пекинца медленно-медленно летело через голову батыра. Монгол мягко упал в пыль. Его соперник упал на голову, как соломенная кукла. Судья сделал знак двум фельдшерам, дежурившим наготове с носилками.

Когда пекинца несли, тот уже не подавал признаков жизни.

Монгол вопросительно смотрел на У Чжоу. Политкомиссар выпрямился и начал медленно хлопать в ладоши.

- Вот такие бойцы прославят наш полк! - прокричал он. Бойцы подавлено молчали. У Чжоу, продолжая хлопать, посмотрел на командира полка и ближайших офицеров. Те тоже стали приветствовать победу Тургана, но их обветренные лица, с обтянутыми сухой кожей широкими скулами, хранили каменно-спокойное выражение.

Ван еще дважды выходил в этот день на площадку. Сначала он завалил одного крепкого паренька, и, не причинив ему боли, удержал на удушающем приеме…

… К середине дня солнце основательно напекло ему голову. Перед глазами плыли цветные круги, мелькали какие-то тени, в ушах стоял то звон, то глухая ватная тишина. Ван щурился, глядя на залитое светом пространство, его сознание перестало четко воспринимать происходящее, отдельные картины поединков мелькали перед ним, как в тяжелом сне.

… Его друг Ма Шенфун бился против худого и злобного тибетца. В Тибете вообще нет слабых бойцов, а этот был просто прекрасен. Похоже, горец в своих монастырях выучил все болевые точки на теле человека. Ма еле успевал уворачиваться от серий молниеносных ударов. При жаре в тридцать девять градусов долго держать такой темп было невозможно. И Ма, и меднолицый сын горного Тибета начали уставать. Ван закричал изо всех сил:

- Давай Ма, не подводи!

Тот даже не улыбнулся в ответ. Тибетец начал пытаться захватить руку, готовил болевой прием. Ма отскочил, замотал головой, с криком выдохнул воздух. Он сел в низкую стойку, быстро замахал руками, зашипел, как змея. Со стороны казалось, что он начал одиночное показательное выступление.

- С ума сошел!

- Последние силы истратит! - заговорили бойцы.

Между тем Ма напряг все туловище, прыгнул, и мгновенно оказался на расстоянии удара локтем от горца. Тот растерялся и пропустил целую серию ударов руками в корпус. Последний удар ладонью Ма выполнил в глубокой стойке наездника, отбросив противника на пять шагов. Стадион взорвался ликующими овациями. Ма набросился на противника, как тигр. Его четкие резкие удары взрывались на теле тибетца. Сначала тот успевал подставлять руки, затем начал все чаще и чаще пропускать. Наконец Ма провел серию ударов, метя в плечевые суставы, и сумел выключить обе руки соперника. Заключительный удар в корпус потряс горца и сбил его с ног. Ма победил. Стадион ликовал. Политкомиссар одобрительно улыбнулся…

…Третьим противником Вана был молодой китаец, практикующий спортивное направление ушу. Он принял несколько заученных поз, попытался атаковать рукой и ногой. Ван уклонялся, затем сильно ударил ногой по голени. От боли молодой человек замер без движения, из его глаз брызнули слезы. Но он не сдавался и не просил пощады.

Солнце мешало Вану разглядеть соперника, перед глазами плясали цветные пятна и темные круги. Превозмогая слабость, Ван вгляделся в его лицо. Парнишка еле дышал от боли. Учитель поучал Вана, что боец должен прыгать вперед на три шага, пока его соперник моргает. Когда парнишка моргнул, Ван прыгнул вперед и повторно нанес удар в то же место. Паренек побледнел и сел на землю, не опуская взгляда.

Ван прислушался. Весь стадион, замерев, смотрел на него. Ван слышал как дышат бойцы, как поскрипывают ботинки политкомиссара. И еще он слышал, как шумит, шуршит песок, гонимый раскаленным южным ветром. Ветром пустыни. Ветром смерти.

Давай, кончай! - прошептал парнишка, опуская глаза…

… У Чжоу внимательно следил за ходом поединков. Он знал многое, что было неизвестно даже в штабе полка. К бойцам предъявляются очень специфические требования. От них требуется не только спортивное и боевое мастерство, но и жесткость, если надо - жестокость. У Чжоу вспоминал беседу с окружным комиссаром на весенних занятиях по переподготовке.

- Китай стоит на пороге серьезных перемен, - говорил в доверительном разговоре окружной комиссар. - Если государство не сможет стабилизировать рост населения, то могут начаться повсеместные волнения, бунты, возможна даже гражданская война. Особые трудности ждут нас в связи с реформированием экономики. В ходе реформ неизбежно возникнут взрывоопасные ситуации, начнется передел власти, усилятся сепаратистские настроения. Шанхайские кланы и так уже крепко теснят старого Дэн Сяопина. Наши военные руководители тоже не прочь оттеснить старых партийцев и выйти в новую элиту.

- Неужели опять гражданская война?- спросил тогда изумленный У Чжоу.

- Есть возможность провести реформы, контролируя ситуацию. Для подавления возможных бунтов и хаоса государство пойдет на крайне жесткие меры. Возможно использование армии против населения, - пояснил окружной комиссар.

- Стрелять в свой народ? - У Чжоу был ошеломлен.

- Лучше уничтожить тысячу безумцев, но спасти миллионы. Если в Китае начнется новая гражданская война, страна будет разорвана на сотни кусков и снова превратится в колонию развитых капиталистических стран.

- Какая моя задача? - У Чжоу был готов на все ради спасения Родины.

- Может быть, удастся и не стрелять в народ. Партия разработала секретный план. Его детали держатся в тайне, но на первом этапе необходимо отобрать из молодого призыва лучших бойцов рукопашного боя. Особые требования - безжалостность к врагам, твердые нервы и преданность партии. Вы тоже будете участвовать в отборе. Помните, нам не нужны мягкотелые интеллигенты и скрытые антикоммунисты. Вы должны тщательно отсеивать всех ненадежных, - и комиссар пожал руку У Чжоу, давая понять, что беседа закончена.

Поэтому полковой политкомиссар сделал так, чтобы первый этап отбора был максимально жестким, даже жестоким. Ему было отчаянно жаль молодых пареньков, но интересы Родины требовали от него максимальной твердости.

Он смотрел, не шевелясь, как молодые ребята избивают и уродуют друг друга, и ни один мускул на лице не выдавал его сердечную боль.

Он смотрел на прекрасного бойца Ван Шена. Его происхождение очень и очень сомнительно. И отец, и мать - учителя, выходцы из мелкобуржуазной среды. Сможет ли он быть жестоким?

Тем временем Шен Ван стоял над поверженным противником

- Добивать или не добивать? - пронеслось в его мозгу. Он физически чувствовал на себе взгляды товарищей, и тех, кто побеждал, и тех, кто уже проиграл. Он знал что на него смотрят судья и комиссар.

И в этот миг он вспомнил, как давным-давно учитель рассказывал ему легенду про точки милосердного отключения.

- Умирай! - негромко шепнул он пареньку.

Тот встрепенулся, понял, что от него требуется.

Ван быстро провел над ухом паренька, изобразил, что с усилием нажимает на некие точки. Паренек вздрогнул, как будто его ударило током, и вытянулся на земле, закрыв глаза.

- Молодец! - шепнул Ван, и сделал поклон в сторону трибуны.

Солдаты восхищенно зааплодировали.

У Чжоу видел, что перед ним разыграли спектакль, но, не подавая вида, присоединился к аплодисментам.

”Надо будет серьезно поговорить с этим молодым человеком” - решил он.

На следующий день были объявлены участники полуфинала. Второй круг соревнований должен был проводился в спортивном зале. Вместо ожидаемых двухсот претендентов, собралось только сорок бойцов, - остальные отказались от участия в соревнованиях.

У Чжоу сам бегал с ними по пустыне, помогал советом, подбадривал отставщих. Он мог помочь бойцу понести часть снаряжения, поделиться водой. На коротких привалах он говорил бойцам простые и правильные вещи, рассказывал что Родина у них у всех одна, и это самая прекрасная страна в мире.

- Рядовой Турган, какие народности живут в Китайской народной республике? - спросил однажды он.

Отряд отдыхал неподалеку от части в тени огромного тутового дерева. Источник с ледяной водой журчал между его корней, вода собиралась в маленьком каменном бассейне.

- Ханьцы, монголы, тибетцы, - начал и остановился Турган. Он забавно морщил широкое мясистое лицо, стараясь вспомнить еще.

- Ну, вокруг нас, - подсказывал ему У Чжоу.

- Уйгуры, джунгары, дунгане.

- Правильно, а кто поможет Тургану? - комиссар посмотрел на бойцов.

- Чжуань, корейцы, ма, хуэй, мао, ли, - наперебой заговорили бойцы.

- Правильно - говорил комиссар, а всех и не перечислишь.

И он объяснял, что только вместе народы могут жить спокойно и счастливо, но враги готовы сделать все, чтобы развалить на части их великую Родину. У Чжоу намекал, что им выпала особая честь, а лучшие из них будут своей грудью защищать весь народ великого Китая от подлых и коварных врагов.

Ли Шен даже не знал, что Саламандра с Гномом сообщили о нем московским ушуистам. В один прекрасный день на квартиру Печкина явился весь цвет школы Сычуань. Андрей Михайлович преподнес Шену подарок - огромную деревянную братину с ковшиками, расписанную под хохлому. Братина изображала плывущего лебедя, ковшики были сделаны в виде маленьких утят.

Цветовая гамма, схожая с пылающим пламенем костра, напугала и потрясла Шена. Он стоял посреди коридора, держа пылающего лебедя в руках, и не знал, что с ним делать. Меж тем в дверь заходили все новые и новые ушуисты. Печкин с Болдыревым едва удерживались от желания где-нибудь спрятаться, но Саламандра быстро упростила положение.

- Еще подарки есть? - спросила она, забирая у обомлевшего китайца огромную братину, строго посмотрела на вошедших, - ноги вытирайте, проходите, садитесь как бог даст.

Сергей Лунин смотрел на мастера и поражался. Господин Беггинс производил довольно забавное впечатление. Сергей был почти уверен, что как боец, этот китаец ничего не стоит. И ему было неприятно смотреть, как унижено и подобострастно ведут себя Николай Николаевич и Андрей Михайлович.

Сергей потерял всякий интерес к беседе и вышел на кухню. У него сильно болело ребро. Он взялся за бок. Боль прошила ребра, сбила дыхание, горячей волной ушла в голову.

- Болит? - на его плечо легла тонкая легкая рука. За его спиной стояла Саламандра.

- Болит, - признался Сергей, - мы вроде, знакомы?

- Саламандра, для друзей Сонечка, - представилась девушка.

- Сергей, учусь на биофаке МГУ, ушу вот дозанимался - улыбнулся Сергей.

- Не бойся, сейчас посмотрим, что там у тебя, - Соня быстро и умело начала стягивать с Лунина свитер.

- Ты что, медсестра?

- Представь, угадал. Только бывшая, - сказала Соня. - Синяк какой огромный! Жить будешь, но одно ребро все-таки сломано. Необходимо тугое бинтование, - деловито сообщила она, разрывая вдоль большое кухонное полотенце.

В дверях появился Гном.

- Оказываем помощь? Кто это тебя так? - поинтересовался он.

- Пустяки, обычная тренировка, - гордо выпрямился Сергей, - а вы что, хиппи?

- Разве незаметно? - важно произнес Гном. - Вот вы конечно не совсем совки, все-таки ушу занимаетесь, но ваша жизнь течет по программе. А у нас - сплошные путешествия, встречи, приключения.

- И зимой путешествуете? - удивился Лунин.

- Конечно, вот новый год будем в Ялте встречать!

- Саламандра задорно посмотрела на Сергея:

- Что, ушуист, слабо с нами?

Лунин попробовал вздохнуть поглубже, не смог. Он внимательно посмотрел на девушку, потом выпрямился и слегка ударил себя в грудь:

- Не слабо!

Гном с Саламандрой закатились смехом.

- Хорошо, ушуист, давай! Но потом смотри не передумай! Встречаемся в пятницу на Арбате, у стены Цоя, с двенадцати до часу дня. Будем ждать!

Московский государственный университет - заведение с вековыми традициями. Обучение в нем всегда было элитарным и высококачественным. Дело даже не в том, что там преподают какие-то необычные знания, нет. Скорее всего, сам отбор лучших из лучших, и высокий престиж университетского образования заставляют студентов заниматься до галлюцинаций. Стимул закончить университет крайне высок, и преподаватели пользуются этим, накачивая студентов знаниями под завязку. Обоюдное стремление к максимуму делает чудеса.

Возможно, поэтому матушка-Россия дает миру треть всех научных изобретений и открытий.

К сожалению, сверхнагрузки часто доводят студентов до переутомления. Обычно начальство сквозь пальцы смотрит на желающих немного отдохнуть. Вот и теперь, когда отличный студент Сергей Лунин принес липовую справку от травматолога, что у него сломано ребро, и требуется лечение в институте травматологии, декан понятливо улыбнулся:

Ну и сколько собрался лечиться, дорогой?

- На год хочу в академический отпуск.

- Со здоровьем не шутят! - декан усмехнулся. Он-то знал, что студенты мастера на любые выходки, лишь бы добиться своего. - Ну что ж, так и быть! Чего только люди не придумают, лишь бы зимнюю сессию не сдавать, - пробормотал он.

Он подписал заявление, протянул его Сергею.

- Ну, будь здоров, студент! - Декан крепко пожал Лунину руку, сильно потряс. От боли тот снова сложился пополам.

Когда дверь за студентом закрылась, декан задумчиво поправил очки, прошелся по комнате:

- Дас-с, натурально! Красиво играет. - Декан налил себе рюмочку коньяку. - А может и правда у него перелом? - Декан сделал маленький глоток.

- Нет, черт возьми, ну очень натурально! Эта гримаса боли, эта мимика, очень, очень похоже! - он глотнул еще, засмеялся, вспомнив, как ему в юности сломали пару ребер в пьяной драке.

- Черт, я тогда вздохнуть толком не мог, а этот ну явно играет! Все-таки мы в его годы гораздо, гораздо круче были!

А теперь мы снова вернемся к нашему хорошему знакомому Ван Шену, чтобы узнать, как продвигаются его дела на вещевом рынке.

Дело в том, что постоянный переход рынка из рук в руки сильно осложнял работу майору Дубинину. Формально на каждого мафиози, которых ему в обилии доставляли с рынка, было совершено разбойное нападение. Каждый такой случай требует тщательного расследования и поисков виновного. Майор решил наконец выяснить, кто же выбивает одного за другим сборщиков дани? Если дело пойдет таким темпом и дальше, то кто же будет деньги с торгашей собирать? Не самому же майору по лоткам идти!

У Дубинина была зацепка. Отключенных бандитов к нему постоянно привозил один мелкий китаец, его-то и требуется разыскать. Рассуждая таким образом, он двигался по рядам, внимательно вглядываясь в желтые азиатские рожи.

А с другого конца рынка, собирая дань, продвигалась группа бандитов под руководством Блинова. Блинов тоже хотел разобраться, кто тут глушит парней из их группировки. Судьбе было угодно, чтобы люди Блинова первыми подошли к лавке Ван Шена.

Ван как раз задумался о превратностях кармы. Вместо того, чтобы разыскивать драгоценную книгу, он вынужден заниматься мелкооптовой торговлей. И, самое интересное, этот путь приведет его к книге гораздо быстрее, чем активные поиски. В естественном течении событий заложен большой божественный смысл, так вершиться воля неба. Ван размышлял о том, что воля неба слишком долго задерживает его на рынке, когда в его закуток вошли четверо.

Блинов смотрел, как его люди вошли в тесный закуток, завешенный дешевыми синтетическими коврами. Внутри лавки послышался шум, поднялась какая-то возня, затем все стихло. В течении минуты из лавки никто не выходил. Блинов почуял недоброе. Он сделал страшное выражение лица, поглубже натянул на брови короткую вязаную шапку, напряг могучие грудные мышцы. Исполнившись решимости конкретно со всем разобраться, он смело вошел внутрь.

Блинов несколько секунд с недоумением смотрел на маленького шустрого китайца, складывающего у стенки его бесчувственных подчиненных. Блинов понял, что случай не рядовой. Он вспомнил, как в таких случаях вел себя его шеф, громко прокашлялся и начал:

- Так, в натуре, я чего-то не понял!

Китаец спокойно прошел за прилавок, стал улыбаться и кланяться:

- Позалуйста, оцень холоший товар, оцень холошо!

Блинов сделал угрожающее выражение лица, как делал в таких случаях его шеф, и придвинулся ближе к китайцу.

Тот похоже, испугался, улыбка сошла с его лица. В этот миг на плечо бандита легла тяжелая рука.

- Отойди-ка! - мимо Блинова с трудом протиснулся огромный майор. Дубинин, а это был он, подошел к прилавку и резко ударил по металлическому столу резиновой дубинкой.

- Все, узкоглазый, доигрался! Собирайся с вещами, пойдешь со мной!

Ван грустно молчал.

- Так, в натуре, что за базар! - начал Блинов, стоя за спиной огромного милиционера.

Майор, не отвечая, развернулся и хлестко ударил Блинова резиновой дубинкой по голове.

- Тебя забыли спросить, - зло бросил он.

Милиционер привычно опустил глаза, как делал всегда, следя за падением тела. Его взгляд уперся в огромные ботинки, уверенно стоящие на земле. Тело не падало.

Блинов чуть не подавился своим диролом, когда милиционер треснул его по башке.

- Видимо, мент не рассмотрел цепь! - догадался он. - Еще и шмальнет сдуру с “макарова”!

Толстыми пальцами Блинов рванул ворот на груди. Показалась добротная, тяжелая цепь. Шеф снял ее с одного замоченного кавказца и лично подарил Блинову.

Когда Дубинин увидел, как здоровый бандит рвет на груди рубаху, ему стало плохо. Колени противно задрожали. Он изловчился и ударил его по голове сверху вниз.

Удар получился неважный. Дубинка слегка задела голову по касательной, сильно рванув ухо. Блинов вообще офигел.

- У мента плохо со зрением, - решил он, и показал ему свои пальцы, унизанные перстнями.

- Очки носить надо, балда! Не видишь, на кого наезжаешь! - он пошире растопырил пальцы и двинулся на майора. Шеф так всегда действовал в пиковых ситуациях.

Дубинин решил, что ему конец. Страшный монстр шел на него, протягивая пальцы к глазам.

- Это не человек, это терминатор какой-то, - решил майор. Он уперся задом в железный стол. Глаза майора наполнились ужасом, рука скребла по замерзшей на морозе кобуре, сердце бешено билось, готовое выскочить из груди.

В этот момент майор почувствовал легкую дружескую руку у себя на плече. Ван похлопал его и мягко направил в сторону, оставаясь один на один с Блиновым.

- Так это, я сам. Сверху нельзя, там кость! - объяснял он остолбеневшему майору тонкости своей работы.

Блинов не успел понять, что происходит, как китаец быстро влез на стол, убрал в сторону майора, и оценивающе посмотрел на него сверху вниз.

Та-ак … - протянул Блинов, в тот же миг китаец схватил его за вытянутые руки, и прыгнул вниз на свою сторону прилавка.

Блинов поскользнулся, потерял равновесие и с размаху приложился лицом об железный стол.

Майор начал понимать, почему у всех потерпевших было такое азиатское выражение лица.

Ван придержал терминатора левой рукой за голову, и показал на линию основания черепа:

- Так это, только сюда! - а затем резко ударил в это место ребром правой ладони.

Майор потрясенно молчал.

Ван быстро расстегнул цепочку на шее Блинова, масляной тряпочкой снял перстни с рук. Золотишко посыпалось под прилавок, в мятую картонную коробку из-под обуви. Затем он перепрыгнул через Блинова и привалил его к лежащим соратникам.

- Когда очнется, помнить ничего не будет! - успокоил Ван милиционера.

Он вновь прошел за прилавок, поднял на стол коробку с золотом.

- Сегодня хорошая выручка, почти полкило! - радовался он.

- Так, узкоглазый, дай-ка это мне! - и Дубинин протянул свои руки над прилавком…

… Ван попрощался с Сунь Цзинем, старостой общежития, и попросил его присылать в деканат кого-нибудь из китайцев для здачи экзаменов.

- Не волнуйтесь старший брат Ван! Я лично буду приходить вместо Вас. Оставьте свою зачетку, мы временно поменяем фотографию. Хоть я и учусь на юриста, но в данном случае преступление невелико, - и Сунь Цзинь негромко засмеялся. - За такие деньги я даже обязуюсь получить пятерки по всем предметам!

Друзья не теряли много времени на прощание, и уже через двадцать минут Ван Шен покинул общежитие института Стали и Сплавов.

Ван шел по узкой тропинке, протоптанной в глубоком грязном снегу. На улице было почти темно. Проходя под фонарем, Ван спиной почувствовал на себе чей-то взгляд. Он, не оборачиваясь, заспешил во тьму. Ван знал, кто смотрит ему в спину.

У темного окна на четвертом этаже стоял Сато Ешинака. Он только что сделал последнюю глубокую затяжку из длинной самодельной сигареты. Наркотический дым проник ему глубоко в легкие, зрачки сузились, холодный взгляд остановился на спине маленького китайца. Тот шел, смешно взмахивая руками, нелепый в своей огромной пуховой куртке. Сато не смеялся, он знал, что эта комичность маскирует опытного агента, опасного врага Великой Японии.

Еще месяц назад Сато получил известия из Японии.

Савабэ Городзаэмон, шаман и жрец религии Синто, передал описания нескольких человек, которые могут завладеть попавшей в Россию бесценной реликвией. Шаман увидел этих людей во время транса. Сато вполне доверял этим сведениям Городзаэмона, тем более, что один из предполагаемых хранителей уже объявился. Приметы китайца полностью соответствовали описанию.

Когда Ван скрылся из виду, длинноволосый японец собрался и пошел на улицу. Он позвонил из телефона-автомата и сказал несколько слов по-японски. Их смысл сводился к следующему:

- Один из хранителей уезжает. При нем ничего нет.

Майор Дубинин очнулся очень быстро. Он сумел вовремя оценить ситуацию и принял единственное верное решение - задержал всех. Он вел к выходу с рынка четырех травмированных рэкетиров, Блинова, двух нервных кавказцев и худого индуса с огромными выразительными глазами, похожими на глаза дикой лани. Пройдя несколько рядов, Дубинин вызвал подкрепление и передал приметы еще одного подозреваемого - китайца.

На рынке началась облава. Милиционеры задерживали китайских бизнесменов из Пекина, Шеньяна, Шанхая, из южных и восточных провинций. Хватали заодно северных и отечественных корейцев, вьетнамцев, монголов и киргизов. Пришлось задержать даже трех японских судентов, питающих к китайцам чувство расового превосходства.

Посаженные в один автобус с другими азиатами, сыны страны Восходящего Солнца гордо держались в стороне от стонущей и причитающей азиатской братии. Студенты были активными членами секты Аум Синрике и считали свой арест испытанием на пути достижения окончательного просветления. В большом армейском грузовике в центре внимания оказался гость из великой Южной Кореи. Южный кореец был миссионером евангелистской церкви, проповедующей о грядущем конце света. И во время ареста, и в кузове огромного грузовика, он пламенно прорицал грядущий день страшного суда.

- Кайтесь, ибо Судный день близок! - возвещал он на неплохом английском, но мало кто мог его здесь понять.

Рынок бурлил. Вперед и назад метались милиционеры, торговцы, покупатели. Для мелких воришек и карманников настал час жатвы. Уборочная страда не прерывалась.

- День год кормит! - бросил пожилой профессионал молодому ученику, прижимая очередную жертву в коробочку. Карманники виртуозно работали пальцами, резали куртки, сумки, зажимали несчастных в искусственные давки.

В одной такой давке Блинов упал на колени и пополз между рядами. Наручники сильно мешали ему передвигаться. Наконец он выпрямился, надвинул поглубже шапку и взял в руки картонную коробку с мусором. Наручников под картонкой почти не было видно. С этой коробкой Блинов и направился к одному из выходов.

- Документы! - коротко бросил ему милиционер с автоматом в руках.

Блинов попробовал прикинуть, будет ли милиционер стрелять из автомата в густой толпе, и решил, что будет.

- Вот! - Блинов протянул руки с коробкой.

- Мусор выносишь? - догадался автоматчик.

- Ага, - Блинов был немногословен.

- Смотри, у тебя синяк под глазом и ухо в крови! - милиционер был вообще-то добрый малый.

- Да уж, - тяжело вздохнул Блинов.

- Да брось ты мусор, нашел время коробки таскать.

- Сам хочу, да не могу, - признался Блинов.

Милиционер смотрел в спину удаляющемуся Блинову и думал, что есть еще в стране трудовые люди, не все пошли в воры и торгаши, ведь надо кому-то и мусор выносить.

После прохода по рынку милиционеры решили заодно проверить порядок в близлежащем вьетнамском общежитии. Задача осложнялась тем, что почти никто не знал, кого, собственно им следует искать. У вьетнамцев они задержали негра, живущего на чердаке, семью беженцев из Таджикистана, попались несколько вьетнамцев без надлежащих документов.

Негр плакал и кричал на неизвестных языках. Беспаспортные вьетнамцы прятались среди своих легальных сородичей и ждали, когда те смогут передать им свои документы. Милиционеры удивлялись, как много среди вьетнамцев Вонгов, Тханей и Нгуэнов. ( По одному паспорту перед ними проходили по три-четыре человека, часто разного пола и возраста. )

Наконец весь подозрительный Индокитай свезли в отделение милиции. Чтобы поместить всех узкоглазых, пришлось выпустить десяток алкоголиков, трех бандитов, проститутку и даже лидера Зулусских сепаратистов. Лидер попался на валютных махинациях, но все отрицал, изображал незнание русского языка, а по-зулусски в отделении никто не говорил. ( До задержания зулус пять лет проучился в университете Патриса Лулумбы и порядки знал. )

Когда Дубинин увидел всю эту орду, он понял, что искомого китайца ему уже не найти.

- Отпускайте их всех! - махнул он рукой. - Оставьте только тех, кого я привел. Кстати, где тот огромный жлоб ?

Блинов шел по улице с коробкой в руках. У него не было денег, документов, даже жетона на телефонный разговор.

В такой ситуации он оказался впервые. В метро он боялся даже сунуться, садиться в автобус ему тоже не очень-то хотелось. Ноги занесли его в безлюдные районы свалок и пустырей. На одном таком пустыре он увидел старый бетонный забор с выведенным черной краской словом “Автосервис”. Блинов почувствовал, что здесь явно заправляют такие же, как и он сам, братки…

Молодой автослесарь Павлуша смотрел на глупого братка, который приперся к нему в наручниках. Павлуша не любил бандитов, но считался с ними, как с неизбежной данностью. Его крыша как раз только что привезла ворованные запчасти, снятые с угнанных автомашин. Местная братва сидела в своем джипе и скучала в ожидании так называемой работы. Паша решил посмотреть, как они отреагируют на чужака. Он сбегал к ним и вернулся к Блинову.

- Я не могу, сейчас хозяин сам тобой займется.

- Мужики, помогите, век помнить буду! - клялся измученный Блинов.

- Одевай шлем, сваркой работать будем, - сообщил ему авторитетного вида мужик.

Блинов позволил надеть на себя большой и неудобный сварочный шлем. Раздался какой-то лязг, рев двигателя, и неведомая сила потащила Блинова за руки. Он упал, прокатился по ступенькам, затем по улице.

Компания в джипе хохотала. Блинов летел, пристегнутый крепкой стальной цепью к их машине. Джип вылетел на пустырь. Блинов мчался по льду и снегу, что-то крича в своем космическом шлеме. Его мотало и больно било об лед. Толстые мышцы смягчали удары, но ему все равно было очень нелегко. Человек более слабого телосложения уже давно бы отдал богу душу. Иногда бандиты слегка притормаживали, и Блинов вставал на ноги, пытался бежать. Компания умирала от хохота, глядя, как он бежит, ничего не видя в дурацком шлеме. Затем машина прибавляла газу, и Блинов потешно валился наземь.

Наконец человек на цепи перестал бороться. Джип торжественно въехал в ворота Автосервиса, красиво развернулся у входа в небольшой бетонный сарай. Тело на цепи веером пролетело по льду, ударилось о стену, и замерло в подозрительной неподвижности. Мужики вылезли из машины, отцепили бесчувственного Блинова.

- Садись, выпей с нами! - тормошили они его.

Блинов с трудом понимал, что происходит.

- Нашего приятеля по ящику показывают! - закричал Павлуша.

И действительно, диктор читал:

- Разыскивается особо опасный преступник Николай Блинов. Всех, кто имеет сведения о нем, просим позвонить нам по телефонам…

На экране показывали его паспорт с фотографией. Блинов понял, что самое страшное еще впереди. Ему в руки сунули банку с пивом. Машинально он выпил ее в три глотка.

Бандиты меж тем объяснили Блинову, что ему еще повезло. Рынок опять поменял хозяев, группировка Блинова почти вся арестована, а его шефа, по слухам, пришили какие-то кавказцы.

- Так что тебе, браток, деваться некуда! - радовались они.

Блинов подавлено молчал. В его руках оказалась новая банка. Блинов опустошил и ее. К своему ужасу, он осознал, что его мозг кристально чист - в таком состоянии его не взял бы и коньяк.

- Позвольте позвонить, мужики! - взмолился он.

- Один звонок! - кто-то сунул ему мобильник.

Дрожащими руками Николай набрал номер Шефа. Когда он услышал его характерное “алло”, он едва не умер от радости.

- Шеф, у вас все в порядке? - на всякий случай осведомился он.

- Пока да. Ты знаешь, у меня сейчас в гостях Хасан, брат Ахмета, я еще тебе как-то его цепочку подарил. Так вот, Хасан ту цепочку хочет вернуть назад, - ровным голосом сообщил Шеф.

- А еще я с тебя хачу голову снять, казел! - раздался в трубке голос с характерным кавказским акцентом.

- Ребята, шеф не может приехать, - сказал Блинов, передавая выключенную трубку, - у него гости.

Бандиты залились радостным ржанием.

- Ничего, мы не звери какие-нибудь, - сообщил авторитетный, - распилим твои наручники.

- Паша, измерь товарища!

Появился Павлуша со складным метром, развернул его и направился к Блинову. Николая затрясло крупной дрожью.

Паша приставил метр к его запястью и измерил длину рук.

- Крупный экземпляр! - одобрительно загудели бандиты.

Паша зажал наручники в тиски и перепилил их ножовкой.

- Постой-постой, - загудели бандиты, - ты куда собрался идти?

- Ребята, отпустите, пошутили и хватит! - взмолился Блинов.

- Так куда же ты пойдешь, дорогой? - сказал один из бандитов, - тебя же и милиция ищет, и, похоже, Хасан!

- На дно где-нибудь залягу, отпустите, ребята!

- Ему на самолет нужно! - рассудил авторитетный, - Паша, неси сюда самолет!

Появился Паша с длинной металлической трубой. На концах трубы болтались два болта с гайками.

- Ну, давай на самолет! - два дюжих мордоворота подняли Блинова и вытянули ему руки. Затем в рукава куртки была просунута длинная труба, болтами привинтили обрезки наручников. Руки Блинова растопырились, он не мог их не согнуть, не опустить. Со стороны он и вправду походил на небольшой такой самолет.

- Дайте-ка трубочку! - авторитет поставил мобильник на автодозвон. - Але, Хасана хочу! Тут у нас Коля Блинов был, мы его провожали на самолет. Нет, Хасан, уже нельзя. Раньше не могли, сами только что по телевизору увидали. Будешь через двадцать минут? Лады! До скорого!

Авторитет повернулся к обмершему Блинову:

- Ну, лети! Не задерживаем.

Мы вынуждены временно оставить Николая Блинова в этом критическом положении, но пришло время рассказать о том, что произошло с Ван Шеном, когда он покинул студенческое общежитие.

Ван спокойно и уверенно шел в хорошо известный ему ювелирный магазин. Ему пришлось отстоять порядочную очередь в отдел скупки ювелирных изделий, но его терпение было вознаграждено. Приемщица приняла весь без исключения товар, составила все необходимые документы.

- Когда можно приходить за деньгами? - поинтересовался Ван Шен.

- Через месяц, может быть позже. Товар не ходовой!

Ван и сам знал, что товар не ходовой. В последнее время рынок цепей и перстней насытился, бандиты не покупали их, а просто снимали с убитых коллег по профессии. Так цепи переходили от одного бандита к другому, повторялись обычаи раннего средневековья, бытовавшие до эпохи широкого развития товарно-денежных отношений.

Ван сунул квитанции в карман, и обнаружил там толстую цепь, которую он случайно забыл сдать. Цепь принадлежала тому огромному детине, которого Ван завалил после четырех более хилых рэкетиров. Ван шагнул было к очереди, но какая-то сила резко остановила его. Он еще раз взглянул на безвкусно сделанную тяжелую вещь. Похоже, что карма этого предмета утащила в ад не один десяток жизней. Ван вспомнил глаза того громилы. Этот взгляд…

Он сунул цепь обратно в карман, и решительно отошел от очереди в сдачу.

- Попробуем, может быть удастся помочь, - задумчиво промолвил он.

Цепь, о которой он вспомнил всего минуту назад, сильно оттягивала карман, уверенно заявляя о своем существовании. Она была действительно очень тяжела.

Ван отоварил в кассе свои чеки за товар, сданный ранее. Пересчитывая деньги, он столкнулся с пожилым человеком. Ван хорошо его знал, тот тоже часто сдавал печатки и цепочки, но в гораздо меньших количествах.

- Сегодня у Вас рекорд! - дружелюбно улыбнулся старик.

- Да, был хороший день, - согласился Ван.

- А я все больше работаю по ночам, - признался пожилой человек, - если не секрет, а Вы где работаете?

- Теперь уже не секрет, - признался Ван, - на рынке.

- Постоянное место! Очень, очень разумно. А у меня годы уже не те, все больше экспромтом, по ларькам . . .

- Надо как-то жить, - понимающе согласился Ван, - но этот бизнес заканчивается.

- Я и сам чувствую, а как Вы думаете, какие перспективы сейчас у органического синтеза? - Пожилой человек вопросительно посмотрел в глаза Вану, сощурив в морщинках умное лицо.

Ван несколько секунд осмысливал вопрос, затем вздрогнул и крайне сухим тоном отрезал:

- Не советую Вам заниматься наркотиками.

- Как Вы могли такое подумать, молодой человек! Разве можно даже думать о таком! Дело в том, что я действительно хорошо разбираюсь в химии…

- Приятно было познакомиться! - пожилой человек тоже пошел к выходу, слегка опираясь на палочку. В дверях он поднял воротник повыше и решительно вышел на улицу. На улице начинался мороз. Небо было безоблачным, короткий зимний вечер переходил в ночь. Уже почти стемнело, хотя на часах было всего пять часов вечера.

Ван сел в метро, поехал наугад, пересел на кольцевую линию. На станции Комсомольская сотни людей выходили к трем большим железнодорожным вокзалам. Шен пропустил Комсомольскую, вышел на Курской. С Курского вокзала уходили поезда южного направления. Шен спокойно подошел к кассам, но очередь не занимал. Он искал подходящих попутчиков, и они не заставили себя ждать.

К кассам подошли два молодых парня и девушка, одетые по-походному, с большими спортивными рюкзаками. Шен быстро пристроился за ними. Когда пришла его очередь, он повторил услышанные слова.

- Плацкарт, Симферополь, на ближайший.

Когда кассир стала уточнять номер вагона и места, Шен попросил:

- Если можно, вместе с теми ребятами.

Блинов бежал по ночным московским улицам. Тяжелая труба мешала ему, сообщая телу непривычную инерцию. Николай с трудом вписывался в повороты, скользил на скользком снегу. Редкие прохожие в ужасе шарахались от него, все-таки у Николая была косая сажень в плечах. Бандиты с ума сходили от смеха. Они освещали Николая фарами, сигналили, врубали музыку на всю мощь своих динамиков. Николай поклялся, что если останется в живых, никогда не будет иметь дела с такими людьми. Он горько жалел о том что бросил институт, связался с Шефом, занимался вымогательством. Ему вспомнились пророческие слова китайского мастера, про позор и бесславную кончину, если он не сумеет вернуться назад, начать все сначала.

Вспомнив это, он развернулся и побежал назад. Пока джип разворачивался, Николай сумел пробежать несколько десятков метров и свернуть в тихий маленький двор. Он сел в детскую песочницу, пошевелил затекшими руками, отдышался, оценивая свое положение.

Положение было более, чем плохим. Положение было просто хреновым. Пальцы замерзли и сильно болели, все тело было сплошной раной. Блинов больше всего боялся внутреннего кровотечения, что это такое, он знал по Афгану. Он попытался разобраться в своих ощущениях - тело было как деревянное, болело везде. Но организм, похоже, еще мог бороться. Он подышал поглубже - воздух проходил, голова почти не кружилась.

Один глаз заплыл, ухо было залито кровью. Он прислушался, пытаясь разобраться, какой шум идет с улицы, а какой - изнутри ушибленной головы. Мотор джипа ревел где-то неподалеку - бандиты искали удобную дорогу. Николай еще раз глубоко вздохнул, и почувствовал, что какая-то тяжесть перестала сдавливать горло, шея распрямилась, стальная труба стала меньше давить на плечи. Он вздохнул и поразился - дышать стало гораздо легче, как будто с груди сняли тяжелый груз.

Недалеко прозвучал гудок, по рельсам прогрохотал поезд.

Николай приободрился. По рельсам джип не пройдет. Блинов поспешил в сторону железной дороги. Через несколько минут он скатился прямо на пути. Идти по рельсам было не очень легко, Блинов спотыкался, скользил, но продвигался все дальше и дальше, прочь от опасного места. Вдалеке показалась станция Бескудники. Николай замедлил шаг. Так он попадет прямым ходом в милицию. Надо замаскироваться, но как? Ответ пришел неожиданно. Николай увидел на обочине старенький сарайчик. Фасад сарайчика украшал плакат “Москва - город-герой”.

Блинов неуклюже отодрал высоко приколоченный плакат. Для этого ему потребовалось бросить себе под ноги несколько деревянных шпал, лежавших аккуратной кучкой поблизости. Держа в руках огромный плакат, Блинов быстро пошел в сторону платформы. Издалека он выглядел уже гораздо менее нелепо. Когда ему навстречу начали попадаться прохожие, Николай уверенно прокладывал себе дорогу:

- Па-астаранись!

Самое интересное, что занятые собой люди не очень-то и оглядывались на верзилу с большим плакатом в руках. Блинов сел в первую электричку, идущую в сторону области.

Электричка шла в сторону Дмитрова. Блинов хотел отъехать как можно дальше от Москвы, но что-то подсказывало ему, что выходить нужно пораньше. Выпитое пиво давало о себе знать.

… Николай стоял в холодном тамбуре и кончиками пальцев пытался открутить непослушный болт. Как назло, в вагоне ехали всего три поздних пассажира. Беспробудным сном спал старый алкоголик, бомж кимарил в теплом углу, и хулиганистый подросток возвращался с какой-то московской тусовки. Блинов долго бился в пустом промерзшем тамбуре и наконец не выдержал.

- Эй, малый, - пойди сюда! - крикнул он подростку.

- Что, дяденька? - опасливо откликнулся тот.

- Хочешь куртку кожаную? - Блинов был готов на все.

- Ну, - подросток подошел поближе.

- У меня и денег много, и доллары есть! - торопливо врал Блинов.

Подросток подошел еще ближе, и в этот момент железная рука схватила его за горло.

- Отвинчивай гайки, не отвинтишь, - задушу! - зловеще зарычал Блинов, прижимая испуганного парня в угол.

- Понял, базара нет, - пацан спокойно отвинтил одну гайку, затем вторую, помог Блинову вытащить трубу.

- Ты куртку обещал, - спокойно напомнил он.

- Снимай, я руки не могу поднять, - бросил Николай.

- Куда едешь? - заинтересовался паренек.

- Не твое дело, кому про меня заикнешься, считай без куртки остался, - на всякий случай подстраховался Блинов.

- Через остановку выходи, в деревне кузнец живет, поможет браслеты снять. А ты мужик ничего, не вредный, я таких уважаю! - парнишка быстро скрылся в соседнем вагоне. Лязгнули двери, и Блинов остался один.

Он решил последовать совету парнишки, и вылез через одну остановку. Выйдя из вагона, он первым делом расстегнул ширинку и направился к краю платформы. Могучая струя вспенила слежавшийся снег. И тут Блинов снова почувствовал холод.

В это время Ван Шен ехал в плацкартном вагоне вместе с компанией Саламандры. Кроме них, в огромном вагоне было всего три пассажира.

Ван сумел подружиться с Сергеем и Гномом, за интересной беседой незаметно летели километры. Друзья купили пива и соленую рыбку, дело пошло на лад. Орел порадовал вареной картошечкой, обваленной в зеленом укропчике, Гном купил пакетик соленых огурчиков, Ван пирожки с картошкой. Русская еда пришлась Вану по сердцу. В Белгороде взяли еще пива, веселье шло по нарастающей. Пели русские песни, Ван подпевал. Затем китайца упросили спеть по-китайски. Ван задумался:

- Я спою вам старинную песню о любви, - сообщил он, и запел народную песню о том, что скорее горы рассыплются, высохнут реки, и среди ночи ярко засветит солнце, прежде чем из сердца исчезнет любовь.

Он пел громко, красиво выводя невероятную для русского уха мелодию. Друзья зачарованно молчали. Кайф поломал вошедший в вагон представитель украинской таможни.

- Попрошу документы!

В паспорте китайца не оказалось украинской визы.

- Выходи с вещами из вагона! - обрадовался таможенник.

- Странно, на русской границе нас даже не проверяли, - попытался качать права Гном.

- Граница утверждена две недели тому назад! - провозгласил таможенник, - ну пошли, что стоишь, - бросил он Вану.

Сергей попытался убедить сурового представителя закона, что это дело требует особого подхода, так как данный китаец - студент, приехавший поступать в институт в России, но переутомился, изучая русский язык, а теперь срочно нуждается в лечении.

- Помочь могут только специалисты из Крымского института Магарач! - авторитетно добавил он.

- Мне до того дела нет! - не уступал таможенник.

Все понимали, что таможенник сопротивляется только для того, чтобы повысить цену, и тянули время до отхода поезда. Наконец Саламандра обратилась к украинскому дядьке:

- Я визами не торгую! - громко заявил таможенник, и добавил вполголоса, - пятьдесят, и никакого торга.

Саламандра сунула ему в руку шуршащую бумажку.

- Я так и думала.

- До свидания. Здоровеньки булы! - и таможенник испарился за дверью вагона.

Когда украинская граница осталась позади, друзья вздохнули гораздо свободней. За окнами поезда под ослепительными лучами солнца искрился снег.

- Когда будем в Симферополе? - спросил у товарищей Сергей.

- Выехали вечером, поздно вечером и приедем, - беззаботно откликнулся Гном.

- Приедем утром. Поезд не скорый, везде стоит, на таможне вот два часа простояли, - поправила его Саламандра.

- Ну что, Ваня, чем в Крыму будешь заниматься? - подначил китайца Гном.

- Не знаю, в море хочу искупаться, - Ван сам не знал, говорит он правду, или шутит. Сергей вопросительно посмотрел на Саламандру.

- Ван, ты знаешь, мне очень нравятся китайцы, - томно сказала она, пристально глядя ему в глаза.

- А мне очень нравятся русские девушки, - китаец не отвел взгляда, - а еще девушки народности Тай.

- Везет нам на китайцев! - рассмеялся Гном. - Сначала господин Беггинс, а теперь еще Ван. Может, возьмем с собой?

- Неплохая идея, - быстро подхватил Сергей, - давай с нами!

Ван был очень доволен. Его план удался.

- Я буду счастлив! - просто сказал он.

Саламандра была очень довольна. Ван ей понравился, кроме того, особое чутье говорило ей, что с Ваном не пропадешь.

Это чутье Саламандра развила в бесконечных путешествиях по стране. Есть обычные люди, есть хорошие, плохие, надежные, и такие, на кого нельзя положиться. А еще есть люди, с которыми спокойно. Если Вы оказались с таким человеком без денег в незнакомой стране - он найдет деньги. Если все рушиться - вокруг него ничего не обвалится. Если с ним вас взяли в плен людоеды - отпустят, да еще и надарят подарков.

Саламандра с первого взгляда определила, что Ван может сухим выйти из-под дождя. До сих пор она считала, что такие люди крайне редки, и самый лучший такой человек - она сама. Но чутье подсказывало ей, что Ван не хуже.

- Ван, а как же ты с нами пойдешь? У тебя и рюкзака нет, - протянула она.

Ван улыбнулся, расстегнул свою сумку, выкинул из нее скомканную одежду. На дне сумки лежали плитки туристического коврика, а под ними - крутой станковый рюкзак. Из другой сумки Ван достал большой пуховый спальник.

- Я сплю рядом с Ваней! - захлопала в ладоши Саламандра.

- А что же нам остается? - притворно вздохнул Гном, обращаясь к Сергею, - Только это, - и он откупорил еще одну бутылочку пива.

Лунин кивнул, и начал раскладывать на газетке картошечку, порезал хлеб и огурчик.

Между тем в Москве Ли Шен пил чай с Болдыревым и Печкиным. Он привязался к старикам, но считал более неудобным жить с ними. Печкин некоторое время удерживал его, затем махнул рукой.

- Ну и живи у своих ушуистов! Как надоест - милости просим к нам.

- Спасибо, - вежливо благодарил Ли.

В назначенное время за ним пришли Андрей Михайлович и Александр Фионин. Ли попрощался со стариками и отправился навстречу новым приключениям.

… В тот исторический день главная секция школы “Сычуань” была полна народу. Ждали великого китайского мастера. Среди учеников из уст в уста ходили истории о том, как мастер один справился с двумя шайками бандитов в ресторане, как помог омоновцам без выстрела захватить кучу бандитов в Сандунах. Ученики готовились встретится с настоящим чудом, живой легендой.

За пять минут до начала тренировки было объявлено общее построение, ученики вышли в зал. В раздевалку вошел мастер с руководством школы.

- Кто доставал форму для мастера? - Белкин держал в руках кимоно и японские церемониальные штаны - хакама.

- Игорь Синицин покупал, говорил, что еле нашел, - оправдывались ученики.

- Джё ши жибень да! (Это японское!) - недоумевал Шен.

- Белкин стал объяснять, что это дарится мастеру в знак превосходства китайского кунфу над японским бусидо. Ли ничего не понимал.

Белкин начал терять терпение.

- Господин Шен, но Вы же приехали преподавать Син И Цюань! - не выдержал он.

Ли долго терпел, но на этот раз разозлился. Он схватил кимоно и хакама, размахнулся и со всех сил бросил их на пол. Сделав первое движение, он уже не мог сразу остановиться, и с наслаждением попинал одежду ногами.

- У, как японское не любит! - загудели видевшие это ученики.

- Синицина - убью, - пообещал белый от злости Белкин.

Ли выскочил из раздевалки, как вихрь влетел в зал, сметая зазевавшихся со своего пути. Увидев более сотни выстроившихся в безмолвном почтении учеников, он замер от неожиданности.

- Все эти люди действительно хотят научиться китайскому ушу, а я так их подвел! - подумал он.

Ли больше не хотел лжи. Он успокоился, ровно выпрямился, глубоко вздохнул, и опустился перед залом на колени…

… Учитель действительно оказался фантастическим. Как и писалось в трактатах по Син И, он произвел дуновение ветра, внезапно ворвавшись в зал. Всех стоящих у него на пути отбросило, как взрывной волной.

- Ничего себе вошел, каков же он в бою! - с мистическим ужасом подумали ученики.

- Ворвался как вихрь!

- Не хотел бы я оказаться у него на пути! - пронеслось в зале.

Мастер уставился на толпу, как будто у него с глаз слетела повязка. Стоящие в передних рядах вспотели от ужаса. Мастер смотрел на них с какой-то странной жалостью, будто видел перед собой всю их жизнь, и боялся за их будущее.

Мастер сел перед ними, как всегда садился в таких случаях и Белкин.

- Садиться! - как-то особенно негромко скомандовал Синицин.

( Белкин украдкой показал ему свой кулак и состроил страшное лицо ).

- Ученики бесшумно сели, неподвижно глядя на мастера.

- Во Пу Ши Син И Чуэнь Шифу! (Я не являюсь наставником Син И! ) - громко и протяжно произнес он.

После этих слов мастер согнулся и громко ударил лбом по деревянному полу. Звук этого удара проник в каждое сердце. Мастер встал, и твердой походкой направился к выходу.

Зал недоуменно молчал.

Николай Николаевич выпрямился, сидя на коленях. Его глаза сверкали.

- Учитель! Дал! Нам! Мантру! - громко возвестил он, и сверкнул глазами в сторону Синицина.

- Повторить сто раз! Начали! - громко заорал тот.

- Во Пу Ши Син И Чуэнь Шифу! - нестройно подхватили сто мощных глоток, а затем раздался дружный удар в пол. Здание содрогнулось.

Есть какая-то закономерность, что чем меньше ученик понимает истинную сущность упражнения, тем сильнее и старательнее он выполняет его внешнюю, силовую часть. В России это качество особо гипертрофировано. Между выполнением и пониманием часто лежит пропасть. Это рождает такие чудовищные виды тренировок, что приходят в ужас не только изнеженные пятитысячелетней утонченной цивилизацией китайцы, но даже суровые потомки японских самураев.

В былые годы случалось, что безобидное разминочное упражнение, вроде скручивания спины, перешагнув Амур, становилось похожим на жестокое самоистязание, граничащее с попыткой самоубийства.

В случае с неудачным поклоном Ли Шена все произошло именно так. И по сей день бывшие ученики школы “Сычуань” славятся своим чудовищным ударом головой, натренированным путем произнесения какой-то особой мантры. Слова той мантры уже давно забылись, но осталось несколько посвященных, помнящих часть той великой мудрости, и они под страшным секретом передают желающим известные только им слова.

Если Вы хотите узнать, что стало с Ли дальше, и как продолжилось его знакомство с клубом ушу “Сычуань”, то Вам придется потерпеть, так как в следующей главе пойдет речь немного о другом.

Поезд медленно катил по просторам Украины. За окном мелькали занесенные снегом домики, заборы, убогие станционные строения. Ван смотрел на редкие огоньки, огромные пустые поля, изредка освещаемые призрачным лунным светом. Темное небо было затянуто тяжелыми снеговыми тучами, скрывавшими звездный свет. Ван смотрел в окно, и не мог поверить, что столько свободного пространства может быть не заселено людьми. В Китае, насколько хватает глаз - поля, дороги, и деревня на деревне, люди живут практически везде.

Хотя есть, конечно и пустынные места. Горные леса южных провинций, ледяные плоскогорья Тибета, да выжженные солнцем пустыни восточных районов. В этих местах людей мало, но только потому, что жить там просто нельзя. Только военные части, беглые преступники, контрабандисты да небольшие группки местных жителей, не испорченных цивилизацией, могут встретиться там.

Ван вспомнил, как в первый раз столкнулся с туземцами в горах Нань-лин, недалеко от границы с Лаосом. Тогда он думал, что туземцы живут в каменном веке, ничего не зная о внешнем мире. Со временем ом понял, что они знают куда больше, чем самые просвещенные граждане Китая. Их вожди контролируют выращивание и сбор мака, поставки оружия в Камбоджу и Лаос, лично знакомы со многими нынешними руководителями Китая.

Но, прежде чем попасть в Нань-лин, пришлось пройти немало жестоких испытаний. Ван вспомнил второй тур соревнований, в которых он участвовал в учебной части. Начальство проводило их в гарнизонном спортивном зале, на чистом деревянном полу. Конечно, это было лучше, чем пыльная земля стадиона, - начальство позаботилось о снижении травматизма. Был отдан приказ снять ботинки и брюки, всем выдали спортивные трусы необъятных размеров. Судья объявил, что по глазам и трусам бить нельзя. Эта новость сильно обрадовала новичков и борцов, опасавшихся коварных ударов в пах, мастера ушу восприняли ее спокойно.

В первом же поединке Вану достался очень сильный соперник, прекрасно владеющий техникой южного Шаолиня. Ван не мог позволить себе роскошь вымотать его, и был вынужден пойти на суровый обмен ударами. Оба бойца мгновенно покрылись потом, шлепки от ударов звенели в воздухе. Ван не обращал внимание на удары ногами по корпусу, он берег свои колени и голову. Добраться до уязвимых мест на туловище противника не было никакой возможности, его окружал мелькающий фейерверк защит и ударов. Ван берег силы для решающей атаки. Благоприятный случай скоро представился.

Его соперник нанес заметный и не очень быстрый удар ногой. Не защищаясь, Ван всадил в эту ногу сразу три сильнейших удара, отскочил, а затем ударил своей ногой по опорной ноге противника. Тот зашатался. У Вана было огромное искушение свалить противника подсечкой, но не хотелось рисковать в борьбе на полу. Боец нетвердым шагом двинулся вперед, и Ван ударил его пяткой в самую толстую часть передней мышцы бедра. Тот потерял контроль, сосредоточив все свои силы на том, чтобы не упасть. Ван сбил его руки в сторону, проскочил за спину и взял на удушение. Соперник не мог как следует упереться в пол отбитыми ногами, осел на колени и сдался. Ван дружески похлопал его по плечу, и пошел на свое место, где его ждал Ма.

- Мин Чин - Ма Шенфун! - провозгласил судья.

Ма встал и пошел…

… Поединки шли один за другим, не принося ничего неожиданного. Более опытные и тренированные проходили вперед, оставляя позади тех, кто рассчитывал на рост и физическую силу. Скоро Ван понял, что соревнования вообще не были нужны. Достаточно было опросить солдат, кто и сколько занимался боевыми искусствами, а затем среди них выбрать лучших. Эти мысли подтверждались в каждом проходящем поединке.

В середине дня произошел страшный и неприятный случай, поразивший даже видавшего всякое судью, опытного профессионала боевого искусства.

Богатырь Турган долго не мог захватить юркого подвижного корейца по фамилии Ким. Кореец прыгал перед ним и постоянно попадал ногами в живот и по голове. Турган озверел, стал бестолково кидаться, пару раз хватал корейца за руки, но тот снова бил его ногами, легко вырываясь из захватов. Потные руки Тургана скользили, захваты срывались, а драться ногами он не умел. Зал смеялся и улюлюкал, наблюдая как неуклюжий монгол пытается схватить ловкого прыгучего корейца. Турган ревел как бык, красный от злости носился за противником по всей площадке, получая все новые и новые удары.

Наконец, корейцу надоела вся эта волокита, и он нанес несколько мощных ударов в корпус. Турган задохнулся, потерял дыхание. Ким подошел ближе и со всех сил нанес крюк в голову.

Монгол ушел нырком, его соперник провернулся, показав спину. Турган сцапал его и притянул к себе. Он держал его, а когда восстановил дыхание, начал медленно перемещать свой захват все выше и выше. Кореец испугался, стал бить ногами по стопам Тургану. Турган не обращал на это никакого внимания. Он пропустил руки под мышками соперника, его могучие кисти добрались до шеи. Турган потянул голову корейца вниз. Тот не смог устоять, его спина стала сгибаться, давление на шею все росло. Ким беспорядочно бил пятками Тургану по ногам, но ужас уже сковал его действия, лишил силы и способности вызывать боль.

Турган упирался подбородком в спину соперника, сгибал его все сильнее и сильнее. Когда на худой спине стали отчетливо видны позвонки и натянувшиеся между ними связки, Турган неожиданно укусил соперника за выступающий шейный позвонок. Полилась кровь. Кореец завизжал тонким протяжным голосом. Турган бросил его, тот упал на пол и заплакал. У Вана волосы встали дыбом.

Судья в недоумении смотрел то на окровавленный рот Тургана, то на У Чжоу. Тот знаком подозвал его к себе, они некоторое время совещались.

- Боец Ким проявил умение и мастерство, но к сожалению, проиграл! - объявил судья, - чистой победой победил Турган! - добавил он, повернувшись к монголу спиной.

Ночью Турган встал и незаметно выскользнул из казармы. Он прокрался к высокому тутовому дереву и перекинул через его толстый сук металлический тросик. Он тяжело вскарабкался на сук, одел тросик себе на шею.

Внезапно темнота взорвалась вспышкой осветительной ракеты, к Тургану бросились несколько офицеров. Монгол вздрогнул, затянул узел, грузно и неловко свалился вниз.

У Чжоу в последний момент перерубил тросик, ударив пожарным топориком по дереву. Монгол упал наземь с петлей на шее. Он плакал и катался по земле до тех пор, пока политкомиссар не ударил его по голове обушком топора.

Дальнейшая судьба Тургана была неизвестна бойцам подразделения. Только много лет спустя, очутившись в большом монгольском монастыре, Ван встретил ламу, отличавшегося огромным ростом. Это был его старый знакомый Турган. Он прошел госпиталь, штрафбат, психбольницу. В результате всех этих потрясений Турган стал глубоко верующим буддистом. Дальнейшая его судьба была определена. После нескольких лет учебы в одном из монастырей Тибета, он стал священником.

Ван лежал на верхней полке, смотрел в ночной мрак, а затем его наконец сморил сон. Холодный зимний ветер пробивался сквозь многочисленные щели окна. Ван укрыл голову шерстяным одеялом и заснул.

Васичкин прожил у Маши целых три дня, прежде чем вспомнил о службе. Любовь сыграла с ним опасную шутку. Маша тоже три дня не выходила на работу, наслаждаясь первым в своей жизни мужчиной.

Они долго лежали неподвижно, затем Маша села на край постели. Васичкин перевернулся, ногами отшвырнул одеяло, и сел рядом с ней.

- Боюсь. Меня небось уже и с работы уволили, - призналась она.

- А мне, думаешь, медаль готовят? - невесело пошутил Васичкин.

- Что делать будем, лейтенант?

- Первое - сбор информации. Второе - оценка ситуации. Третье - составление реального плана действий, - отчеканил Васичкин. - Ты звонишь мне, я - тебе.

Васичкин набрал номер и передал Маше трубку.

- Это моя матушка. Скажи ей, что ты моя знакомая. Ее зовут Клавдия Тихоновна.

- Алло, можно поговорить с Клавдией Тихоновной? - Маша немного нервничала перед своей будущей свекровью.

- А кто ее спрашивает? - мама Васичкина была очень подозрительна.

- Включила запись разговора! - шепнул Васичкин Маше.

- Это его знакомая, я только что приехала из другого города. А вы не подскажете, где сейчас Игорь?

- Игорь пропал во время боевой операции, - мама сдерживала рыдания, - говорят, его взяли в заложники. Вы что, телевизор не смотрите?

- Включай телевизор! - крикнула Маша, бросив трубку.

Через двадцать минут в новостях передали, что в деле пропавшего лейтенанта Васичкина наметились перемены к лучшему.

- Бандиты пытались выйти на связь с матерью нашего боевого товарища! - вещал с телеэкрана незнакомый Игорю пожилой майор из штабных. - Мы со всей ответственностью заявляем, что освобождение нашего товарища, которого мы все хорошо знали … величайшим долгом … первостепенной важности … приняты все меры … - бубнил стандартные фразы штабист.

- Бойцы готовы на все ради спасения своего командира, - комментировала репортаж ведущая - сексапильная брюнетка в строгом деловом костюме.

- Они сообщили нам, что как только будет получена нужная информация, бандитов уже ничто … справедливый гнев … любимый командир … - девушка продолжала щебетать, а на экране показали быстрый видеоряд с кадрами штурма Сандуновских бань, тренировки десантников Рязанского училища ВДВ, спецназ Кантемировской дивизии.

- Надо же, как они меня любят! - растрогался Васичкин.

- Да, - Маша смерила Игоря взглядом - придется тебя спасать.

Брать свою машину Маша не решилась - ее видели в день штурма Сандунов. Поэтому она предложила воспользоваться машиной, отбитой у преступников.

- А где мы преступников возьмем? - не понял Васичкин.

Маша посмотрела на него с легким презрением.

- Глаза разуем и найдем. Чтобы в наше время бандитов искать, нужно вместо головы каску иметь.

Васичкин тихо обиделся.

- Ну и куда пойдем?

- Да есть тут одни. За ними у меня числится должок.

Когда Васичкин с Машей подошли к грязному забору с огромной надписью “Автосервис”, уже смеркалось.

- Спросишь у них, куда дели машину мерседес черного цвета, которую видели въезжающей к ним за забор 1 декабря этого года. Представься лейтенантом милиции, и врать не придется. - Маша пропустила Васичкина вперед, а сама осталась ждать у ворот.

Когда внутри раздались крики и звуки ударов, Маша вытащила из сумки автомат, и прокралась внутрь. Васичкина били, окружив плотным кольцом.

- Ну держитесь, суки! - Маша дала очередь по джипу, нескольким легковушкам, потом саданула поверх голов. Бандиты сломя голову ринулись в разные стороны.

- Игорек, вызывай помощь! - она кинула телефон лейтенанту.

Тот поймал, стал быстро набирать номер. Маша достреливала патроны по автохозяйству. Что-то уже хорошо горело, один автомобиль взорвался, двор наполнился черным дымом. Маша перевернула крутого, обнаружила за ремнем пистолет.

- Возьмем его! - бросила она лейтенанту.

Паша очень не любил бандитов, но считался с ними как с данностью. Милицию Паша не любил еще сильнее, и воспринимал человека в форме как вызов, и глубокое личное оскорбление.

Поэтому, когда чокнутый лейтенантик начал наводить справки о машине, на которой Паша лично перебил номера аж две недели назад, ситуация стала однозначной.

- У них спроси, - Павел махнул рукой в сторону братвы, а сам побежал докладывать авторитету. Авторитет хотел было уладить все миром, но Паша преподнес ситуацию в самом невыгодном для него свете.

- Кто говорит, у вас главный? Козлом тебя называл, говорил, что имел тебя в виду, - громко жаловался Павлуша, подобострастно заглядывая ему в глаза.

Авторитет оглянулся, и потемнел лицом. Свои стояли рядом и слышали все.

- Ладно, погулял. - Авторитет забрал из ящика стола пистолет, бумажник, пару фотографий, рассовал по карманам.

- Пошли! - коротко бросил он, направляясь в сторону милиционера.

Когда милиционера начали бить, Паша очень обрадовался.

- Все, теперь этой крыше конец, - думал он, - пока новая крыша приедет, пока они во всем разберутся, я тут хорошие бабки наварю.

Но, когда вместо двух десятков омоновцев во двор влетела какая-то баба с автоматом, Паша очень огорчился. Он огорчился еще больше, когда на воздух взлетели новые тачки, приготовленные к перепродаже. Когда он увидел, что вся братва разбежалась, у него созрело решение.

Паша рванул к большому сейфу, стоящему в помещении “офиса”. Конструкция была старая, он сам несколько раз чинил замок. В сейфе лежал общак с выручкой за последние два месяца. Паша быстро вскрыл сейф, сложил в сумку денежки.

Все, пусть сами тут работают, мне надоело! - он огромными прыжками помчался к выходу.

Маша быстро обшарила карманы крутого, достала бумажник, фотографии. Тот зашевелился, со стоном открыл глаза.

- Лежать! - Маша сунула ствол ему в лицо. Тот повернулся, куснул снег.

Хромая, подошел Васичкин. Увидев крутого, он, не удержавшись, пнул его пару раз ногой.

- У, сука! Все ребра мне пересчитали!

Авторитет молчал.

- Взгляни, - Маша передала Васичкину фотографии.

Увидев красивое женское лицо и мордашки троих малышей, Васичкин пришел в себя, успокоился.

- Твои? - Он сел на снег рядом с крутым.

- Мои.

- На. Двигай отсюда побыстрей. Мы в расчете.

- Удачи вам! - Авторитет сунул фотографии в карман и нетвердой походкой пошел к воротам. Издалека уже доносилось завывание милицейских сирен. В воротах крутой остановился, подмигнул Васичкину, и послал Маше воздушный поцелуй. Он вышел наружу и исчез в ночи.

Маша с Васичкиным стояли на коленях посреди разгромленного двора, освещенного пылающими машинами. Маша обнимала Васичкина, по-прежнему держа в одной руке автомат. Ее возлюбленный был с пистолетом и радиотелефоном в руках. В таком виде они и были сняты камерами оперативной съемки и вездесущим тележурналистом Корниловым.

- Как Вам удалось спастись? - энергичный Вертокрылов подскочил как раз к моменту окончания длинного и очень нежного поцелуя.

- Нас спасла любовь, - просто ответила Маша. Услышав эти слова, миллионы телезрителей вытерли обильные счастливые слезы, и радостно проглотили двойной рекламный блок.

Увы, ровно через месяц Маша призналась Васичкину, что эту фразу она подготовила заранее, когда составляла общий план операции.

Так закончилась история Автосервиса. Уже через неделю за бетонным забором действовал подпольный цех по производству минеральной воды, благо водопровод совершенно не пострадал при взрыве.

Дальнейшая судьба Паши нам неизвестна. Но, по слухам, он сейчас нелегально живет в Америке. Украденных денег ему хватило на два месяца жизни в грязной пятиэтажке Бруклина. Теперь он работает в гараже у итало-американских бандитов, перебивает номера у ворованных машин, форсирует двигатели, разбирает украденные автомобили на запчасти - словом, честно зарабатывает свой хлеб.

Но вернемся опять к событиям в Москве. На следующий день после разгона банды в “Автосервисе” телевизор сообщил народу о чудесном освобождении Васичкина.

- При освобождении лейтенанту помогала Маша Снежина, сотрудник службы безопасности отделения фирмы Мерседес, - сообщал репортер, начиная интервью с руководителем отделения этой фирмы.

- Не совсем так, - поправил его фирмач, - госпожа Снежина теперь является не просто сотрудником, а одним из руководителей нашей службы безопасности, в данный момент она отправляется в свадебное путешествие за счет фирмы.

- Таким образом, тщательно подготовленная и спланированная лучшими специалистами операция благополучно завершена! - подвел итог популярный журналист Вертокрылов.

Мама Васичкина растрогано смотрела на своего сына и его невесту. Маша ей нравилось. Она плакала от радости, глядя на счастливую пару, но какое-то непонятное чувство тревожило ее. Наконец она вспомнила.

- Игорек, может быть, это не к месту, но незадолго до твоего освобождения тебе звонила какая-то знакомая, - и мама внимательно посмотрела Маше в лицо.

- Забудь об этом! - и Игорь подарил своей прекрасной возлюбленной долгий и сладостный поцелуй.

На следующий день Васичкин с Машей уже летели в самолете на теплые и ласковые острова в Индийском океане.

… Васичкин никогда раньше не отдыхал за границей. Океан поразил его. Игорь был потрясен. Огромная, осязаемая стихия, колыбель жизни, ласково качала его на своих волнах, позволяла проникнуть внутрь, в таинственную глубину. Васичкин прекрасно нырял, он мог подолгу оставаться без воздуха, наслаждаясь красотой подводного мира. Маша ныряла не хуже, и они очень любили любоваться зрелищем своих молодых тел, плывущих в голубой невесомости. Золотые лучи солнца веером прошивали толщу воды, освещая их гладкую кожу, едва тронутую загаром.

Качаясь в бирюзовой бездне, Васичкин получил наконец возможность почувствовать себя свободно в трехмерном пространстве, границы его восприятия невероятно расширились. Океан качал влюбленных на своих волнах, пел им извечные песни, рассказывал о тайнах, сокрытых в своих глубинах…

Жизнь на берегу, в противоположность морской стихии, вызвала у обоих легкое отвращение.

Большинство отдыхающих тупо сидели в шезлонгах, всю ночь пили в темных прокуренных барах. В ночных клубах молодые девахи вертели круглыми задницами.

- Машенька, да тут полно русских! - эти слова стали для них ключевой фразой.

- Да тут все твои непойманые бандиты! - смеялась Маша в ответ.

Однажды они вышли из квартала ночных заведений и направились к океану. На гребнях волн плясала сверкающая лунная дорожка.

- Давай поныряем! - предложила Маша.

Они разделись и поплыли навстречу луне. Музыка на берегу стала едва слышной, затем плеск волн и шум ветра совсем заглушили ее.

- Нас не унесет? - забеспокоилась Маша.

Он набрал полную грудь воздуха и нырнул. Океан вокруг был черен, темнее всех ночей наверху. Вокруг рук появлялись и исчезали яркие точки - планктон светился призрачным сиянием. В уши вошел целый мир неведомых звуков, шорохов, какое-то щелканье, хлюпанье, плеск.

Тьма сверху, снизу, со всех сторон. Васичкин потерял ориентацию, остановился, рванулся наверх.

- Ну, ты меня и напугал! - Маша была не на шутку взволнована.

- Ты знаешь, можешь меня ругать, но ты должна это попробовать. Давай нырнем вместе! - предложил Васичкин.

Два тела призраками скользили вниз в сияющей темноте. Красуясь друг перед другом, они шли все глубже и глубже. Органы чувств работали в более древнем режиме, чем когда-либо в их жизни. Они воспринимали мир через слух, давление, вибрации. В кромешной тьме они воспринимали всем телом волны океана, биение собственных сердец, ток крови по сосудам. В момент, когда они донырнули до точки невозвращения, оба синхронно повернули назад.

Громкость звука все нарастала, он превратился в оглушающий скрежет, выворачивающий наизнанку внутренности. Когда сила этого рева достигла апогея, он мгновенно прекратился. Вновь все замерло под водой. Звук прекратился так же неожиданно, как и начался, но чувство смертельного страха уже прочно поселилось в душах наших ныряльщиков. У обоих мороз прошел по коже. Такого они не слышали никогда. Последние несколько гребков вынесли их на поверхность. Они подскочили в воздухе, и что было сил рванули к берегу.

Маша с Васичкиным сидели на берегу, вглядываясь в бескрайнюю бездну. Они физически чувствовали, что в глубинах океана существует, шевелится что-то неведомое, огромное, более древнее, чем человек, непонятное и неизвестное. И это неизвестное, чуждое людям, и является истинным хозяином подводной пучины.

- Игорь, а там акулы есть?

- Там все есть.

Игорь даже не знал, насколько он прав.

Наутро они сидели на берегу в раскладных шезлонгах. Ранние солнечные лучи скользили по сверкающей поверхности океана, окрашивая воду в нежно-розовый цвет. Плавать и нырять не хотелось, от посещения баров добропорядочного Васичкина просто мутило.

- Замучил меня этот капитализм, - жаловался он Маше, - домой хочу. Как подумаю о всей этой контре, что нашими девчатами торгует, мне тут всех пострелять хочется.

- Не дергайся, лейтенант, девочки сюда добровольно приехали, ты их отсюда палкой не вышибешь - парировала Маша. - На Родине им видать, похуже жилось!

Васичкин знал, что Маша права, но обида за унижение своей страны была слишком велика.

- Никогда такого не было, чтобы русские люди, как рабы продавались! - жаловался он.

- Еще как было, дорогой. Историю знать надо. Ты знаешь, например, где был самый большой невольничий рынок в Европе?

- Нет, а где?

- Город Кафа, нынешняя Феодосия. Крымские татары каждый год продавали там тысячи русских и украинцев. Почти все галеры турецкого флота были укомплектованы русскими гребцами, в каждой богатой турецкой семье были десятки русских слуг, гаремы были полны красивыми славянскими наложницами.

- А что ж мы?

Васичкин подался вперед, в его взгляде читалась тоска.

- В долгу не оставались. Казаки грабили и Крым, и турок, и братьев-поляков. Сибирь завоевали, всех северных вассалов Китайской империи под себя подмяли, высадились в Корее, на Курилах столкнулись с Японией. А сколько раз грабили Персию! От Рюрика и до Екатерины! Садились в лодочки и плыли ватагами.

- Да, были и на Руси богатыри! - Васичкин немного приободрился.

- Между прочим, все они были опасными преступниками, укрывавшимися от Российского государства. А приведут какое-нибудь ханство под руку Московского царя - царь им и помилование, и чины, и жалованье. Тогда преступников хорошо против внешних народов использовали. Своим же легче жилось. Спокойнее.

- Ну у тебя голова! - восхитился Васичкин. - Откуда столько знаешь?

- Моя работа ума требует.

Маша заложила руки за спину, выгнулась, сильно потянулась. Васичкин посмотрел на нее и севшим голосом сказал:

- Пошли. Больше не могу.

Маша прогнулась еще сильнее, безупречной формы грудь четко обрисовалась под купальником.

- Куда? - невинно осведомилось она, и искоса посмотрела на Васичкина.

Тот сглотнул слюну, глубоко вздохнул и четко объяснил:

- Туда!

Ранние отдыхающие, тяжело страдающие от перепоя, с завистью следили за беззаботной парочкой.

- Опять будут кончать на весь остров! - с горечью подумал пожилой француз.

- Они там что, целыми днями трахаются? Нет чтобы как люди, посидеть в баре, выпить виски, - обратился к своей подружке худой нескладный англичанин.

Та с завистью посмотрела на стройного Васичкина:

- Не скажи, дорогой, в этом что-то есть.

Путешествовать - значит идти пешком. Путешествовать в России - значит идти от трезвого состояния к помраченному и обратно. Для этих целей путешественники употребляют множество разнообразных средств. На территории Крымского полуострова самым популярным является вино. В наше время к услугам наиболее утонченных странствующих и путешествующих предоставляется продукция великого производственно-аграрного объединения Массандра, выдающегося научно-исследовательского института Магарач, знаменитого винзавода Новый Свет, известного совхоза Солнечная Балка.

Огромную помощь путешественникам осуществляют также личные и подсобные хозяйства, подпольные и полуподпольные цеха, помогающие самым бедным и непритязательным слоям населения. Для нужд совсем уж неразборчивого народа в каждой деревне курятся дымки самогонных аппаратов.

Уже на Симферопольском вокзале Гном купил поллитра прекрасного портвейна Крымского Красного, налитого в бутылку с этикеткой “Черный Доктор”. К счастью “Доктор” быстро кончился, так как друзья решили сесть в электричку до Бахчисарая, и вино было выпито прямо на перроне. Для этого были использованы бумажные стаканчики, которые экономный Гном сберег еще с поезда. Распивать вино в электричке общество сочло некультурным поведением.

Электричка быстро вырвалась из черты города в огромные поля, засаженные яблочными и вишневыми садами, розовыми плантациями. На земле кое-где лежал снег, но на ярком солнце, под чистым голубым небом, он производил праздничное впечатление. Как-то сразу забылась стылая темная Москва, настроение у друзей поднялось до сияющих Крымских небес.

Электричка понемногу заползала в отроги Крымских гор. Рельеф начал меняться, поезд то поднимался на холмы, то катился в глубоких оврагах.

Ван немного забеспокоился, когда в Бахчисарае кампания первым делом решительно направилась к огромной бочке на колесах. Добрая женщина с широким татарским лицом наливала вино. Саламандра протянула маленькую походную кружечку, Гном - стеклянную баночку, а Лунин - армейскую фляжку.

Ван недоуменно смотрел: как же можно пить во время похода?

- Ваня, почему стоишь, положено! - Саламандра протягивала ему свою кружку. - Мы не какие-нибудь спортсмены, мы в пути знакомимся с народом и местными обычаями.

- Хороший обычай! - похвалил Ван, пропустив кружку вина. - У нас в Китае часто плохой обычай делают, из риса, гаоляна. Виноградный обычай дорогой очень!

Подкрепившись, команда тронулась в путь. Дорога шла в гору, компания понемногу втягивалась в ритм движения. Стало жарко. В городе снега не было, в стороне от дороги с гор стекал журчащий поток. Компания прошла мимо небольшой мечети. Ван с интересом разглядывал каменные скамьи, вязь арабесок над входом в храм.

- Предлагаю отдохнуть! - Саламандра сбросила рюкзак и присела на скамейку. Она достала блокнот и карандашик, принялась набрасывать мечеть, дорогу, линию далеких гор.

Гном стянул с себя куртку, засучил рукава свитера. Лунин тоже разделся, начал разминаться, прокручивать суставы.

- Дай глотнуть! - Гном потянулся к фляге Сергея.

- Немного погодя. Впереди подъемчик метров на двести, а господа хиппи крепостью телосложения не отличаются! - и Сергей легонько отстранил руку товарища.

- Подумаешь, какой крепкий нашелся! - впрочем, обижаться было не в привычках Гнома, и он протестовал скорее для поддержания разговора.

- Тронулись! - скомандовала Саламандра. Она уже закончила набросок. Было очень похоже.

Отряд медленно карабкался в гору. За очередным поворотом находился знаменитый Бахчисарайский дворец с воспетым Пушкиным фонтаном.

- Пойдем туда? - спросил заинтересованный Ван.

- Не стоит, там делать нечего! - Гному было глубоко наплевать и на дворец, и на фонтан, он думал, где бы раздобыть травки.

- Ваня хочет посмотреть! - Саламандра укоризнено взглянула на Гнома, - Пошли!

Дворец был закрыт на санитарный день. Стоящие у входа милиционеры были неприступны. Вздохнув, Сергей вынул бутылку Столичной, взятую для лечебных целей.

- Москва, завод Кристалл, - прокомментировал он.

Охрана радостно отсалютовала волшебной бутылке.

Народ разбрелся по дворикам и переходам. Входить в помещения было нельзя, двери были закрыты и опечатаны, но садики и дворики, веранды и площадки были доступны. Тишина и покой расслабили и умиротворили гостей дворца. Ветер не проникал на его уютную территорию, солнышко заметно пригревало. Гном разлегся на широкой деревянной скамье и задремал. Лунин тренировал комплекс ушу на широкой веранде, окруженной резными деревянными колоннами.

Саламандра показывала Вану дворец, объясняла, где была мечеть, где помещался гарем Крымского хана.

Неожиданно Ван обнаружил, что они стоят совершенно одни и смотрят друг другу в глаза. Солнце ласково согревало их своим теплом…

… Сергей с Гномом уже начали беспокоиться, когда наконец появились Ван и Саламандра.

- Однако пора, - Гном вздохнул и начал одевать свой огромный рюкзак. Лунин помог ему поправить лямки, легко вскинул свой. Быстрыми шагами они направились к воротам. Шен и Саламандра плелись позади. Улица становилась все уже, подъем все круче. Друзья вышли к началу огромного ущелья. Дорога вела их к древней крепости Чуфут-кале.

Они прошли мимо пещерного Успенского монастыря, спустились к святому источнику, умылись и напились холодной ключевой воды.

- Аж зубы заломило! - процитировал Сергей. Богобоязненный Гном усердно крестился на монастырь, клал поясные поклоны, стоя перед широкой каменной лестницей.

Ван пытался разобрать, что изображено на фресках, расположенных на высокой скале, Саламандра что-то набрасывала в блокнот.

Солнце светило, заливая тихую долину радостным светом. В прозрачной воде ручья каждый камешек сиял праздничным блеском. Друзья вновь тронулись в путь. Дорога превратилась в узкую тропу, перебежала на противоположную сторону лощины.

Все неожиданно обнаружили, что идут по дороге, возраст которой превышает тысячу лет. Подняв глаза, они увидели крепость, увенчивающую вершину горы. Под отвесной стеной темнел вход. Малые северные ворота. Древняя дорога, местами вымощенная камнем, местами вырубленная прямо в скале, петляя, вела к ним.

Друзья шли по камням, по которым до них ходили скифы, аланы, готы. Здесь проходили легионеры Рима и Византии, генуэзские рыцари, гунны, монголы, турки. Отсюда началось правление Гиреев, здесь оно и закончилось под ударами русских штыков. Дорога круто поднялась в гору, подвела их к северным воротам древней крепости Чуфут-кале.

Чуфут-кале означает “крепость иудеев”. Много веков здесь жили крымские караимы - иудеи, потомки хазар. Огромный горный массив узким перешейком соединен с плоскогорьем. С остальных сторон - отвесные обрывы. Со стороны долины город защищают дубовые, окованные железом ворота. Им более двухсот лет, но никому и в голову не приходит их заменить или ремонтировать. В наше время крепость с этой стороны так же неприступна, как и тысячу лет назад. За воротами - узкий извилистый проход, окруженный боевыми пещерами. Схема обороны по принципу лабиринта.

Друзья медленно прошли сквозь врата, попали на узкую улочку между высоких стен. Со всех сторон на них смотрели темные бойницы пещер.

Они вышли наверх, пошли по дорогам древнего города.

- Кругом руины. Все разрушено. - прошептал эзотерически настроенный Гном.

- Вовсе нет, - возразила Саламандра, - святые места - мавзолей Джанике-ханум и караимские кенасы - стоят неповрежденными.

Но Гном уже не слушал, убежав далеко вперед.

- А что такое кенасы? - спросил любопытный Лунин.

- Кенасы - это молитвенные дома караимов, - сообщила Саламандра.

Сергей и Саламандра сидели на мраморных скамьях у входа в одну из кенас, и с любопытством созерцали крайне необычное строение.

- Внутри - типичное японское додзе, - не удержался от сравнения Сергей.

- А снаружи очень похоже на мавританскую архитектуру, - подхватила его мысль Саламандра.

Друзья посидели еще немного. Полуденное солнце давало немного тепла, но камень на ощупь был очень холодным.

- Вставай, замерзнешь, - Саламандра пошла вперед. Ветер с гор шевелил ее волосы, блестевшие в ярких лучах солнца.

- Кстати, мрамор, которым выложена площадь вокруг кенас, тоже имеет свою историю, - продолжила рассказ Саламандра. - Раньше он был частью древнегреческого храма. Трудолюбивые караимы вывезли его из разрушенного турецкими войсками Херсонеса.

Она достала фанерку, лист бумаги, стала набрасывать короткие тонкие линии. На бумаге стали появляться плиты мостовой, стены и крыши храмов, узкие стрельчатые окна, арки ворот. Несколькими штрихами Саламандра нарисовала ломаную линию дальних гор.

Лунин постелил свой коврик прямо на мраморные плиты, начал медитировать. Он пытался почувствовать энергетику Эллады, но все его попытки оставались тщетными. Другая, более сильная энергетика заполняла сознание. Слишком много страданий и бед, войн и осад пережил этот город.

Еще несколько быстрых штрихов - и медитирующий Лунин тоже был увековечен на карандашном рисунке.

- Похоже, - похвалил он творение Саламандры.

- Правда? - и Саламандра посмотрела ему прямо в глаза.

Неожиданно Сергей понял, что они стоят совершенно одни и смотрят друг на друга. Солнце ласково согревало их своим теплом…

… После долгого поцелуя Саламандра озорно засмеялась и упорхнула в неизвестном направлении.

Лунин посидел еще немного и пошел бродить среди развалин.

Когда-то давно последние жители крепости покинули свой город и расселились по окрестным равнинам. Люди бросили свои дома, драгоценные дубовые балки были расхищены, и удивительной красоты город превратился в руины. Погибли прекрасные двухэтажные дома с балкончиками в испанском стиле, с тенистыми внутренними двориками, миниатюрными плодовыми садами. Наши друзья медленно бродили по совершенно пустому сказочному городу, пытаясь представить, каким он был в пору своей славы.

Сергей медленно вышел с храмовой площади, и пошел к Центральной Стене, которая делит крепость на старый и новый город.

Ван вышел к восточной оконечности города и сел на самом обрыве. Под ним скала обрывалась вертикально вниз на высоту двести метров. Далеко внизу была прекрасно видна старая дорога, петляющая среди горных отрогов. Саламандра с Гномом прошли мимо него, отправились поискать кого-нибудь из состава археологической экспедиции. Саламандре хотелось поболтать с археологами, Гнома прельщало удовольствие пообедать на халяву.

Широкой дорогой, выбитой в скальном основании горы, Сергей шел по направлению к Стене. С каждым шагом вперед все сильнее чувствовалась могучая энергия, ее пульсация передавалась на тело, казалось, что даже воздух дрожит. Наконец Сергей увидел это.

Гладкая белая стена из огромных каменных блоков. Слева и справа - пропасть, в центре - арка ворот. Простота. Абсолютная целесообразность. Никаких излишеств. До сих пор неизвестно, какой народ строил ее. Тавры? Киммерийцы? Аланы? Может быть скифы заставили пленных египетских или финикийских строителей построить для них эту стену? Наверно за этой стеной последние свободные скифы и пытались отсидеться, когда в Крым вошли железные колонны готов.

Великое переселение народов началось именно с этого марша Запада на Восток. Могучие северяне несли с собой новых богов - богов-кузнецов, владеющих секретами металла. Готы шли, с ног до головы закованные в железо - кто мог им тогда противостоять? Степь в те годы еще не знала и стремян, поэтому конник не мог как следует размахнуться для рубящего удара. Скифы могли только колоть кинжалами - акинаками, да стрелять из легких луков. Кольчужные готы вошли в степь, как нож в масло. Боги Земли и Неба были повержены пришельцами с Запада.

Лунин четко видел картину той осады: за стеной - последние потомки царского скифского рода, они сломлены и унижены небывалым крушением некогда великого царства.

Предки скифов владели Азией от Урала до Гиндукуша, на западе их владения достигали Дуная. Они воевали с фараонами Египта, царями Персии. Великий Александр, император Македонии и половины мира, в битве с ними потерял свой золотой шлем. Никогда раньше они не знали поражений.

Скифов погубила собственная сила: в течении сотен лет не имея сильных соседей, они успокоились и ослабли. Привычка к цивилизации привела их к оседлости, они ушли из просторов азиатских степей в города Крыма, ближе к удовольствиям Эллады. Без всякой надежды смотрели они на сильных и спокойных готов, вольно стоявших перед их последней твердыней.

Могучие северные воины, готы смотрели на осажденных без ненависти и злобы. Они уже покорили эту землю, которая станет теперь их родиной, и не хотели лишней крови. Но они знали - тот, кто властвовал, не сложит оружия, чтобы стать рабом.

Теперь мало кто знает, что в пятом веке нашей эры территорию современной Украины занимало государство викингов - Готский союз. Во главе союза племен стоял король. Готы были очень сильные, независимые и недисциплинированные воины. Они прекрасно бились один на один, но плохо ездили верхом и почти не стреляли из луков. Они не повластвовали на своей новой земле и ста лет.

Орды гуннов, многочисленные до изумления, заставили одних бежать обратно на Запад, других признать власть великого Атиллы. Гунны тоже неплохо разбирались в металлах. В горах Алтая боги Земли и Неба дали людям власть над железом. Теперь кочевники обладали самым совершенным оружием: они могли безнаказанно убивать на расстоянии. Они уже знали стремя, их луки были более мощными, стальные наконечники стрел находили щели между частями доспехов. Наученные длительными войнами с китайцами, гунны никогда не вступали в прямую схватку, но осыпали противника дождем стрел. Многочисленные конные стрелки прошли через Кавказ, разграбили Малую Азию, затем вторглись в Европу. Между Днепром и Дунаем они за несколько дней расстреляли и панцирную пехоту, и железную конницу готов.

Железный ветер, дующий с Запада, был опрокинут железным же дождем с Востока. Огромная человеческая волна покатилась из Азии в Европу, сметая все на своем пути. Боги Земли и Неба вновь прогнали технологичных богов-кузнецов.

Атилла шел на Запад не по своей воле. То, что народы Европы называли “бичом Божьим”, было только остатками могучего народа. Китайские армии под руководством “Крылатого полководца” - Ли Тегуая нанесли гуннам ужасающее поражение. Порядок, стратегия, и расчет усмирили хаотическую энергию кочевников, и те были вынуждены бежать из родных степей. Их гнали и грабили окрепшие кочевые соседи. Дойдя до территории современной Франции, гунны были снова разбиты. На этот раз их разбил римский полководец Лаэций. Порядок еще раз одержал верх над хаосом. Гунны снова метнулись на восток. Их жалкие остатки закрепились за Карпатами, на территории современной Венгрии.

С тех времен на земле от Урала до Дуная народы сменяли друг друга, подобно мельканию спиц в колесе. От многих из них не осталось даже имен и названий. Никто уже не скажет и слова на их языке. Другие закрепились на окраинных землях, смешались, дали начало новым народам.

Все меняется с течением лет, и даже горы рождаются и рассыпаются в прах. Реки появляются и исчезают, моря приходят и отступают, что уж говорить о народах. Ни один народ не владеет своей землей постоянно. Сильные всегда теснят слабых. Никто не имеет пожизненного права на землю, люди - гости, они приходят и уходят, а земля остается.

Люди навоевались и ушли, оставив по всему Крыму разрушенные укрепления, стены, мертвые города. По этим городам можно изучать историю фортификации. Вот стены с башнями и бойницами, вот - с амбразурами под огнестрельное оружие, вот сложенные из дикого камня, вот средневековая кладка, вот монолитные античные квадры.

Центральная стена Чуфут-кале не имеет даже башен. Ее строили по традициям военного дела времен бронзы. Лишь изгиб стены прикрывает арку ворот справа, чтобы защищающиеся могли поражать противников, несущих щит с левой стороны.

Сергей встал под арку. В каменной стене прекрасно сохранилась выемка затвора ворот. Он медленно дотронулся до камней рукой…

Какой здесь стоял крик! Когда брус ломался…

На Лунина обрушился поток информации, разноголосая речь, крики на чужих языках. Он чувствовал, как кричали осажденные, когда он ломался, ломался, ломался этот проклятый брус!

О, как орали осатанелые завоеватели, врываясь за ненавистную стену, под которой лежали самые удалые смельчаки, умирая в ужасающих муках. Легенды говорят, что когда монголы взяли Чуфут-кале, трупы их воинов лежали вровень со стеной…

Лунину стало не по себе. Он поспешил присоединиться к остальным.

Во всей крепости только одно здание сохранилось в относительно хорошем состоянии. Это так называемый дом Ферковича. В этом доме в конце прошлого века жил известный археолог Феркович. Он изучал историю крымских караимов, доказал их происхождение от племени хазар. Этот человек скандально прославился подделкой исторических документов, но такая слабость не перечеркнула его научных заслуг. Путешествуя по Ближнему Востоку и Египту, он собрал огромную коллекцию древних манускриптов, до сих пор хранящихся в музеях Москвы и Петербурга.

В доме, построенном в древней крепости, он жил в последние годы своей жизни. Говорят, что он, подобно библейским патриархам, женился на молодой девушке, и, находясь в возрасте около восьмидесяти лет, имел множество детей. В наше время в доме Ферковича живут археологи, продолжающие труды мастера. Когда Саламандра с Гномом вошли в просторный двор, навстречу им вылезли два заспанных бородача.

Почуяв знакомый запах халявы, Гном подсел к труженикам науки.

- Здравствуйте, коллеги. Мы тоже не чужды археологии, - начал он.

Заросшие бородами мужики недоверчиво смотрели на него.

- Садитесь пожалуйста, - предложил более молодой ученый, - Где копали, что?

- Да всяко бывало. Мы вообще-то разные раскопы окапывали.

Гном понятия не имел об археологии, но Саламандра говорила ему, что работала в экспедиции.

- Сонечка, расскажи ребятам про раскопки! - вальяжно попросил он.

Всем присутствующим все стало ясно.

- “Социальный статус - паразит”, - вполголоса процитировал старший.

Саламандра бросилась исправлять положение.

- Он шутит, - бросила она, - мы работали в экспедиции, копали греческую крепость под Евпаторией.

- Помощником начальника экспедиции кто был? - вкрадчиво произнес старший.

- Дедов, Сергей Юрьевич! - отчеканила Саламандра.

- Серега! Знаю, знаю, пили с ним вместе неоднократно! - восхитился старший - румяный жизнерадостный здоровяк. - Ну что было интересного?

- Так, мелочь - керамика, кости.

- Слушайте, - оживился старший, - может, вы еще и Бродского помните?

- Только по рассказам. Необыкновенной души, говорят, был человек, - усмехнулась Саламандра.

Бородачи заржали.

- Это не кушать, это только помазать! - давясь от хохота, процитировал старший. ( Данная реплика относилась к случаю, когда экономный завхоз купил одну банку кабачковой икры на двадцать человек.)

- Помахал весь день лопатой - скушай бутербродик! - смеялся молодой бородач.

- А помнишь “Болезнь Бродского” ? - старший ударился в воспоминания. ( Болезнь поразила всю экспедицию после того, как Бродский купил с рук очень дешевые сосиски не первой свежести. )

Контакт был установлен. Почувствовав некое духовное родство, бородачи переглянулись, и предложили ребятам погостить у них некоторое время.

- Ребята, у вас как с деньгами? - старший уточнил последний, но важный вопрос.

- Нормально, не жалуемся, - скромно ответила Саламандра.

- Не то, что бы много, - поправил экономный Гном.

- Оставайтесь с нами! У нас гречки, тушенки, - бородатый развел свои руки, словно готовился обнять динозавра.

- Идет! - быстро согласился Гном.

- Выпивка за вами! - подвел итог переговоров младший бородач.

Когда Ван с Луниным подошли к дому археологов, их вещи уже были занесены в одну из многочисленных комнат. Помещение не отличалось богатством внутреннего убранства - похоже, что ремонт здесь не проводился со времен Ферковича. Однако пол был крепким, с потолка не капало. Саламандра уже стелила пенку и спальник, Гном раскладывал свои вещи, радовался в предвкушении плотной еды. На кухне бородачи ваяли торжественный обед. Ван сел на свернутый спальник, скрестил ноги и погрузился в медитацию.

В его душе не шевельнулось ни одной тревожной мысли. Ван потянулся, широко открыл глаза и произнес:

- Все будет хорошо.

Жизнь в крепости текла своим чередом. Каждое утро младший бородач заводил свой мотоцикл и отправлялся вниз - за вином, хлебом и водой. Саламандра бродила среди развалин, рисовала, иногда помогала археологам чертить и срисовывать находки. Ван тренировался с Луниным, передавал ему то, что знал, иногда использовал его как спарринг-партнера. Тренировки шли Сергею на пользу, сломанное ребро уже почти не давало о себе знать.

Крепость идеально подходила для тренировок. Вану нравилось заниматься перед старым колодцем на центральной площади, во дворе около древних караимских кенас, удивительно похожих на китайские и японские храмы.

Лунин поражался, как много внимания Ван уделяет проработке самых простых элементов. Китаец мог весь день совершенствоваться в базовых стойках, подолгу замирая в них.

Школа “Син И” обращает главное внимание на тончайший промежуток времени в момент сближения соперников. Поединок решают даже не секунды, а сотые доли, ускользающе малые мгновения. И умению управлять этими мгновениями посвящена вся структура тренировок.

Сергей открывал для себя новый мир. Оказывается, можно находить решение сложных задач, ограничиваясь временем, меньше, чем моргание глаза. Оказывается, мозг человека реально способен переходить в другой временной масштаб. Ван на деле продемонстрировал это, попросив Сергея атаковать его. Китаец раз двадцать подряд попадал в бьющие руки Лунина.

- Как ты так делаешь? - не выдержал наконец Сергей.

- Сначала надо научиться замедлять внутреннее время, - ответил Ван. - затем можно будет его ускорять. Чтобы стать быстрым, надо уметь замедляться.

С этого момента Лунин стал понимать вкус и тонкость простых медленных движений. Он поразился, сколько лишних и паразитических микродвижений он делал даже во время обычного подъема руки. Под руководством Шена он делал значительные успехи.

Ван учил его пяти каноническим ударам. Изо дня в день Сергей повторял их по тысяче раз, отсекая лишнее, добиваясь идеального совпадения движения с мыслью. Постепенно он стал чувствовать чистоту движений.

- Теперь тренируйся сам! Чтобы учить тебя дальше, мне надо самому сперва лучше выучить язык, - сказал однажды Шен. Сергей поклонился с искренней благодарностью.

- Я и об этом не мог даже мечтать, - пробормотал он.

Две недели пролетели быстро, как один день. Зима добралась и до теплой Бахчисарайской долины. Все чаще по утрам шел снег, вершины гор покрылись глубокими сугробами, заваливало и склоны, лощины.

- Если в ближайшие два дня не выйдем, застрянем здесь до весны, - сказал однажды Сергей.

Гном согласно кивнул. Крепость начинала действовать ему на нервы. Еще в первые дни он несколько раз бегал в город и разжился неплохой “травкой”. Он курил ее в пещерах, где во времена Гиреев татары держали пленников, курил, сидя на башне западной стены, на скамейках кенас. Сначала все шло хорошо. Трава давала легкость, приятность и удовольствие, чувство любви ко всему на свете. Потом пошло хуже.

Он сделал ошибку, покурив в боевых пещерах нижнего яруса обороны. Сначала ему начали снится крысы. Затем он несколько раз просыпался от ужаса, потому что ему снилось, что его убивают в узком месте, откуда было невозможно выбраться. Страшные сны повторялись с неизбежной периодичностью. Гном даже стал всерьез подумывать, а не завязать ли ему с “травой”.

Однажды друзья прогуливались в районе малых ворот.

- Слушай, что это за место? - спросил он эрудированную Саламандру.

- Северная стена является естественным завершением склона горы, - начала объяснять Саламандра, - ворота в ней ведут в спирально закрученный узкий проход. Вокруг прохода - множество пещер, заканчивающихся тупиком. Древние строители использовали редкий конструктивный принцип.

- Какой? - не понял Гном.

- Принцип лабиринта. Если проход перекрыть сверху навесом, не будет видно, в какой выход идти. - Саламандра пожала плечами. - Поэтому штурмующие были вынуждены брать все боевые пещеры одну за одной, пока не находили проход наверх.

- И как они их брали? - Гном начал понимать.

- Защитники каждого ложного хода не имели шансов на спасение, и защищались с безумием смертников.

- Как крысы, загнанные в угол, - уточнил прислушивающийся к беседе Сергей.

- Поэтому с северной стороны крепость ни разу не была взята, - закончила свое объяснение Саламандра.

Гном все понял. Последнее время он видел все это в своих снах.

- Хреновое тут место, - начал причитать Гном, - энергетика ни к черту, мне постоянно кошмары сняться.

- Место как место, - откликнулся бородатый археолог, - меньше наркоманить надо, не будут кошмары мучить!

- Наркотики тут не причем, - защищался Гном, - но посмотрите, тут же постоянно друг друга убивали, начиная с каменного века!

- Крепость брали не чаще чем раз в двести лет, - возразил бородач, - ты слыхал когда-нибудь про двести лет мира в Европе?

Друзья замолчали, посмотрели вокруг. Крепость была со всех сторон окружена густой туманной дымкой, не было видно ни склонов гор напротив, ни долины внизу. Над головами, невидимый для людей, пролетел кричащий ворон. У всех появилось впечатление, что крепость плывет в густых облаках, оставив землю далеко внизу.

- Тут была татарская тюрьма, здесь пленников мучили! - не унимался Гном.

- Всего троих послов в заложниках держали, обычная средневековая практика! - парировал бородатый.

Гном округлил глаза, страшно завращал ими:

- А где же тогда все эти караимы? Ведь ни одного не осталось, дома все разрушены, руины кругом. - Он закрыл глаза, поднял лицо к небу, - Вижу побоище страшное, смерть, истребление! Вот врываются отовсюду враги, рушат дома! - вещал он в экстазе.

На него с удивлением и смехом смотрели все, даже не успевающий понимать Ван.

- Ну ты и крутой экстрасенс! Послушаешь тебя, со страху в штаны наложишь, - высказался старший бородач.

- Интересно, а что Ван об этом думает, - заинтересовалось Саламандра, - Ваня, почему тут все разрушено? Куда люди делись?

- Ушли, - беспечно махнул рукой Ван. - Из домов хорошее дерево взяли и ушли. Храмы однако не тронули, - он махнул рукой в сторону кенас. - Это хорошо.

- Да, экстрасенс здесь не ты, - Сергей откровенно смеялся над Гномом, - Ван ведь верно говорит, да?

- В точку попал, - археолог удивлено глядел на китайца, - в крымском ханстве здесь было иудейское гетто. В крепости жили ювелиры, кузнецы, купцы, ремесленники. Днем им разрешалось выходить, но ночью ворота запирались. Опоздавшим грозила смерть.

Завоевав Крым, Екатерина разрешила караимам свободно селиться в России, вот они и разбрелись. Лучшие московские кондитеры, кстати, были караимы.

- Кончал бы ты курить! - дружески посоветовала Гному Саламандра.

- Не могу. Я хиппи. Я пью, курю план и не моюсь! - вызывающе отвечал Гном.

- Ну и дурак, я назло теперь каждый день мыться буду! - пообещала Саламандра.

Мужики вздрогнули, округлили глаза, навострили уши.

- Давай, Сонечка, - масляным голосом заговорил младший бородач, я тебе и спинку потру!

- Так грей воду! - Саламандра оценивающе посмотрела на бородатого, - только потом не убегай, а то наобещают, наобещают тут всякие!

Бородач залился краской, смущенно закашлялся.

- Не беспокойтесь, Сонечка, баньку соорудим по первому классу!

Уже через день путешественники снова двинулись в путь. Добрые бородачи накрутили им пакетов с провизией, и долго шли вместе с ними, почти до самого пещерного города Тепе-Кермен.

- До свидания, ребята! - Соня по очереди расцеловала бородачей, подарив каждому долгий и глубокий поцелуй. Археологи прослезились.

- Приходите всегда! Будем рады! - Двое повернулись и пошли назад, тяжело проваливаясь в рыхлый влажный снег.

Четверо двигались вперед, держа курс на круто поднимающуюся вверх гору. Гора имела форму пирамиды. На ее вершине расположен пещерный город Тепе-Кермен. Ван взглянул на гору, прищурился, как будто узнал ее, но ничего не сказал. Гном тащился, опустив вниз голову. Саламандра улыбалась каким-то своим мыслям.

Лунин шел впереди, тщательно выбирая дорогу, думая о своем. Он в сотый раз мысленно прогонял перед внутренним взором комплекс пяти ударов. После долгого самоуглубления Сергей наконец поднял глаза вверх. Его взору предстала величественная пирамидальная гора.

Комплекс пещерных городов Крыма относится к древней оборонительной системе “Длинные Стены”. В разные времена цепь защитных сооружений в горах поддерживали тавры, скифы, греки и римляне. Такие комплексы все оседлые народы возводили для защиты от многочисленных кочевых племен. В Китае это Великая Стена, иранцы и арабы возводили стены между Каспием и Кавказом - Дербентские стены. В Крыму эту роль выполняла цепь “пещерных городов”.

Конечно, защитники горы-замка не могли долго противостоять огромным полчищам кочевников, но это и не требовалось. Передовому укреплению достаточно было заранее предупредить основные силы, чтобы население могло подготовиться к осаде. Когда тысячные орды медленно и осторожно втягивались в узкие горные долины, все укрепленные пункты были уже закрыты. Конные варвары несколько дней безуспешно пытались вскарабкаться на крутые склоны, за это время кони полностью выедали всю траву в округе на три дня пути. Ничего не добившись, варвары уходили прочь.

Увидев вершину Тепе-Кермен, Лунин остановился, любуясь удивительным зрелищем.

- Твердыня! - уважительно произнес он.

- Пирамида. Дар Нагваля! Гнездо орла! - Гнома опять понесло на прозрения.

- Бросай рюкзаки, привал! - скомандовала Саламандра.

Отряд расположился лагерем у самого подножия Тепе-Кермена.

Теперь вернемся к тому моменту, когда Ли Шен расстроенный, покинул тренировку в секции школы Сычуань. Ли выбежал из спортивного зала, расположенного в обычной типовой школе, и очутился прямо на улице. Он стоял без шапки и куртки, обдуваемый холодным московским ветром. В очередной раз он попал в самое дурацкое положение, которое только можно себе представить. Шен почувствовал ненависть к себе. Эта ненависть требовала немедленного проявления на физическом уровне. Ли должен был что-то сделать.

- А теперь ты будешь наказан! - пообещал он самому себе.

По забытой детской привычке он встал в глубокую стойку всадника, и начал комплекс ушу “молодой тигр выходит из пещеры”. Этот комплекс он разучил в девять лет под руководством дедушки и регулярно выполнял в течении всего детства. Но к четырнадцати годам Ли прекратил заниматься и полностью забросил все тренировки. Ли думал, что навсегда забыл все, чему его учил старый ворчливый дед. Оказалось, что он ошибался. В момент нервного потрясения он вспомнил все.

… Никогда прежде он не делал комплекс с таким неистовством, балансируя на тонкой грани саморазрушения. Сила его движений крошила слежавшийся снег под ногами, разрывала морозный воздух звонкими щелчками ударов. Ли яростно двигался, заставляя свое тело отдавать все силы и энергию. Сейчас он полностью вошел в то особое состояние духа, которое позволяет человеку преодолевать боль и страх, выходить с голыми руками на меч, в одиночку противостоять десятку противников, обращать в бегство медведя и тигра. Он двигался, нападал и защищался, уклонялся, замирал в угрожающих стойках, припадал к самой земле, балансировал на высоте. Последние движения комплекса имитировали защиту от нескольких соперников, уход прыжком, контратаку и добивание. Наконец, последнее движение вновь вбило его в глубокую стойку наездника. Ли вдохнул ледяной воздух через плотно сжатые зубы, громко крикнул. От него шел пар, в воздухе плотно вибрировала пробужденная внутри организма боевая энергия. Ли спиной почувствовал, что сзади кто-то стоит. Он не стал оглядываться. И так было все ясно.

- Ну, хорошо! Давайте повторим, - спокойно предложил он.

Весь состав школы Сычуань обрадовано закивал головами.

- Сначала главное. Моя фамилия - Ли. Пожалуйста, не путайте меня с мастером Ваном! Ван-шифу - мой друг, и он не может сейчас быть здесь. Когда он будет приходить, я буду уходить.

Белкин с Синициным переглянулись.

- Ура учителю Ли!

Блинов сидел в лесу, как персонаж известного мультфильма Волк и Пес. Ему тоже хотелось то ли завыть, то ли повеситься. Мороз пробрался ему до костей, холод притупил боль в избитом теле.

Блинов похлопал себя по карманам. На его счастье, в одном он нашел зажигалку. Он приободрился, вспомнил, как дедушка учил его разводить зимний костер.

- Первое - вытоптать площадку в стороне от деревьев. Второе - выстлать лапником дно костра. Третье - наломать сушняка под елкой. Четвертое - сложить домик, заготовить сухих палочек побольше! - выпалил он давно забытое, и поразился.

- А ведь вспоминаю советы деда! - пронеслось в его мозгу. - Что же еще он там говорил? Кажется, что-то насчет работы.

Когда костровая площадка была подготовлена, сушняк собран и уложен как нужно, Николай достал зажигалку. Она была безнадежно сломана.

- Помни о мелочах! - машинально пробормотал он. Блинову очень не хотелось умирать в холодном лесу.

Он огляделся вокруг, попытался сориентироваться. Николай понял, что дорогу назад уже не найти.

- Не лучше ли сдаться? - промелькнуло в его мозгу.

- Пока человек жив, он должен бороться, - сказал ему дед.

- Сил нету. Кончились, - прошептал Блинов.

- Силу дает только правда, кто прав - всегда побеждает! - наставительно произнес дед.

- А в чем моя правда? Где она? - Блинов почувствовал, что плачет.

- Твоя правда в том, что ты молодой глупый медведь - шатун. Берлоги у тебя нет, вот и ходишь по свету, на людей бросаешься. Такой ты не нужен никому.

- Да что ж делать-то мне! Куда идти? - Блинов шел по лесу, размахивая руками, по пояс проваливаясь в снег.

- Перво-наперво, чтобы прямо сейчас не умереть - берлогу найти, отлежаться, согреться. Второе - против правды не идти, людей не бить, не пугать, своим трудом жить. А захочешь кровь из людей пить - выстрел - и нет тебя!

- Деда, помоги! - плакал галлюцинирующий Блинов, - все сделаю по-твоему, не дай пропасть!

Он шел и шел, ничего не видя вокруг, размазывая по лицу слезы и кровь. Один глаз совсем заплыл, шапка пропиталась спекшейся кровью. Дед приблизился к нему, снял шапку, толкнул в сторону небольшой полянки.

- Иди туда! - он встал на четыре лапы и ушел в лес.

Через четыре шага Блинов наткнулся на маленький домик. Он толкнул дверь, навстречу ему приятно пахнуло теплом. Николай закрыл за собой дверь, и в темноте увидел красные огоньки угольков. Он подкинул пищи огню, и дул, пока не потерял сознание.

Александр Иванович пошел работать ни свет, ни заря. Он вышел из маленького дачного домика, прошел мимо строящейся баньки, пошел к лесу, где стояла кузница. Пройдя по тонкой тропинке через огороды, он заподозрил неладное. Вокруг кузницы вся поляна была истоптана медвежьими следами.

- Опять шатун приходил! - ахнул Александр Иванович. Он пригляделся и заметил вязаную шапку - “пидарку”, всю в крови. Немного крови было и на снегу. В кузницу вел из леса человеческий след. Александр Иванович осторожно заглянул внутрь.

- Ну здравствуй, добрый человек! - спокойно начал он серьезный разговор.

Разговор длился весь день, но уже через десять минут Александр Иванович поднял с земли гвоздик, и освободил запястья Блинова. В обед он сходил домой и принес еды и старый овечий тулуп, в свое время в нем ходили и его дед, и его отец.

- Батяня, не прогоняйте меня, я буду помогать! Я в мех дуть буду! - просил Блинов.

- Нет, дорогой, это я в мех дуть буду. - А ты … - и Александр Иванович показал глазами на большой молот, стоящий в углу.

Блинов прикинул, что надо было в свое время качаться побольше.

… Игорь и Маша отдыхали на широкой кровати в своем домике. Через открытые окна веял прохладный ветер с океана, охлаждая разгоряченные тела.

- Ты знаешь, до сих пор не могу привыкнуть. Я же в детдоме росла, у меня ничего своего не было. Никогда даже о таком не мечтала. А теперь … Пальмы, негры, острова - мираж какой-то.

- Я тоже такого представить не мог, - признался Васичкин, - только не могу поверить, что люди за это убивают, на смерть идут. Ну погрелся на солнце, ну понырял, ну в баре посидел. Через неделю - все, сыт по горло.

- Я могу каждый день плавать, мне нравится, - заявила Маша.

- Так они же не плавают! Так, окунулись, посидели, полежали - и в бар.

- Люди устали, отдыхают, - Маша пожала плечами, поднялась, села Васичкину на спину.

- Разомни шейные! - попросил он.

Маша начала деловито массировать шею. Крепкими пальцами прошлась по мощным трапециевидным мышцам от плеч до основания черепа и обратно, размяла дельты, прошлась по плечам. Васичкин довольно мурлыкал.

- Еще, еще! - клянчил он, как ребенок.

- А что мне за это будет? - Маша спустилась ниже, ловко захватила боковые мышцы спины, оттянула их от ребер, размяла сверху донизу.

- Все что угодно принцессе! - блаженно постанывал Васичкин.

Маша перешла к длинным мышцам спины, пустила в ход крепкие кулачки, стала нажимать на точки вокруг позвоночника.

- Ты согласен на все? Гляди не передумай!

- А что, что-то серьезное? - забеспокоился Васичкин.

- Не беспокойся, безопасность страны не пострадает! - Маша перешла к пояснице, ее ловкие пальцы нажимали на точки вполне определенного назначения.

- Скажи, не мучь! - Васичкин стонал уже не только от чисто мускульного наслаждения.

- Сегодня вечером идем на стриптиз! - Маша давно собиралась на это посмотреть, но моральный лейтенант все отговаривался.

- Твоя взяла! - Васичкин приподнял голову, - продолжай, прошу тебя!

Женщина прижалась к широкой спине мужчины всем телом и медленно заскользила вверх.

Через несколько минут из домика стали раздаваться громкие звуки. Сначала это был женский голос, потом мужской, потом мужской и женский вместе.

Из бунгало, смеясь, выбежали мужчина и женщина и скрылись в душе. Оттуда стал раздавался громкий смех и плеск воды.

Слышавший все это, толстый американский турист приложился к бутылке с ромом, и сделал большой глоток прямо из горлышка.

- Проклятое солнце! Как стемнеет, пойду на стриптиз, - решил он.

Васичкин только что принял душ, крупные капли воды блестели на его широкой спине. Маша смотрела вверх, широко открыв глаза.

- Теперь твоя очередь! - Маша перевернулась на живот, требовательно посмотрела на Васичкина.

Тот осторожно сел ей на спину, его руки заскользили по тонкой шее, плечам. Васичкин тоже очень хорошо умел делать массаж…

… Турист из Америки встал и нетвердой походкой отправился в сторону набережной - поглядеть на шлюх.

В стрип-баре громко играла музыка, в искусственном дыму мелькали разноцветные огни. На сцене, виляя задом, раздевалась очередная красотка. Маша потягивала что-то кислое из высокого бокала, Васичкин тщательно старался не смотреть на круглый вращающийся зад.

- Лейтенант, лейтенант, остынь! - смеялась Маша, - смотри, все смотрят спокойно, даже скучают.

Красотки на сцене сменяли друг друга, выходили в зал, подсаживались за столики.

- Раскручивают туристов, - пояснила Маша, - лейтенант, ты почему не пьешь?

Игорь послушно отхлебнул пиво.

Иногда девушки удалялись с очередным клиентом за деревянную загородку, и отсутствовали там минут десять.

- Чем это они там занимаются, Игорек? - осведомилась Маша грудным протяжным голосом. - Может, и тебе сходить?

Васичкин не нашелся, что ответить, поперхнулся пивом, и густо покраснел.

Внезапно Маша вскочила и закричала:

Клава, Клава, посмотри сюда!

Вышедшая под свет прожекторов очередная девушка увидела ее, улыбнулась и помахала со сцены рукой.

- Это Клавка, мы с ней вместе жили в детдоме, она мне как родная была! - начала объяснять Маша Васичкину.

- Рад за твою подружку, вид у нее не голодный, - попытался шутить Васичкин.

- Не смей! - Маша подняла пальчик, - и чтобы никаких гнусных намеков!

Закончив номер, Клава подошла к ним, ничуть не смущаясь обнаженной груди. Впрочем такой грудью действительно стоило гордиться.

Подружки быстро забыли про Игоря, начали трепаться, вспоминая друзей и знакомых.

- И как тебе твоя работа? - поинтересовалась Маша.

- Ничего, привыкла. Да ну их, козлов, пусть пялятся! - Клава передернула плечами, - главное, чтобы деньгу платили.

- А что там, за загородкой? - спросила Маша, неужели ну этот, оральный?

- Ну ты даешь, Снежина! Ты что, с луны свалилась? Ван мэн данс. Ты танцуешь, он на тебя смотрит. Может трогать. Не везде.

- А зачем? - подал голос молчащий до этого Васичкин.

Подруги громко засмеялись.

- Это кто? - спросила Клава, давясь от смеха.

- Это Васичкин! - ответила Маша.

Клава посмотрела на Васичкина с таким же интересом, как микробиолог смотрит через микроскоп на неизвестный науке вид дрожжевых грибов.

- Ну ты чувак, даешь! Запомни, Васичкин, они все - импотенты! Настоящие мужики - только русские. Говорят, еще латиносы ничего мужики, но их здесь нет. А у этих запросы невелики. Девчата сейчас дотанцуют, и поедут трахаться с нашими, русскими…

- … Бандитами. - подсказала Маша.

Клава согласно кивнула головой.

- Точно, - сообщила она, весело улыбаясь. - А твой сейчас в отпуске? Или в бегах? - она посмотрела на Васичкина.

- Нет, я его невеста, у нас свадебное путешествие, - ответила Маша.

- Мы все невесты! - заржала Клава, - и давно ты такого хорошенького подцепила? - добавила она, хохоча и вытирая слезинки в уголках глаз.

- Я его не подцепила. Мы вообще на деньги моей фирмы отдыхаем, - уточнила Маша.

Клава уставилась на нее, как будто увидела говорящую лошадь.

- Ну ты крутая, - только и смогла протянуть она.

На этом мы оставим счастливую молодую пару греться под тропическим солнцем, а сами вернемся в холодную, насквозь промерзшую, темную и простуженную Москву.

Сато Ешинака сидел у своего учителя. Господин Коити Юкигата устроил для своих учеников маленький праздник.

На большом столе разумно сочетались благородная щедрость с аскетической экономностью. Блюда традиционной кухни мирно соседствовали с баночным пивом и картофельными чипсами.

- Я очень рад проделанной вами работой! - говорил господин Юкигата, обращаясь к ученикам. - Ваши отчеты, - он потряс над головой папкой с аккуратно подшитыми разноформатными листами, - дают великолепный материал для наших аналитиков.

Ученики - трое молодых людей и девушка, согласно подняли стаканы и банки с пивом.

- Кампай! - произнес старший из учеников, Итосу Киёкадзу.

- Кампай! - отозвался учитель, отхлебнул пива прямо из баночки, захрустел чипсами, ловко подхватил палочками креветку. Акико, так звали девушку, ела палочками рис, сосредоточенно смотрела перед собой. Она была самой молодой в этой компании, единственная из всех не пила пива. Ее рост был маленький даже по японским меркам. Широко распахнутые круглые глаза придавали ей сходство с наивным ребенком.

- Однако, продолжал Юкигата-сэнсэй, - ваши отчеты выдают ваше полное невежество и незнание истории и обычаев этой страны.

Ученики прекратили жевать и сосредоточенно уставились на учителя.

- Накаяма-сан, - обратился учитель к коротко стриженному атлетически сложенному молодому человеку, - где Вы изучали русскую историю?

- В Университете Хоккайдо, - отвечал озадаченный Накаяма Реймей. - я что, допустил какую-то неточность?

Учитель усмехнулся, отхлебнул еще пива, и произнес:

- Неточностей - нет. Вы показали полное невежество. Для Вас, как уроженца Хоккайдо, это особенно непростительно.

- Смиренно прошу Вас дать разъяснения, - склонился в поклоне Реймей.

- Охотно. В своих отчетах вы сообщаете, что среди адептов японских боевых искусств, особенно карате, много людей, с уважением и любовью относящихся к Японии. Вы предлагаете приблизить этих людей, оказать им формальные знаки внимания и интереса со стороны неправительственных организаций.

- Конечно, среди них много надежных людей, на них можно положиться! - поспешно сказал Реймей.

Остальные ученики, видя, что гнев учителя готов обрушиться на голову несчастного Реймея, расслабились и с удвоенным усердием налегли на угощение. Сато подлил себе еще пива, Итосу Киёкадзу положил себе еще немного риса, схватил несколько кусочков кальмара, полил их соевым соусом, брызнул соком из дольки лимона.

Юкигата-сэнсэй резко сменил направление беседы:

- Акико-сан, что вы знаете о геополитической теории? - ласково произнес он.

Акико всегда боялась этого ласкового тона наставника, она напрягла свою память и как можно спокойнее отвечала:

- Эта теория появилась в Германии в конце прошлого века. Согласно ей, все государства делятся на морские и сухопутные.

Морские государства устраивают набеги на своих соседей, не допуская на свою территорию войска противника. Они ведут оживленную торговлю, быстро богатеют, подчиняют себе заморские колонии.

Сухопутные государства постоянно расширяют свою территорию за счет присоединения соседних государств, с которыми находятся в состоянии непрерывной войны. Они тратят много сил на поддержание своей империи, экономика постоянно оказывается в кризисе.

Однако, при войне между морской и сухопутной державой, всегда побеждает сухопутная. - Выпалив все это, Акико сама удивилась своей памяти.

- Киёкадзу-сан, назовите наиболее известные исторические примеры! - попросил учитель старшего ученика.

Рим и Карфаген, Япония и Китай, Англия и Германия, Америка и, - тут Итосу Киёкадзу запнулся и произнес нетвердо - Россия?

- Акико-сан, налейте пожалуйста чай! - попросил господин Юкигата, отодвигая еду и устроиваясь в кресле поудобнее.

- Распространено мнение, которое является страшной ошибкой, будто Россия является чисто сухопутной страной, - начал он. - Этот ошибочный взгляд может привести Вас к большим политическим просчетам, когда Ваше поколение станет управлять политикой. Чтобы успешно вести дела с Россией, надо понимать ее двойственную сущность.

Действительно, с одной стороны, официальная Россия - чисто сухопутная страна. Так было не всегда. Единым государством, объединив все славянские и финно-угорские племена, Россию сделали так называемые варяги. Варяги - это викинги - речные и морские разбойники. - Юкигата посмотрел на своих учеников, выдержал паузу и продолжил:

- Самые сильные кланы викингов обложили данью и разделили между собой те земли, которые им хватало силы удерживать постоянно. От этих кланов и пошла сухопутная империя. Но на ее периферии всегда оставались водные разбойники, воины в лодках. Заметим, что в приграничных районах группировались наиболее неуживчивые и агрессивные воины, не способные долго сидеть на одном месте. Запишите себе, для обозначения таких людей у русских есть особое слово: “вольница”, оно часто употребляется с прилагательным, например: “казацкая вольница”.

- Они совершали набеги на Восточную Римскую Империю, Италию, Малую Азию, Персию. - продолжал Юкигата.

- Черное и Каспийское моря постоянно бороздили пиратские суда, выходящие из Днепра. - Юкигата-сенсей с улыбкой принял от Акико темную чашку ручной работы. На поверхности чашки стояла густая зеленая пена - Акико хорошо постаралась, взбивая чай бамбуковым венчиком.

Юкигата отхлебнул первый глоток, закрыв глаза, сосредоточился на своих ощущениях. Пузырьки приятно лопались на языке, сообщая чаю живую энергию, оттеняя его благородный аромат. Сэнсэй сделал еще пару глотков, а затем продолжил:

- Со временем викинги растворились в славянском населении, переняли его язык, ввели общую для всех племен религию.

Кстати, великий конунг Вольдемар, или князь Владимир, долго колебался, какую религию выбрать. Он вел переговоры с хазарами об иудаизме, с печенегами о мусульманстве и с греками - о христианстве. Ислам, говорят, был отвергнут потому, что запрещал вино, а трезвые викинги были крайне редким явлением.

Ученики негромко засмеялись. Они жили в России уже не первый год, и хорошо видели, сколь склонны русские к пьянству.

- На чем я остановился? - Юкигата взял небольшой кусочек традиционной сладости. Эта сладость, сообщающая нёбу ощущение свежести и прохлады, ему особенно нравилась. Юкигата откусил нежную вязкую мякоть, выпил еще несколько глотков чая.

- Да, вспомнил. В более поздние времена, на южных границах России по-прежнему остаются воины в лодках. К шестнадцатому веку они называются казаками. По сути, это те же бандиты, промышляющие грабежом на морях и реках. Они заключают договоры то с Россией, то с Польшей, то с Крымским ханом. Они грабят попеременно и тех, и других. В семнадцатом веке Россия укрепляется настолько, что казаки попадают в большую зависимость от нее. И тут происходит очень важное для нас изменение. Казаки заключают договор с официальным правительством. То обязуется не преследовать бежавших к казакам криминальных элементов, а те перестают лезть в Московские дела и переносят свою агрессию на Восток. В результате такого соглашения Россия за сто лет увеличила свою территорию в сотню раз. Люди в лодках дошли до Кореи, Курил и Хоккайдо.

Мы японцы, воевали с айнами сотни лет, постоянно отправляли экспедиции в Корею и Китай, мы продвигались на Юг, Запад и Север, но практически ничего не достигли. И тут появляются эти новые варвары и покоряют всех оставшихся айнов за десяток лет, основывают колонии в Китае, Корее, и Калифорнии. На территории Японии появляются миссии православной церкви, японцев учат крестится по русскому обычаю! - выпучил глаза Юкигата.

Сато побледнел и машинально перекрестился.

Сэнсэй подозрительно прищурился, глядя на него, и продолжал:

- Война 1905 года была абсолютно неизбежной. Тогда мы временно отобрали у русских их территории в Азии, но следующая война принесла нам поражение.

Юкигата обвел глазами своих учеников, затем сказал:

- Я совсем пьян. О делах договорим в другой раз. Сейчас предлагаю партию в Го.

- Позвольте быть Вашим противником, - согнулся в поклоне Сато.

- Идет, расставляйте фору! - распорядился Юкигата-сэнсэй.

- Позвольте взять пять камней, - попросил Ешинака.

- Будьте любезны! - у сэнсэя было хорошее настроение.

Сато быстро расставил форовые камни, поклонился учителю. Игра началась. Остальные ученики, допивая чай, с интересом следили за развитием партии. Уже после розыгрыша первого угла стало выявляться превосходство стратегии Юкигаты. Ешинака пытался бороться, но очень быстро был принужден сдаться.

- Я сегодня гораздо пьянее Вас, учитель. Прошу простить мою не искусность, - признал он свое поражение.

- Ваш проигрыш неудивителен! - сэнсэй снисходительно смотрел то на опустившего голову Ешинаку, то на хорошенькую Акико.

- Вы допустили ошибку уже в первом дзёсеки. Дзёсэки - это битва крепостей. Что такое хорошая крепость? Она должна быть неприступной, стоять на границе своих и чужих владений, защищать пространство своей страны и грозить врагам. Вы изолировались в углу, Ваша крепость оказалась в тылу хорошо укрепленного противника. Вы ничем не могли помочь оттуда тем своим силам, которые остались на остальных участках доски.

После этого доска была полностью под моим контролем. Говоря поэтическим языком, Вы сидели в неприступной башне и смотрели, как Ваша страна разоряется неприятелем, и ничем не могли помочь. Мне жаль Вас, Ешинака!

Сэнсэй любил доводить учеников до белого каления.

“Эй, кто будет моим гостем?”

В. Цой.

Ночь. Луна ярко светит над заснеженными Крымскими горами. У основания горы Тепе-Кермен стоит маленькая зеленая палатка. Под ее сферическим шатром мирно спят четверо друзей. Саламандра, Гном, Сергей Лунин и китайский путешественник Ван Шен мирно спят, выпив по маленькой рюмочке вина. Луна просвечивает сквозь тент, освещает их фигуры и лица. Ван спит без шапки и свитера, застегнувшись в своем великолепном пуховом спальнике. Голова Сергея Лунина торчит из его спального мешка, при дыхании изо рта выбивается струйка пара. Пар поднимается вверх и инеем застывает на внутренней поверхности палатки - снаружи хорошо примораживает. Саламандра, как всегда, спит в трех свитерах и теплой вязаной шапке. Ее красивый костюм валяется рядом с ботинками и шерстяными носками. Гном спит в свитерах, спортивном костюме и куртке. Спальник на нем не застегнут, но его это не беспокоит. Голова Гнома покоится на рюкзаке, неудобно упираясь в круглые донышки бутылок. Поверх его спальника валяются чьи-то ботинки.

Над палаткой горят яркие звезды. Ветра нет, все тихо и спокойно вокруг. Заяц подкрался поближе к палатке, смотрит, не оставили ли туристы морковку, или капустную кочерыжку. Но ничего съедобного не валяется вокруг, лишь тихо догорают угольки костра.

Вдруг зайчик поднял свои ушки, повел головой в сторону склона горы. Он поднялся, прислушиваясь, а потом быстро развернулся и дал стрекача. Его напугал человек, поднимающийся к палатке со стороны заповедника.

Человек шел, зябко прижимая руки к груди. Было похоже, что он давно и серьезно замерз. В призрачном свете луны любой внимательный наблюдатель без труда различил бы, что из всей одежды на нем были только широкие солдатские трусы. Человек шел, по щиколотку проваливаясь босыми ногами в снег.

- Холодно, холодно, где я, холодно, холодно, это зима, что ли? - бормотал он.

Человек шел по засыпанной снегом дороге. До ближайшего жилья было не менее семи километров. Человек уверенно шел к священной горе Тепе-Кермен. У ее подножия он увидел палатку.

- Палатка моя, палаточка! Тепленькая, мягенькая, сладенькая! - торопливо заговорил он, боясь вспугнуть видение. Он подошел к палатке, обошел ее вокруг.

- Палатка, зима, холодно, холодно мне, - пробормотал он, и пошел прочь. Пройдя несколько шагов, он резко обернулся.

Палатка по-прежнему стояла на месте.

- Стоит, голубушка, стоит тепленькая, стоит, ладьненькая, забормотал он, и начал искать вход. Молния долго не поддавалась замерзшим рукам, наконец раздался треск, и вход открылся.

- Тепло выходит, непорядок, - проговорил человек и деловито закрыл “молнию” изнутри. Не раздумывая, он нырнул в первый попавшийся спальник.

… Саламандра в принципе предполагала, что Ван или Лунин попробуют проползти к ней. Сквозь сон она почувствовала, как спальник расстегивается, и к ней кто-то лезет.

- Да ну вас, пиплы, надоели, - капризно пробормотала она, и повернулась спиной. Человек проскользнул к ней в спальник.

- Девочка, тепленькая, сладенькая, хорошенькая, славненькая, - бормотал человек, прижимаясь к Саламандре. Сонечка начала понимать, что это был не Ван.

- Холодно мне, холодно, - бормотал, обнимая Саламандру, незнакомый человек. Саламандра стала понимать, что это и не Лунин.

- Бросай стебаться, Гном, - пробормотала она, начиная просыпаться.

- Мягенькая, тепленькая, - бормотал человек. Он подлез Саламандре под свитер и засунул руки в живое тепло.

Крик Саламандры разбудил даже жителей деревни Марьино, что стояла в семи километрах вниз по склону.

- Аль убили кого? - встрепенулась какая-то старушка, тряся деда за плечо.

- Спи, леший шалит. Мороз на дворе, в лесу ни души нет, - старик лесничий перевернулся на другой бок и заснул.

Саламандра кричала долго. Лунин и Шен пытались отодрать от нее голого человека, но все попытки были напрасны. Тот не чувствовал боли, все крепче прижимаясь к Саламандре ледяным телом. Саламандра охрипла и скулила от страха и холода.

- Ребята, помогите, Ванечка, Сергей, спасайте! - плакала она.

- Девочка теплая, живая, настоящая, - приговаривал незнакомец.

- Отцепись, гад, убью! - кричал обезумевший Лунин.

Испуганный Шен шептал буддийские заклинания, но они мало помогали.

- Ну вы что, охренели? Поспать не даете! - раздался наконец недовольный голос Гнома.

Он включил фонарик, висевший под крышей, несколько секунд смотрел на возню, а затем громко скомандовал:

- Все, хорош, оставьте человека! Луна, поищи стакан!

Он извлек из рюкзака бутылку водки. Бутылка была наполовину засыпана черным перцем. Над ним в розово-красном настое плавали тонкие стручки красного.

Лунин подставил стакан, Гном наполнил его наполовину.

- Попробуй, не отравить бы человека, - предложил Лунину он.

Лунин взял смесь на кончик языка, задохнулся, выпучил глаза.

- Подходит, - бросил Гном, - на, занюхай, - и протянул Сергею свой носок.

Тот побагровел, перевел дух.

- Убью, гад! - пригрозил он Гному.

- Не такие пугали, - бросил Гном, и поднес стакан к носу замерзшего.

- Водка, водочка, тепленькая, сладенькая! - вытянул губы тот.

Гном профессионально зажал человеку нос и влил в него все содержимое стакана.

Тот выпил.

- Теперь отцепляйте! - скомандовал Гном.

Человек позволил себя отцепить. Саламандра в ужасе укрылась за спальником Гнома.

- Оденьте на него что-нибудь, утром разберемся! - попросил Гном и снова завалился спать. Саламандра в испуге прижималась к нему.

Сергей с Ваном напялили на человека свитер и куртку от спортивного костюма. Тот уже терял сознание. Его засунули в мешок Саламандры, для тепла закидали сверху всяким тряпьем. При свете лампочки друзья рассмотрели лицо. Совсем молодой мальчишка с волосами до плеч, длинными ресницами. Высокий лоб, благородный овал лица. Лицо мальчишки разгладилось, стало спокойным и красивым. Саламандра поколебалась и сказала:

- А ведь и вправду, замерзнет ведь! - и вернулась к нему.

- Везет дуракам, - проворчал Гном.

- Чего смотрите, я человека спасаю! - она обняла парнишку и натянула ему на голову свою шапку. Ван тут же передал Саламандре свою.

- Спасибо Ваня. Ты меня понимаешь! - поблагодарила его Саламандра.

Ван кивнул и скрылся в своем спальнике.

Сергей погасил фонарь и залез в свой мешок. Минут десять стояла полная тишина, все делали вид, что спят. Потом Саламандру стало мелко трясти. Следом начал хихикать Гном, Шен начал задыхаться от сдерживаемого хохота в своем спальнике. Наконец не выдержал и Лунин, все засмеялись в полный голос. Приступ коллективного смеха длился минут десять, но громкие звуки не разбудили согревшегося незнакомца.

- Мангупский Мальчик! - прошептала в темноте Саламандра.

Ли Шен наотрез отказался стеснять своим присутствием Александра Фионина. Саша долго упрашивал Шена остаться, но затем прекратил эти попытки. Тем не менее, он уговорил Шена поселиться в общежитии для иностранных студентов, с комендантом которого Фионин был знаком.

Ли шел с Фиониным по холодным московским улицам. В его маленьком рюкзачке лежала Книга, он чувствовал ее своей спиной даже через теплую зимнюю одежду. Нефритовый диск покоился в кармане штанов, там где раньше лежали его последние деньги. Ли чувствовал странное спокойствие относительно своей дальнейшей судьбы. Надежды начать торговлю рухнули, и он всецело предоставил себя воле случая. Дальнейшее развертывание событий показало, что он не ошибался.

Общежитие рапологалось в центральном районе города, но чем дальше Ли удалялся от станции метро, тем безлюднее становилось вокруг. Наконец, они вошли в старое пятиэтажное здание. Фионин потратил всего двадцать минут на поиски своего друга Петрухи. Петруха, как всегда, был пьян и решителен:

- Здорово, как зовут? - и, не дожидаясь ответа, представился: - Я Петруха, здесь самый главный. Если уважаешь меня, мы с тобой как-нибудь тяпнем по маленькой. Сейчас я спешу, меня ждет дама…

Петруха икнул, махнул рукой, и пошел прочь. Уже исчезая в разветвленных коридорах, он крикнул:

- Пятый этаж, налево, незапертая дверь. Там ваш староста, скажи, я прислал!

- Да, раньше Петр был другим, - подумал Александр Фионин, - спиртное до добра не доведет!

Они поднялись на пятый этаж, вошли в незапертую дверь.

- Нин хао! - поприветствовал Ли Шен маленького китайца в тонких очках, который сидел за письменным столом, почти весь скрытый за громадным компьютером.

- Нимен хао! - отвечал маленький китаец. Он некоторое время внимательно смотрел на вошедших, а затем засмеялся и сказал:

- Я, конечно могу ошибаться, но мне кажется, что Вас зовут Ли Шен, и Вы родом из города Ухань!

- Волшебство! - произнес Ли и тихо сел на табуретку.

В этот день Александр Фионин оказался посвящен во все тонкости истории Ли Шена и его друга Вана. Александр слушал эту историю, как самый захватывающий детектив. Тут была и китайская мафия, и мастера ушу, и таинственный японец, которого боялся даже мастер Ван, и все это невероятно сплеталось с его собственной судьбой и судьбой его друзей и товарищей. Если бы Фионин знал еще и о книге, ради которой приехал в Россию Ван, и которая сейчас лежала в маленьком рюкзачке Ли, то он был бы еще более восторженным. Но Ли Шен побоялся рассказывать о книге и нефритовом диске даже проницательному Сунь Цзиню, что и привело его в дальнейшем на грань гибели.

Уходя, Александр еще раз уверился в нерушимости намерения мастера Ли продолжать занятия с учениками секции “Сычуань”, и получил его самые твердые заверения.

Ли Шен обещал это совершенно искренне. Он и сам хотел тренироваться, отдавать все, что знал сам. И не только из благодарности. В последнее время в нем стала появляться какая-то новая потребность. Он осознавал ее очень смутно, как далекий звон колокола, как свист ветра в горах, как музыку одинокой бамбуковой флейты.

Но это было ощущение на самом дальнем горизонте его сознания. В центре его внимания сейчас оказались объяснения Сунь Цзиня о том, что он, оказывается, уже полтора месяца является студентом института Стали и Сплавов.

Ли долго рассматривал свой студенческий билет, зачетную книжку, книги, которые он взял в библиотеке. Уже в который раз он чувствовал, что его сознание непостижимым образом искривляется.

Еще раз он внимательно вглядывался в документы, где на чужом языке было написано, что он, Ли Шен, является студентом подготовительного отделения института Стали и Сплавов. Он снова вглядывался в фотографии, а с фотографий на него глядело честное и внимательное лицо Сунь Цзиня.

- Фотографии мы переклеим, не волнуйся, - покровительственным тоном объяснял ему Сунь Цзинь. - Тонсюе Ван оставил тебе именную стипендию, я на эти деньги больше не претендую. Закончишь подготовительное, можешь перевестись в любой другой институт.

- Тонсюе Сунь, а нет ли у тебя чего-нибудь выпить? - просительным тоном выдохнул Ли.

- О, ты уже и думаешь по-русски! - рассмеялся его “тонсюе” (товарищ по учебе) Сунь.

Так Ли во второй раз в своей жизни стал студентом. Он посещал занятия по русскому языку, лекции, три раза в неделю тренировался вместе с русскими любителями ушу. Поздними ночами, когда Сунь Цзинь спал, он доставал трактат и переводил его на современный китайский с древнего языка Вэнь ян. Нефритовый диск он привязал грубой, но прочной веревкой, и носил на шее. И днем, и ночью он ощущал его прохладную тяжесть.

Сато Ешинака быстро заметил нового члена китайской общины, чей силуэт часто маячил в ярко освещенном окне даже глубокой ночью.

- Чем же наш новый друг занимается по ночам? - поставил он себе как-то вопрос. Правильно поставленный вопрос уже содержит в себе часть ответа. В одну из темных безлунных ночей Ешинака спустился на веревке с крыши общежития. То, что он увидел в ярко освещенном окне, сильно заинтересовало его.

- Похоже, наш новый китайский друг не так прост, как кажется, - бормотал Ешинака, забираясь обратно, - надо его как следует проверить.

Сато Ешинака жил один в маленькой убогой комнате на четвертом этаже общежития. Его комната отличалась крайней аскетичностью. В прихожей стоял маленький платяной шкаф, в котором помещалась вся одежда Ешинаки, состоящая из неизменных черных джинсов, пары свитеров и большой кожаной куртки. У него была прекрасная теплая шапка, но в городе он ее принципиально не носил. В ванной комнате и прихожей висели и сохли на одноразовых вешалках многочисленные черные футболки - Ешинака никогда ничего не гладил. Маленькая комната была застелена огромным шерстяным ковром с толстым и мягким ворсом. Ешинака ходил по ковру исключительно в белых носках, впрочем, носок другого цвета он и не держал.

В углу комнаты на ковре лежали два матраса, накрытые широким и толстым спальным мешком. На случай визита женщин, Сато держал под изголовьем несколько белоснежных простыней. В одной из стен торчало с десяток альпинистских крюков, на которых было развешено скальное снаряжение, веревки, там же висел и любимый горный велосипед Ешинаки. Люстры в комнате не было. На ее месте из потолка торчал крепкий альпинистский крюк. На этот крюк Ешинака периодически вешал огромный, в рост человека, боксерский мешок. Но большую часть времени мешок просто лежал в углу комнаты, выполняя роль маленького дивана.

В правом углу комнаты стояла старинная православная икона владимирского письма, а перед ней висела на цепи темная от времени лампада - Сато был из семьи японцев-христиан.

Перед окном стоял старинный письменный стол. Почти каждый вечер Есинака садился за этот стол, включал яркую люминесцентную лампу и начинал творить. По столу в строгом порядке были расставлены стаканчики с карандашами, резинки, скальпель. Сато любил рисовать. Он одевал на правую руку кусок трубчатой белой ткани, чтобы не пачкать бумагу, и рисовал, рисовал, рисовал.

Сначала остро отточенным карандашом он тщательно вычерчивал общую композицию рисунка, затем тушью доводил детали. За месяц он создавал три - четыре больших листа, целиком изрисованных комиксами-манга. По сети интернет черно-белые рисунки попадали в Японию, там они проходили компьютерную обработку, расцвечивались и издавались. Манга, созданные Сато, были безумно популярны. В конце декабря, после пирушки у господина Юкигата, Сато перестал рисовать. У него началась депрессия.

Депрессии у Ешинаки всегда приходили в середине осени и в конце зимы. Они всегда были связаны с недостатком солнечного света. Они никогда не проходили от употребления наркотиков. И они никогда не обходились без них. Чем меньше Сато рисовал, тем больше он курил, бродил по темным закоулкам, странным ночным клубам и дискотекам.

Юкигата знал об этой слабости своего ученика, но ничего не предпринимал. Сэнсэй не любил жалеть людей, предпочитая использовать их до полного исчерпания ресурсов, а потом заменять другими. Но Юкигата знал, что как только у Сато хватит сил покончить с депрессиями и наркотиками, то он бросит и своего учителя, станет независимым человеком. Тогда Юкигата уже не сможет его использовать. А таких как Ешинака, среди агентуры Юкигата больше не было. Да, у него есть Накаяма и Итосу, они и сильны, и сообразительны. Но они не обладают талантами Ешинаки. Тот способен подолгу, как змея, сохранять неподвижность, и мгновенно действовать. Итосу похож на тигра, он то спит без задних ног, то находится в постоянном нервном движении. Накаяма, как глупый пес, своей шумной инициативностью приносит больше вреда, чем пользы.

Юкигата размышлял об этом, сидя в глубокой горячей ванне о-фуро. Тепло воды согревало его старческую кровь, снимало боли в изуродованных артритом суставах. Юкигата размышлял Он искал человека, который поможет ему завербовать нового важного агента. Внимание Юкигаты привлек один новый сотрудник отделения фирмы “Мерседес”, где помощником управляющего был японец, гражданин США. Этот японец доверительно сообщил своему старому другу Коити Юкигата о успешной карьере некоей Марии Снежиной. Госпожа Снежина продвинулась по службе после того, как разгромила целую бандитскую группировку, спасая своего друга, лейтенанта противотеррористической службы. Более того, она скоро станет его женой. Разработка такой фигуры может иметь громадное значение.

Юкигата пошевелился в ванной, потоки горячей воды вновь обожгли его тело. Он блаженно расслабился, закрыл глаза. Улыбка тронула его узкие губы.

- Но кого же привлечь к операции? Может быть Акико-сан? Нет, вероятнее всего, с заданием легче справится Сато Ешинака.

Юкигата не знал, что в это время Маша Снежина вместе с Васичкиным отдыхали на островах в далеком индийском океане.

Однажды утром Васичкин с Машей сидели в глубоких шезлонгах на берегу океана. Чистый воздух был пропитан теплом и светом. На фоне голубой воды призрачно маячили цветные паруса. Тропическое солнце заливало ослепительными лучами белый песок пляжа. Бирюзовый океан блестел, заставля щурить глаза, даже защищенные солнечными очками.

Цветастый зонтик создавал тень, с моря дул прохладный ветерок, и жара от этого казалась не столь сильной. Васичкин уже накупался до одури, от глубокого ныряния у него болели уши и голова.

- У меня вода в самом черепе булькает, я чувствую! - изумлялся Васичкин.

- Говорила тебе, без маски не ныряй! - Маша была занята чтением. Она рассеяно листала толстую книгу о китайских стратагемах. На обложке был изображен китайский военный, беседующий с важным чиновником. Оба сидели на коленях в церемониальной позе. На чиновнике было парадное платье и конфуцианская шапочка. Полководец был изображен в доспехах и без головного убора, с военной средневековой прической.

- Ну, и что интересного вычитала? - Васичкину было несколько обидно, что он, в отличии от Маши, не может читать на английском.

- В целом, ничего нового. Систематика искусства войны и интриги.

- Тебе это нужно?

- Конечно, я же в службе безопасности работаю.

- Какой прок от средневековых поучений!

Маша развернулась к Васичкину, внимательно посмотрела на него поверх солнечных очков.

- Хорошо, лейтенант. Ты директор банка. На тебя наехала крутая банда. Твоя служба охраны не справляется. Что будешь делать?

- Ну, это надо разбираться, - протянул Васичкин.

- Все, стоп. Приехали. Итог разборок - банк остался без директора.

- А как эти хрены рекомендуют? - Васичкин постучал по твердой обложке.

- Возможен такой вариант: служба безопасности распускается.

- Крыша втрое больше будет брать, - быстро прикинул Васичкин.

- Итак, ты главарь крыши. Откроешь у меня счет или будешь брать наличкой?

- Я даю крупную сумму, но вот беда! Кто-то из твоих конкурентов неожиданно об этом узнал. Ночная перестрелка - и банк остался без крыши.

- Ну ни фига! Это как называется! - возмутился Васичкин.

- Называется “Убить одолженным ножом”.

Васичкин откинулся в шезлонге, молча смотрел на океан. В воздухе стояло марево от сильной жары.

- Нет, что мне здесь нравится, так это то, что мух нет никаких, комаров, - начал он после небольшой паузы. - А если я безналичкой буду брать? - продолжил он главный разговор.

- Счет у меня откроешь, или на стороне?

- Понял, понял, - ухмыльнулся Васичкин. Если я открываю счет на стороне, ты меня их крыше отдашь. Открываю счет у себя! В моем собственном банке.

- Жить будешь здесь, или скажем, в родном горном ауле?

- Здесь, конечно.

- Дом, дачу, построишь?

- Конечно.

- Семья, дети - школа - институт?

- Конечно. Есть деньги, можно семью содержать. Детей выучу. Институт пусть будет самый лучший!

- Все, стоп. Опять приехали. Ты теперь не бандит, ты мой начальник охраны. И ты меня будешь просить, чтобы я в сложных ситуациях тебя милицией прикрыла. Теперь играть будешь по моим правилам!

- Это что за ход?

- Это называется “Заманить императора на замаскированный корабль”.

- Понял, но это мне не подходит!

Васичкин изобразил кавказский акцент:

- Я буду жить в родном ауле!

- Жаль, что не смогу тебе помочь, когда враги приедут в твой аул!

- Откуда они там появятся?

- Думаешь, мало желающих?

- А ты специально их натравишь, так?

- Это называется: “Использовать дальнего врага, чтобы избавиться от ближнего” и “Сидя на горе, наблюдать за битвой двух тигров”.

- Ладно, - сказал Васичкин, - ты что-то там говорила о поддержке.

- Конечно. У меня есть знакомый лейтенант милиции. Может быть, даже генерал. Он заинтересован, чтобы на его участке не было разборок с применением оружия. Если в разборке пострадали мои люди, я обращаюсь к нему с просьбой поручить расследование лучшему следователю Хватову, чтобы бандиты были найдены. Банк даст средства для закупки техники, горючего, оплатит командировочные. Чтобы подстегнуть усердие, задействуем телевидение.

- А если твои люди слегка постреляли по рэкетирам?

- Тогда тем более нужно расследовать инциндент, бросающий тень на репутацию банка. Я попрошу генерала послать еще более лучших следователей - Улиткина с Черепановым. Банк обеспечит финансирование всех сверхнормативных работ. Разумеется, шумиха на телевидении и в прессе будет только мешать следствию.

- А это что?

- Старый прием. “Скрыть акацию и указать на тутовое дерево”. В принципе, достаточно элементарно.

Васичкин неуверенно покачал головой.

- Выходит, ты используешь мафию, чтобы бороться с мафией?

- Небольшая поправочка. Я использую свою мафию, чтобы бороться против чужой. Бандиты тоже бывают разные. Один строит мясокомбинат в деревне, а другой торчит в казино на Канарах. Для меня между ними есть разница.

Представь, лейтенант, что волшебник выполнил одно твое желание, и уничтожил всех преступников в городе.

- Ну? - Васичкин приблизительно понял, в чем подвох.

- На следующий день ты проснешься в городе, захваченном иностранцами. На улицах будут хозяйничать якудза и коза ностра. Вся прибыль черного рынка будет уходить за рубеж.

Васичкин поднялся из шезлонга, потянулся до хруста в суставах.

- Все. Надоело мне здесь. Домой хочу! Ты эту книгу не выбрасывай, и не отдавай пока никому. Дома мне ее подробно переведешь.

Васичкин направился к голубому бассейну с морской водой. Около бассейна черный бой предлагал отдыхающим коктейли и мороженое. Игорь потребовал две порции апельсинового сока. Удивительно, на этой жаре он мог питаться только соком и фруктами.

Ветер океана шевелил длинные листья пальм, доносил аромат цветущих роз и акаций. Казалось, что на острове само время зациклилось между восходом и закатом, утренним и вечерним приемами пищи. Вечное лето. Вечный отдых. Ничего не происходит. Время остановилось раз и навсегда.

Васичкину безумно захотелось домой.

В Москве меж тем, жизнь текла своим чередом. Блинов второй месяц жил в кузнице у Александра Ивановича. Его раны зажили, сотрясение мозга уже не давало о себе знать, прошли головокружения и головная боль. Николай окреп, стал спокойней и рассудительней. До лета ему не было смысла покидать свою “берлогу”, и он проводил время, стараясь принести Александру Ивановичу как можно больше пользы.

Они ковали решетки, замки, засовы, ограды. Заказов хватало. Прослышав про умельца, народ заказывал Александру Ивановичу и холодное оружие. Здесь мастер был тверд. Он ковал только декоративные сабли и шашки, отказываясь делать боевое оружие.

- Без меня этого добра хватает! - обычно заявлял он, и добавлял:

- И так мужиков не осталось, друг друга поубивали, - и твердо отказывался делать оружие для отъятия жизни.

Николай похудел, жир и “надутые” мускулы безвозвратно исчезли. Лицо стало более вытянутым, шеки слегка запали. Вместо раскачанных жвачкой скул, на лице стали доминировать глаза. Волосы отрасли, он по-старинному удерживал их на лбу ремешком. Александр Иванович доверял ему все более и более сложную работу.

Не всегда у мастера были заказы. Когда было свободное время, он доставал из потаенного места кусок железа, и начинал в сотый раз проковывать его. Александр Иванович ковал булат. Еще летом он вбил в мягкое железо кусок твердой стали. С тех пор он тысячи раз плющил этот кусок, вытягивал, и складывал. Четыре, восемь, шестнадцать слоев. Уже через месяц он потерял счет. Но в любую свободную минуту он нагревал заветный кусок и начинал все сначала. Николай усердно помогал ему. С разрешения мастера он работал над сталью в его отсутствие, иногда даже по ночам. Сталь плющилась, сгибалась, сваривалась, вытягивалась вновь. Слои были уже толщиной в микроны. Мастер продолжал работу. Булат приближался к совершенству.

Саламандра долго не могла понять, почему ей так хорошо. Сквозь сон она чувствовала, как в ее душе растет и заполняет ее что-то очень хорошее и светлое. Ей было тепло и приятно. Она потянулась и открыла глаза. Рядом с ней, прижавшись всем телом, лежал незнакомый молодой человек. Саламандра подняла голову с его плеча и вспомнила все, что произошло этой ночью. Она улыбнулась и осторожно высвободилась из объятий незнакомца. Тот продолжал глубоко спать. Рассвет еще только начинался, и яркие солнечные лучи пока не коснулись палатки. Саламандра посмотрела вокруг себя: все спали. Соня улыбнулась еще раз и полезла к выходу - искать ботинки.

Солнце золотило рассветными лучами кроны высоких сосен. На фоне удивительной красоты голубого неба возвышалась белая гора правильной конической формы. В лучах рассвета казалось, что гора светится. Саламандра заглянула в палатку, потрясла Гнома за ногу:

- Соня, вставай! Я пойду прогуляюсь.

- Сама ты Соня, - проворчал Гном, засунул голову внутрь своего рюкзака, и продолжил сон.

Сонечка потянулась, прогнулась, покрутила спиной и шеей. Ее внимание привлекла цепочка следов босых ног. Она решила пройти по следу ночного гостя.

Довольно долго Саламандра спускалась по дороге вниз, затем следы повели ее в лес, вверх по склону.

- Так вот где он вышел леса. Любопытно, - произнесла Саламандра и продолжила поиски.

Следы кружили в лесу среди высоких деревьев, было видно, что человек несколько раз падал и катился вниз по склону горы. Сонечка продолжала поиски. Ей овладел азарт. Она представляла себя детективом, раскрывающим таинственное происшествие. След попетлял по лесу и вышел на тропинку, ведущую к вершине Тепе-Кермен. Саламандра начала подниматься. Это был довольно крутой подъем. В одном месте было видно, что человек несколько метров катился по снежному склону. Саламандра была в пути уже около сорока минут, и понемногу начинала беспокоится за тех, кто остался в палатке.

- Ничего, буду нужна, покричат, - думала она.

След вывел ее почти на самую вершину. Здесь растительность кончалась, вверх шла голая скала. Скала поднималась вертикально метров на двадцать. У ее подножия темнели отверстия многочисленных пещер. На вершину можно было попасть по узкой потайной тропке, но Соня не знала пути наверх. След вел ее по краю скалы, мимо пещер, к южному склону горы.

- Как он тут прошел, - ворчала Соня, - тут разбиться - элементарное дело.

В одном месте ей самой пришлось разуться и перевесить ботинки через плечи. Держась руками за скалу, она прошла несколько шагов по самому краю обрыва. Наконец следы вывели ее на широкую и ровную площадку.

Эта часть горы была размером с футбольное поле, в самой середине площадки Саламандра заметила на снегу кучу брошенных вещей. Она подошла ближе. Большой станковый “Ермак” твердо и устойчиво стоял в вертикальном положении. Рядом валялся теплый офицерский бушлат, ватные штаны, крепкие зимние ботинки. Все снаряжение было в одном стиле - потертое, но добротное, цвета хаки. В стороне аккуратной кучкой было сложено нательное белье, водолазка, свитер. В снегу четко контурировался силуэт голого лежащего человека.

- Так, похоже, что здесь его и настигло глубокое интуитивное прозрение. Интересно, неужели с плана такое бывает?

Саламандра тщательно проверила все карманы в одежде, обшарила рюкзак. Увидев мыло, тюбик шампуня, и зубную щетку, она удивленно подняла брови:

- Все не так плохо, посмотрим дальше.

Она без всякого стеснения продолжила осматривать рюкзак.

- Немного денег, спички, блокнот, нож, котелок, жратвы почти нет, ага!

Саламандра извлекла из рюкзака пакетик с куревом.

- Травкой баловались! Ну, это еще не самое страшное, - Соня была очень рада, что не нашла шприцев или ампул. От таких вещей она всегда старалась держаться подальше.

Взвалив на себя вещи и рюкзак, она двинулась в обратный путь.

К ее приходу в лагере уже был готов завтрак. Гном с Луной сварили гречку с тушенкой, сытный запах чувствовался за километр. Даже аскетичный Ван уже готовил ложку.

Саламандра бросила “Ермак”, заглянула в палатку.

- Весло, мое весло! Я его потерял! - Длинноволосый паренек сидел, обхватив руками худые колени. Он мерно раскачивался, принюхиваясь к вкусному запаху каши.

Когда Соня приоткрыла полог палатки, он приник глазами к проему.

Лунин как раз клал в кашу огромный кусок топленого сливочного масла. Мальчик весь вытянулся в сторону пищи.

- Как дела? - весело спросила Саламандра найденыша.

- Мне снится ужасный сон, - захныкал тот, - как будто я потерял свое весло!

- Гляди сюда! - Соня показала ему старую деревянную ложку с облупившейся краской.

- Мое, мое, отдай! - обрадовался парень.

- Сначала заплати! - отдернула руку Саламандра.

- За что, тётенька? - мальчик приготовился заплакать.

- Ты со мной ночь провел. Теперь женись! - сказала Саламандра.

- Ты что, тётенька, мне всего четырнадцать! - оправдывался паренек.

- Да какая я тебе тётенька! Еще раз так назовешь, удушу!

- А ложку вернешь?

- Да ты у нас жадненький!

Паренек обиделся, гордо тряхнул головой.

- Оставь себе, - произнес он холодным и немного надменным тоном.

- Ладно, я пошутила. - Саламандра залезла в палатку, потрепала паренька по волосам. Тот гордо не обращал на нее внимания.

- А я твой “Ермак” принесла, - Сонечке ужасно захотелось задобрить мальчишку.

- Правда? - тот уже не сердился.

- Конечно. Ну, будем друзьями! - Саламандра протянула мальчишке руку. Тот схватился за узкую длинную кисть Саламандры, притянул ее к себе и чмокнул в щеку.

Саламандра была немного ошарашена.

- Тебе точно четырнадцать? - спросила она с сомнением в голосе.

- Точно. Летом исполнится! - авторитетно заверил ее пацан.

Зовут-то тебя как?

- Сашкой зови, так меня дома зовут.

- А что, и прозвище есть? - поинтересовалась Саламандра.

- Конечно, есть. Я - Горлум.

Солнце поднялось уже высоко над окрестными горами и его лучи стали согревать холодный утренний воздух. Лунин с Гномом дали сигнал к началу завтрака. Первым свой котелок подставил Сашка-Горлум, потом Саламандра. Вежливый Ван подошел последним. Каша удалась на славу. Гречка допрела в самый раз, хорошо пропиталась тушенкой. Гном порезал каждому по половинке луковицы, поставил пакет с сухариками.

Все с удовольствием ели, нахваливали еду. Гном не пожалел припасов, и всем досталось по две порции. Первым попросил добавки голоднющий Горлум:

- Давай, сыпь побольше! А еще луковица есть?

- А ты знаешь волшебное слово? - перебил его Лунин.

- Какое? - искренне растерялся пацан.

- Слово “пожалуйста”, - наставительно произнесла Саламандра, и ловко оттерла его, протягивая свою миску.

- Вот вы как, над маленькими издеваетесь! - попытался обидеться Сашка.

- Ладно! - и Гном навалил ему полную тарелку ароматно пахнущей каши.

На морозце даже у Вана пробудился зверский аппетит. Он тоже взял добавки, и спросил у паренька:

- Почему вчера без одежды ходил? Очень жарко было?

Все с интересом посмотрели, как Сашка будет выкручиваться. И ему пришлось рассказать своим новым друзьям кое-что о себе. Он ел, и рассказывал.

- Раньше я был другим. Но год назад в моем родном городе появилась секта. Это было настолько необычно, так интересно, как я себе и представить не мог. Мамка у меня все время работает, папки нет, жили мы бедно. В городишке нашем ничего нет, скука смертная. Когда первые сектанты у нас появились, я сначала смеялся. Потом меня друг уговорил посмотреть. А чего не посмотреть, все равно делать нечего.

Сашка закончил с кашей, облизал ложку:

- Там я себя впервые себя человеком почувствовал. Учитель сказал, что его задача - мою бессмертную душу спасти. Я раньше и не знал, что ее надо спасать. Учитель на меня большие надежды возлагал. Он сказал, что моя душа в большой опасности. За мной гонится небесный охотник. Учитель увидел его во время прозрения. За моей душой крался Человек-птица. Учитель сказал, что небесный охотник войдет в мое тело, а я это даже не замечу. Человек-птица вселится в меня, и станет великим разрушителем, убийцей и преступником.

Гном откупорил бутылку вина, налил всем понемногу, плеснул чуть-чуть и Сашке. Тот продолжал:

- Учитель мог делать чудеса. Он вызывал духов, показывал людям их прошлое и будущее. Мне он сказал, что я стану либо великим бойцом сил зла, либо защитником сил света.

- Ну и где сейчас твой учитель? - поинтересовалась Саламандра.

- Он ушел. - Сашка поморщился, как будто стремился поскорее расстаться с неприятными воспоминаниями. - Короче, там криминал какой-то оказался. Секту разогнали, в газете сказали, что это был фашизм. Откуда они это взяли - не пойму…

А вы куда идете? Могу провести. Я тут все дороги знаю.

- Мы к морю идем, - неожиданно ответил Ван.

- Отлично. За два дня доберемся!

Оптимизм Сашки понравился всем. Через пару минут палатка была собрана и отряд двинулся на юг, в сторону главной гряды Крымских гор.

На этом мы расстанемся с путешественниками и вернемся в Москву, где Юкигата беседует со своими учениками.

Юкигата сидел со своими учениками, находясь в возвышенном состоянии духа. Он только что перечитал в “Хагакуре” отрывок, в котором говорилось о заложенном в каждом человеке стремлении к смерти.

Желая пробудить в своих учениках правильный подход к проблеме и научить их использовать слабости противника, он предложил им высказываться по этому поводу.

- Стремление к смерти у русских выражается в принятии огромного количества алкоголя, - высокомерно произнес Итосу.

Накаяма согласно кивнул, соглашаясь с товарищем.

- В последнее время русские употребляют и наркотики, особенно если они не намного дороже водки, - добавил Сато Ешинака.

- Насколько нам известно, западные спецслужбы довольно вяло пресекают попытки направления в Россию наркотиков, - осторожно высказалась Акико, - мне даже кажется, что они создают для России “режим наибольшего благоприятствования” в этом плане, - добавила она.

Сэнсэй решил, что пора высказаться и ему. Он поудобнее уселся в кресле и взял в руки чашку с горячим чаем.

- Мы не можем судить, есть ли у кого-нибудь реальный план “посадить Россию на иглу”, - произнес он. - Но американская пропаганда косвенно способствует этому, размывая в обществе традиционную систему ценностей.

Американцы чересчур навязчиво рекламируют в России свою поп-культуру, свой образ жизни. Они стремяться вывести русских в русло своей системы ценностей, где русские всегда будут людьми второго сорта. Вольно или невольно, они мешают русским понять причины их реальных проблем.

Теперь Россия поражена глубоким внутренним кризисом. Она больна сама собой, и уничтожает сама себя. В ближайшее время наркотики, насилие и водка выкосят напрочь до двадцати процентов населения, это верно. Но это позволит России освободится от мешающего балласта. Увеличится процент сильных духом людей. Действия Америки бумерангом ударят по ней самой! - возвестил сэнсэй.

- Мне кажется, что еще несколько лет, и сильных духом людей в России не останется совсем, - предположила Акико.

- Я понимаю, что Вы имеете в виду, Акико-сан! Вам кажется, что чем хуже условия жизни, тем более люди склонны опускаться. Это не так.

Сэнсэй сделал еще пару глотков, и после небольшой паузы продолжил:

- Акико-сан очень правильно поставила вопрос. Действительно, Россия - это та страна, где вы не найдете много независимых личностей, ярких индивидуальностей. Причина этого в том, что много веков, начиная с объединения Руси варягами, государство уничтожало всех потенциальных лидеров, чтобы было легче управлять людьми.

Независимо мыслящие люди всегда безжалостно преследовались и уничтожались в России. Некоторое ослабление контроля произошло в конце прошлого века, и немедленно привело к революции.

Получившие власть вожди создали еще менее гармоничное государство. Строго говоря, жить в тех условиях действительно было нельзя. Но вожди уничтожили всех недовольных, и создали особо покорную породу людей. Они контролировали их мысли, поступки, и желания. Благодаря этому контролю государство запрещало самоуничтожение простым людям.

Зато те, кто выходил из-под жесткого контроля государства, немедленно начинали убивать себя. Парадоксально, но русская духовная элита убивала себя самостоятельно. Лучшие актеры, певцы, те, кого тогда считали совестью России, быстро и безжалостно убивали себя при помощи водки. Жить в удушающей среде всеобщего контроля свободные люди физически не могли.

Теперь ситуация изменилась. Простому народу предоставлены все условия для самоуничтожения. Смертность в России растет ужасающими темпами. Но сильные духом люди по закону противоположности именно сейчас обрели волю к жизни и борьбе. В общей пьющей массе их практически не видно, и американцы вероятно считают, что их вообще нет. Здесь они и допускают главную ошибку, - усмехнулся Юкигата-сэнсэй.

Юкигата прервался, наслаждаясь ощущением сухого тепла. Горячая чашка согревала его старые руки, прогоняла боль из суставов. Он выдержал небольшую паузу и продолжил:

- Когда элита русского народа поражена комплексом вины, страну можно брать голыми руками. Тогда заложенное в душе каждого человека стремление к смерти будет работать против них, приведет к пассивности и пьянству.

Но если их стремление к смерти будет реализовываться через желание отдать жизнь за Родину, - сэнсэй покачал головой, - их соседям придется туго. И я не хотел бы вновь оказаться на их пути.

Юкигата задержался, чтобы в полной мере насладиться ароматом свежего чая. Он сделал несколько медленных глотков, и продолжил:

- Занятия боевыми искусствами формируют в человеке способность управлять своим характером. Опытные бойцы отнюдь не стремятся к самоуничтожению. Такие люди будут крайне опасны и для Америки, и для Великой Японии.

Теперь вы понимаете, почему мы не заинтересованы развивать в России истинные боевые искусства, - обратился к своим ученикам Юкигата-сенсэй. Мы не заинтересованы в новой волне русской колонизации. Итак русские уже проникли в Америку, закрепляются в Европе.

- Но это же хорошо, они ослабляют наших конкурентов! - подал голос Итосу.

- Мы никогда не простим Америке атомные удары, бомбежки городов, гибель тысяч наших героев-камикадзе, - Юкигата сверкнул глазами, - но мы обойдемся в этом деле без помощи русских.

В голосе сэнсэя звенел металл, и на миг его ученики почувствовали страх перед неистовым старцем.

- Слава богу, что мы японцы, - подумал Итосу, - старик ненавидит и русских, и американцев.

- Акико-сан, ты жила в Америке, скажи, много ты видела там смешанных браков? - сэнсэй вновь резко сменил направление разговора.

- Американцы не любят смешиваться, все живут там очень обособленно, - осторожно высказалась Акико.

- Правильно. А эти русские по сути своей не терпят обособленности. Даже негра, родившегося в России и говорящего по-русски, они будут считать русским. Они стремятся растворить в себе все нации! В этом они подобны нашим историческим врагам - китайцам. Но русские гораздо опаснее.

Вы может быть помните Боксерское восстание в Китае? - обратился Юкигата к своим ученикам.

Те закивали головами.

- Одной из ошибок восставших была слепая вера в то, что занятия кун-фу сделают их неуязвимыми для пуль. Если бы они потратили свои силы на обеспечение огнестрельным оружием, а не на тренировки “Железной рубашки”, то может быть, они бы свергли династию Цин раньше Синьхайской революции, и история пошла бы другим путем. Но 1901 год стал годом гибели тысяч мастеров ушу и обманутых ими крестьян. От пуль американцев и немцев их не спасло кун-фу и цигун.

Юкигата обвел взглядом своих учеников, решив поделиться с ними своим собственным опытом.

- Через сорок четыре года в Маньчжурию вошли русские войска. Мне тогда было семнадцать лет, - начал он.

Наша часть стояла близ города Синьцзин, столицы Маньчжоу-Го. Теперь этот город переименован в Чанчунь. Мы защищали район между реками Ляохэ и Сунгари. Наша линия обороны считалась тогда почти неприступной. Укрепрайон проходил по гористой местности, за нами возвышались горы Кореи. Русские должны были наступать со стороны маньчжурских равнин. Но сперва им надо было преодолеть хребты Большой и Малый Хинган.

Ученики слушали, прекратив жевать. Когда старик ударялся в воспоминания, он, по крайней мере, никого не ругал. Кроме того, то что он говорил, было для них достаточно интересно. Юкигата часто уходил в сторону от своей мысли, рассказывал малоизвестные подробности, но всегда помнил то, с чего начинал. И когда он внезапно возвращался к своей первоначальной мысли с самой неожиданной стороны, ученики достигали озарения.

- Когда мы узнали, что танковые колонны русских с марша преодолели Большой Хинган, это было тяжелейшим моральным ударом, - продолжал Юкигата. - Мы уже не верили, что сможем избежать поражения. Наше начальство тоже не верило в силу нашего боевого духа. Меня приковали к пулемету в бетонном колпаке дота.

Юкигата налил себе чашку сакэ, предложил ученикам. Те не отказывались.

- Нас атаковала пехота. Без танков. Я сидел в своем доте один, оглушенный артиллерией русских. Но мне еще крупно повезло, в мой дот не попал ни один снаряд. Когда я понял, что пора стрелять, русские пробежали половину пристрелянного участка. Когда я наводил прицел на одного человека, он уже падал на землю. Я ждал, когда он встанет, но в это время другие бежали вперед. Я отвлекался на выстрелы бегущих, в это время те, за кем я следил, переползали и вскакивали в другом месте. - Юкигата сжал кулаки с такой силой, что хрустнули пальцы. - Время уходило, русские были все ближе. Я стрелял бестолково, наверное так ни разу и не попал. Потом мне в амбразуру кинули гранату без “рубашки”. Очнулся уже в госпитале.

И это были простые солдаты, не спецподразделения, не элитарные части! Уже потом я узнал, что у русских были бойцы, умеющие уклоняться от пуль. Они брали голыми руками солдат, вооруженных автоматом, взять человека с пистолетом им вообще не представляло труда. У них был комплекс движений “качание маятника”, - запомните это название. Уже тогда они имели великолепных бойцов.

Коити Юкигата налил себе еще одну чашку саке, взял ее двумя руками:

- Кампай!

Ученики поддержали своего наставника. Тот выпил и продолжил:

- Русские всегда были очень сильны. В 1905 году они познакомились с дзюдо и дзюдзюцу. Теперь мы дали им каратэ, айкидо. Своими руками мы вооружили потенциальных врагов.

Теперь Вы понимаете свою ошибку, Накаяма-сан?

Накаяма Реймэй поклонился:

- Вы совершенно правы учитель, прошу Вас забыть о моей глупости. Конечно, нам не следует развивать свои традиционные искусства в этой стране.

- Правильно, Реймей. Небольшие секции, для пропаганды превосходства Японского боевого духа, выработки беспрекословного уважения, даже, я бы сказал, чувства неполноценности перед японцами - вот что нам нужно.

- Я все делал не так! Мне казалось, что чем больше учеников я обучу каратэдо, тем лучше будет и для России, и для Великой Японии, - огорчился Накаяма.

- Ничего страшного, - улыбнулся сэнсэй. - В Америке мы уже исправили свою ошибку. Теперь каратэ там может заниматься каждый, и без всякого риска для здоровья! Полный курс обучения составляет не более двух лет - и черный пояс готов. Американцы очень любят быстрый результат. Мы уже думаем, как сократить путь к черному поясу до года.

- Реймей не выдержал:

- Но за год вообще ничему нельзя научиться!

- И это главное, - улыбнулся Юкигата-сэнсэй, - подумайте, Накаяма, о подобном развитии дел в России. Представьте свои соображения. Начните с простого. Защитное снаряжение, инвентарь, реклама соревнований. Побольше шумихи. Жду Ваших конкретных предложений.

Сато Ешинака задумался. Чем больше он общался с сэнсэем, тем меньше он верил в правильность выбранного им пути. Да, в серьезных делах важен точный расчет, свободный от мешающих эмоций. Но Ешинака жил в России уже третий год, и он замечал, что здесь люди больше доверяют сердцу. И он тоже изменился. Ешинака не чувствовал исходящей из России опасности. Он не видел ничего плохого в том, что русские охотно смешиваются с другими народами. И постепенно он переставал верить в необходимость властвовать и подавлять. Япония всегда стремилась к власти и победам, теряя нечто…

Сато начинал понимать необходимость простой человеческой дружбы, когда во время разговора не нужно все время прикидывать, а не убьет ли тебя сейчас дружески болтающий с тобой человек.

Сэнсэй налил всем еще сакэ.

- Пожалуйста, пейте! А, для Вас, Ешинака, у меня есть одно важное предложение. Вам предстоит познакомиться с одной молодой и очень привлекательной особой. Но берегитесь. Эта женщина может быть весьма опасной. - И он протянул Ешинаке несколько фотографий. На них была изображена Маша Снежина.

… Отряд туристов шел мимо села Баштановка. Горлум вел друзей кратчайшей дорогой через небольшой перевал к главному хребту Крымских гор. На земле уже лежало довольно много снега, иногда друзья проваливались по колено.

- Я не представляю, как мы через Ай-Петри пройдем, - подала голос Саламандра, - там небось все дороги занесло!

- Пройдем, - уверенно отвечал Горлум, - главное - чтобы еды хватило.

- Парень странный, только о еде и думает, а жрет за четверых, - ворчал экономный Гном.

- А тебе что, жалко? Ведь нам археологи бесплатно столько продуктов подарили! - увещевал Гнома Лунин.

- Все равно жалко. Вот застрянем на перевале, что нам, друг друга есть?

- С тебя и начнем! - предложила Саламандра.

Далеко на юге уже ясно была видна могучая Ай-Петри, величественные вершины Роман-Кош, в далекой дымке угадывался Чатыр-даг. Лунин был в этих местах уже не первый раз, но летом густая листва заслоняла горизонт, преображала окружающий пейзаж. Зимой горы были ясно видны на фоне синевы неба, их голые склоны выглядели гораздо более суровыми и неприступными. Только участки соснового леса оживляли мрачный пейзаж. На одном из таких участков друзья и сделали привал. Они сидели на двух поваленных деревьях, подстелив коврики. Гном умудрился даже прилечь.

- Все-таки ты не рассказал нам, почему одежду бросил, - начал расспрашивать Сашку Сергей.

- Да очень просто. Я все лето гулял с туристами, кто покормит, кто денег даст. Я и группы водил, места показывал, и рыбалку устраивал, и в магазин бегал. Времени свободного всегда было навалом. То в горы на неделю уйду, то на море, то по пещерам по три дня лазаю. Меня уже за местного духа принимали.

А к осени нормальные туристы схлынули, остались только панки да наркоманы. Эти сидят на развалинах, план покуривают. Самое популярное место у них - гора Мангуп. На Мангупе самый большой в Крыму пещерный город, древняя крепость. Место легендарное. Люди там встречаются очень разные. В основном, они конечно, безвредные, да уж больно странные. Тут целые семьи есть, с малыми детьми живут, тут же их рожают в пещерах. Ну а с кем поведешься, с тем и наберешься.

Горлум пожал плечами, задумчиво посмотрел в сторону гор, где за Ай-Петри плескалось невидимое отсюда море.

- Главное, чтобы много не курить, и никогда не колоться. Это я четко усвоил. Но как-то стал втягиваться в это дело. Холодно, дождь, сидишь в пещере у костра и куришь, куришь одну за другой. Народ приходит разный, хохмы рассказывает, время незаметно летит. К зиме я отощал, слабый стал совсем. Мне стакан портвейна нальют - я уже и падаю. Ну, решил уйти, куда глаза глядят. Думал, пойду до Бахчисарая, а там на электричках в Москву или Ленинград. День шел, все было хорошо. На второй покурил, крыша и съехала. Сначала показалось мне, что я в Киеве, на вокзале. Суета, народ бегает, паровозы ревут. Иду и думаю, как бы меня без паспорта не замели. Вышел с вокзала, попал почему-то в Одессу, на Дерибасовскую. Какие-то цыгане меня позвали, я с ними не пошел. Иду, гляжу - лес. В лесу поляна, на ней железная кровать стоит. Я вещи сложил, разделся, лег. На голой сетке без матраса замерз, стал тапки искать. Пошел, дорогу потерял. Пару раз поскользнулся, совсем холодно стало. Смотрю - Иисус Христос стоит. Я ему:

- Как на трассу выйти, подскажи!

А он не ответил, улыбнулся только, и кивком направление показал. Вышел я на дорогу, долго шел. Смотрю - дворец. Нет, думаю - глюк. Не может в лесу дворец стоять. Пошел, оглянулся - стоит дворец. Из окон свет яркий, музыка играет. Я в подъезд. А там меня апостолы не пускают, бить начали. Наконец сжалились. Помню за стол сел, поили меня, кормили, потом спать отвели. Проснулся - я у вас в палатке. Смотрю - ложки нет. А без весла в лесу нельзя - пропадешь. Я ведь как привык: подходишь к людям с веслом - никто не откажет, не прогонит никогда. Вот и вы меня покормили, спасибо вам!

Саламандра вспомнила Сашкины следы на краю обрыва. Она посмотрела на его худое лицо, длинные волосы, смешно задранные плечи. Память услужливо подсунула картину из прошлого: окровавленное тело, упавшее с крыши дома. Ей стало жутко.

- Горлум, ты знаешь, как умирают наркоманы? - спросила она неожиданно низким и хриплым голосом.

Сашка посмотрел на нее серьезными бездонными глазами.

- Знаю.

- Вчера тебя Бог спас, но знаешь. как бывает?

- Как?

- Когда наркоман крепко подсаживается, ему много денег нужно. Он воровать начинает, других к наркотику приучать. Бог от него отворачивается.

Сашка отвернулся и замолчал.

- Ван достал из своего рюкзака пакет с леденцами:

- Очень хорошо! Первый сорт!

Все стали угощаться, Гном с Горлумом заметно повеселели. Саламандра тоже взяла несколько леденцов, затем вытащила из кармана кисет, протянула Вану:

- Ваня, что с этим делать?

Ван понюхал, вернул Саламандре.

- Очень нехорошо! Надо бросить в огонь!

- Так огня нет! - радостно заулыбался Гном. - Я так скажу. Мы сожжем, но потихоньку. Сигаретку за сигареткой.

Саламандра показала Гному кулак:

- Полегче, с нами дети!

Гном попытался привстать, но сильная рука Сергея удержала его на месте.

Саламандра обратилась к насторожившемуся Горлуму:

- Вот что Сашка, либо ты забираешь это, и идешь своей дорогой на все четыре стороны, либо прямо сейчас выбрасывай!

- Вы чего, все больные? Это же денег стоит! - округлил глаза Сашка.

Ван встал и заглянул Сашке в глаза.

- У нас в Китае за такое могут расстрелять! Один мой знакомый за такое смертная казнь совсем расстреляли! Очень хороший человек теперь мертвый совсем! - Ван повернулся и пошел прочь, сел на корточки, обхватив голову руками. На него вновь обрушились воспоминания.

Ма Шенфун в третий раз сбил с ног своего противника, но тот упрямо продолжал бой, не желая признать поражение. В войсках Внутренней Безопасности служили действительно несгибаемые люди. Ма достался “специалист” из старослужащих, очень опытный и крепкий. И было похоже, что “специалист по рукопашному бою“ не слабее молодого и подвижного Ма.

Ван беспокоился за своего друга. Он видел, что его соперник совсем не реагирует на боль и безразлично относится к ударам в лицо и пах. Жилистый и иссушенный солнцем рукопашник хотел только одного - начать обмен ударами до полного уничтожения.

- Не подпускай его к себе! - крикнул Ван, но было уже поздно.

Ма прозевал момент сближения и противник схватился обоими руками за его шею. Ма бил по жилистому телу, но ему казалось, что он бьет по деревяшке. Тот, в свою очередь, охаживал Ма своими худыми и острыми коленями.

Ма еще раз напрягся, извернулся, и подсечкой сбил противника на землю. Тот упал, но быстро вскочил на ноги. Ма уже не знал, что может его спасти.

Вану тоже показалась, что его другу пришел конец. “Специалист” из войск безопасности все время шел вперед, бил по рукам, ногам, несколько раз достал Ма в голову. Ма прыгал и уклонялся, он с ужасом понимал что его могут снять с поединка “за нерешительность и робость”. Ма надоело отступать и он провел прямой удар ногой.

Такие удары не страшны опытным бойцам, они почти никогда не достигают цели, но именно в этот момент противник Ма пошел в атаку руками. Удар ногой пришелся прямо в открытую грудь. Ма почувствовал под ногой хруст и отвратительный чавкающий звук.

Его соперник упал на спину. В нижней части груди на глазах раздувалось огромное синее пятно. Рукопашник сначала попытался встать, затем бессильно упал и больше не двигался.

Ма впервые в своей жизни сломал человеку кости. Он побледнел и сел на колени рядом со своим противником. Тот уже хрипел, из горла раздавался страшный булькающий звук.

- Прости меня, я не хотел! - прошептал Ма ему на ухо.

Тот скосил глаза, слабо улыбнулся.

- Все нормально, - прохрипел он и закашлялся кровью.

Подбежали два санитара с носилками и врач.

- Перелом грудины, ничего страшного! - успокоил собравшихся доктор.

Соревнования были в самом разгаре. Команды армии, сил Внутренней Безопасности и Флота выставили своих лучших бойцов. Трибуны спортивного зала Военно-политической академии были полны. Верхний ярус трибун занимали представители Высшей партийной школы. Они листали объемистые папки с информацией о выступающих спортсменах, делали пометки и замечания. У товарища Вэнь До уже был почти готов окончательный список кандидатов в группу специального назначения.

Вэнь До как раз нужно было вписать еще двух человек. Его взгляд упал на Ма:

- У бойца кажется слабая нервная система? - поинтересовался он.

- Никак нет, просто он тоже пропустил несколько сильных ударов, товарищ Вэнь! - отрапортовал комментирующий выступления армейский полковник.

- Надеюсь, этот человек нас не подведет, - и чиновник вписал Ма в список.

- Вызываются Ван Шен из команды вооруженных сил и Лу Гуань из военно-морского флота! - объявил диктор.

- Это мой! - политкомиссар У Чжоу искренне болел за своих бойцов.

- Хороший боец? - поинтересовался Эр Лань, коллега политкомиссара из команды флота.

- Стоит десяти! - похвалил У Чжоу своего бойца.

- Что-то он плоховато двигается! - заметил Эр Лань.

- Ребята устали, им уже все надоело, - посетовал У Чжоу, - они уже не имеют стимулов продолжать поединки.

- Очень опасное состояние духа. На войне такие сами бросаются под пули. Ищут смерти.

- Только так и можно победить! - воскликнул У Чжоу.

- Человек, потерявший интерес к жизни, опасен. Он может выстрелить и во врага, и в командира - такие случаи были в моей практике. После окончания войны он уже не может жить обычной жизнью, что-то внутри заставляет его идти на риск и умирать. Такие люди очень опасны. - Эр Лань мог бы добавить кое-какие подробности из своего богатого жизненного опыта, но предпочел воздержаться. Внимание сослуживцев переключилось на бой.

Ван уже потерял всякий интерес к поединкам. Он автоматически вышел на площадку, поклонился трибунам и сопернику. Ему уже все надоело. Уже месяц прошел, как он прибыл в Яньань, этот военно-партийный центр Китайской республики. Уже месяц ему ежедневно промывали мозги бесконечными политбеседами, анкетами, тестами. Он устал. За месяц он принял участие в сотне поединков. Он дрался в защитных шлемах и нагрудниках, боксерских перчатках, без защитного снаряжения, в камуфляжных костюмах, японских куртках для дзюдо и европейских спортивных трусах. Теперь никто из бойцов не боялся за свое будущее. В худшем случае проигравший попадал в спецназ десантных войск, морскую пехоту. То одного, то другого бойца забирали в подразделения различной секретности и престижности. Но оставшиеся продолжали биться друг с другом.

Похоже, что Лу тоже надоело все. Он подошел к Вану, и без всякой разведки нанес удар в челюсть. Ван не успел отреагировать, рот быстро наполнился теплой и соленой кровью. Лу засмеялся, протянул руки к зрителям, показывая, как ему смешно. Потом он несколько раз ударил сам себя, продолжая смеяться. У Лу началась истерика. Очередным ударом он разбил себе нос. Потекла кровь.

Ван сел на пол, скрестив ноги. Он получил большое удовольствие, глядя, как вытянулись лица офицеров и партийных чиновников. Он смачно плюнул на пол кровью и осколками зубов. Лу снял перчатки, бросил их в сторону трибуны и прокричал:

- Все, я устал!

По китайским меркам, это был бунт. Солдаты засвистели. Ван тоже снял свои перчатки. Краем уха он услышал в общем шуме особенные слова:

- “Площадь Тяньаньмэнь”.

Вэнь До еще не знал, что студенты вышли на улицы Пекина. Когда его запыхавшийся помощник сообщил последние известия из столицы, армейский полковник сокрушенно сказал:

- На несколько дней опоздали!

Вэнь До грустно посмотрел на сидящего Вана, окровавленного Лу. Он вдруг увидел, что даже просеяв тысячу обычных людей, не найдешь существ с сердцами из камня.

- Нет, у нас изначально не было шансов. Мы перепутали причину со следствием. Нельзя заливать пожар маслом. - Вэнь До смотрел на свистящих и улюлюкающих солдат. - Они не знают, что их ждет! - пробормотал он.

Но никто не знает, что ждет его самого. Через месяц товарищ Вэнь До был расстрелян за попытку организации контрреволюционного переворота, старый политкомиссар У Чжоу уволен из Народно-освободительной армии, а все новые спецподразделения расформированы. Ма Шенфун и Ван сменили еще несколько подразделений в различных районах Китая, и наконец, попали в горы Наньлин, в подразделение горных стрелков.

Облака очень красивы, когда они плывут высоко в небе, насквозь пронизанные солнцем, и ветер лепит из них причудливые фигуры. Облака бывают похожи на драконов, фантастических птиц, поверхность моря.

Когда облака близко, они похожи на простой туман. Они похожи на мокрый ветер и дождь. Когда облака рядом, трава и камни делаются скользкими, и поскользнуться очень легко. Внутри облаков одежда и снаряжение промокают, и хочется развести костер. Внутри густого облака ничего не видно вокруг. Но заканчивается подъем, и ты видишь, как холодный ветер медленно гонит свои стада уже под твоими ногами. Ты стоишь на сияющей высоте, и солнце освещает горизонт на сотни километров вокруг. Воздух прозрачен и чист, и кажется, что его можно пить.

Когда облака парят далеко внизу, они снова приобретают свой привычный вид, и ветер опять лепит из них причудливые фигуры. И еще они похожи на бесконечные стада овец, огромные табуны белых и темных лошадей. Скоро Ван очень хорошо узнал, как выглядят облака, плывущие глубоко внизу…

Ван служил в Юго-Западном военном округе, в элитарном подразделении горных стрелков, которое базировалось в труднодоступном районе Китая - Сычуаньских Альпах.

Сычуаньские Альпы - это красивое и опасное место, где небо соприкасается с землей и рай превращается в ад. Три великих реки Азии - Янцзы, Меконг и Салуэн несут свои бурлящие воды параллельно друг другу в глубоких ущельях, разделенных узкими и отвесными хребтами.

Взвод Вана то мотался по непроходимым джунглям, то штурмовал перевалы в горных хребтах.

- Высота хребтов превышает три тысячи метров, самый высокий пик вздымается к небу на семь с половиной километров. - любил повторять Ван данные из школьного учебника географии.

Скоро Ван и его друг Ма изучили географию южных гор на своей шкуре. Им приходилось подниматься на вершины, покрытые сияющими на солнце ледниками, подолгу зимовать на заметенных снегом перевалах, помогая пограничникам и подразделениям сил внутренней безопасности. Их сбрасывали с вертолетов в непроходимые джунгли, чтобы уничтожить плантации мака и конопли.

Ван насквозь пропитался запахом дыма. Они сжигали большие поля и маленькие делянки, жгли не отмеченные на картах деревни. Иногда из леса звучали выстрелы, они прочесывали джунгли, но чаще всего напрасно. В джунглях, казалось, жили только дикие туземцы.

К концу срока службы солдаты уже немного познакомились с местным населением, многие, получив увольнение, спешили в ту деревню, где успели завести знакомых. В одной из деревень Ван познакомился с девушкой народности Тай. Он приходил к ней раз в неделю, и уже через месяц не мыслил свою жизнь без нее. Ли Мэй благосклонно принимала его ухаживания. Была весна, горы покрылись сплошным ковром цветов, птицы в лесу надрывались от весенних песен. Ли Мэй была ослепительно хороша. Ван полюбил ее той юношеской любовью, которая слаще меда и пьянее, чем вино. Девушка не смогла устоять, и с радостью позволила себе потерять голову. Их любовь уже не была секретом ни в деревне, ни в части, где об этом знали все, от командиров до последнего солдата. Влюбленные и не пытались скрыть свои чувства - их видели вместе в горах, на реке, они часто выходили из джунглей, держась за руки.

Так шли месяцы. Ван собирался жениться на ней, но однажды Ли Мэй сказала ему:

- Сначала ты должен попросить меня у моего отца. Он не из нашей деревни, он не из нашего народа, он живет в большом и богатом доме. Кроме моей матери, у него было много жен. Передай ему привет от меня, попроси его позволения жениться.

Был жаркий августовский полдень. Они с Ваном качались в большом гамаке, закрытом противомоскитной сеткой.

- Как зовут твоего отца? - поинтересовался Ван.

Ван осторожно убрал руку из-под головы Ли Мэй.

- Тот самый Тун Чжао? - он не верил своим ушам.

Семья Туна доставляла много неприятностей Юньнаньским властям. Остатки тайных обществ средневекового Китая прочно удерживали свое влияние среди местного населения. Особенно сильна была их власть в автономных районах и уездах. Тамошнее начальство имело крупные дела с триадами и получало солидные прибыли с урожаев конопли и опиума. Да и где-то в Пекине Тун имел весьма влиятельных покровителей. Крупные чины министерства безопасности поставляли целые караваны оружия в Лаос и Камбоджу, используя для этого людей Туна.

Местным силам правопорядка было очень легко жить с триадами. Тун беспощадно истреблял всех, кто пытался продавать наркотики на территории Китая. Весь опиум шел за границу. В уездах и районах не было сколько-нибудь серьезных преступлений. Тун знал обо всем и сурово наказывал нечестных людей.

Не раз силы внутренней безопасности узнавали о том. что в приграничных районах появились пришлые люди, интересующиеся наркотиками. Не раз и группа Вана по тревоге выезжала, чтобы схватить наркодельцов. Но чаще всего они заставали либо уже повязанных преступников и стерегущих их представителей сельсовета, либо мертвые тела тех, кто пытался силой устанавливать в провинции свой порядок.

- Да, это тот самый Тун. Должен же у меня быть хоть какой-то отец! - вновь улыбнулась Ли Мэй.

- Скоро закончится мой срок службы. Сразу после демобилизации я обязательно навещу твоего отца, - пообещал озадаченный Ван.

Зимой время тянется особенно медленно. Ли казалось, что вокруг него уже много недель тянется одна бесконечная ночь. Каждое утро он уходил из своей комнаты в институт, где усердно изучал грамматику и правила русского языка. Короткий день заканчивался раньше, чем он выходил из здания института. Если в секции была тренировка, Ли ехал в зал к Белкину и в течении трех - четырех часов занимался ушу. Когда не было тренировок, Ли часто направлял свой путь в библиотеку. В зале, залитом искусственным светом, Ли доставал ксерокопию книги и начинал переводить ее на современный китайский и одновременно на русский язык. Работа шла медленно, он листал толстые словари, подолгу восстанавливал смысл каждого иероглифа. Строчка за строчкой перевод ложился на чистые листы бумаги. Ли ощущал радость и удовольствие. Своим трудом он хотел отблагодарить всех друзей, которые помогали ему найти свое место в этой стране.

Ли было невдомек, что за всеми его занятиями часто наблюдал спокойный и холодно-надменный Ешинака. Молодой японец легко вычислил, чем занимается Ли. Он даже сумел однажды сделать ксерокопию его трудов.

- Такая книга украсит собрание в храме моего родного города, - решил для себя он.

Однако, времени тщательно подготовить и провести операцию у Сато не было. Поэтому он посвятил в это дело своего товарища Накаяму Реймэя. Реймэй с энтузиазмом взялся за дело.

Сам Ешинака был поглощен главным заданием: выйти на Машу Снежину и ее мужа, офицера спецподразделения по борьбе с терроризмом. Маша работала в фирме “Мерседес”. Однажды к ней на фирму приехал Ешинака в видавшем лучшие времена “мерсе”.

- Это автомобиль моего учителя, прошу осмотреть его и провести необходимый ремонт, - обратился он к менеджеру фирмы. - Я хочу также установить хорошую сигнализацию.

- Все будет сделано в лучшем виде. Относительно сигнализации Вас может проконсультировать наш специалист по безопасности - и менеджер провел молодого японца к Маше.

На кабинете уже висела новая надпись: “Мария Васичкина. Специалист по вопросам безопасности”. Сато дернул дверь и понял, что учитель не зря советовал ему быть осторожным.

Стройная высокая брюнетка с синими глазами внимательно осмотрела его, не упустив из виду ни одну подробность. Ешинака очень пожалел, что накануне позволил себе покурить травы: похоже что от Маши это не укрылось.

- Проходите, какие проблемы Вас волнуют? - обратилась к нему Маша на правильном английском.

- Давайте говорить по-русски! - широко улыбнулся Ешинака, - Мой учитель хочет установить на машине современную сигнализацию. Но он старый человек, и не любит, когда сигнализация напрасно будит его по ночам.

- Мы рекомендуем Вам сдавать автомобиль на охраняемую стоянку. Это надежней всего.

- К сожалению, это невозможно. Мой учитель любит, чтобы автомобиль был всегда под рукой.

- А чему Вас обучает ваш наставник? - поинтересовалась Маша.

Вопрос застал Ешинаку врасплох. Не объяснять же ей, в самом деле, что старый Юкигата готовит преемников на пост резидента японской разведки в России.

- Учитель занимается Оригами! - после небольшой паузы вырвалось у Сато, и он сразу же пожалел об этом. Юкигата совершенно не интересовался искусством складывания из бумаги.

- Как интересно! А вы можете что-нибудь показать?

- Конечно. - Ешинака ловко сложил маленького журавлика.- Вы замужем?

- Да, а какое это имеет значение? - Маша удивленно заморгала ресницами.

- Вот какое, - и Сато сложил другого журавлика побольше.

- Как красиво! - Маша захлопала в ладоши.

- Мой сэнсэй приглашает Вас и Вашего уважаемого мужа посетить его и научиться Оригами. Скоро будет большая выставка в культурном центре Японии. Если Вы захотите, то Ваши творения тоже будут выставлены там. Вот визитка учителя. Он будет очень, очень рад!

Маша повертела в руках дорогую визитку с надписями на трех языках.

- Может быть! - просто сказала она.

С выбором сигнализации проблем не возникло…

Сунь Цзинь был проницательным человеком и с первого взгляда определил Ли Шена как неудачливого коммерсанта, взявшегося не за свое дело. Он снисходительно наблюдал, как его новый сосед по комнате зубрит русский язык, ходит на занятия. Но очень быстро мнение Сунь Цзиня стало меняться.

- Этот Ли Шен не так прост, как кажется! - сказал он себе, увидев, как его сосед что-то переводит со старокитайского языка. Удивление главы китайского землячества еще более возросло, когда он обнаружил, что Ли серьезно занимается ушу.

- Какие крутые перемены! К чему бы это? - задавался вопросом Сунь Цзинь, и ему казалось, что с этим Ли он еще по уши окунется в неприятности.

То, что неприятности у Ли возникнут достаточно скоро, было очевидным. И лучше всех об этом знал Накаяма Рэймэй.

Накаяма строго следовал правилу: “Зимой тренируйся в самый лютый мороз, а летом в самую жару”. Он регулярно посещал атлетический зал, боролся в клубе дзюдо, вел небольшую секцию каратэдо.

В секции Накаямы было железное правило: старшие ученики могли в любое время ударить новичка. Поэтому отсев слабых телом и духом был весьма эффективным. Зато прошедшие год предварительных тренировок получали возможность носить белый пояс и получать личные наставления учителя.

Накаяма постоянно спарринговался со всеми своими учениками и всегда побеждал их. Среди его учеников были бывшие боксеры, штангисты, гимнасты, борцы. Многие раньше служили в армии. К удивлению Накаямы, в его секции не было ни одного представителя сил безопасности или милиции, хотя им было бы полезно посмотреть на японскую технику. Три года назад, когда Рэймэй только перебрался в Москву из Японии, он был намного слабее. Необходимость постоянно доказывать свою силу заставила его тренироваться гораздо интенсивнее. Ученики не давали расслабляться. Он с ужасом осознавал, что если прекратит тренировки хотя бы на год, его ученики перегонят его. И Накаяма самоотверженно тренировался.

- В Японии я бы уже был девятым даном, - бормотал он, возвращаясь домой после очередной изнурительной тренировки, - а у меня только второй!

Помимо тренировок в зале, Накаяма выезжал на электричке в подмосковные леса, и до крови бил кулаками по толстым деревьям, тренировал удары головой и ногами. Зимой и летом он тренировался на природе. И летним утром, и темными зимними вечерами его можно было увидеть тренирующим свое тело среди лесов Подмосковья. Хулиганы и бандиты никогда не подходили близко к Рэймэю, от него веяло такой силой и опасностью, что это чувствовали даже “тупые северные варвары”.

Получив от Сато Ешинаки информацию о китайце, обладающем древней книгой, Накаяма решил, что наконец представился великолепный случай отличиться. Если он добудет рукопись для Японии, то ему присвоят как минимум пятый дан в родной школе каратэ, может быть даже разрешат вернуться в Японию…

Накаяма начал следить за маленьким китайцем.

- Ты ничего не украл? - спросил как-то Сунь Цзинь у Ли Шена.

- Нет, с чего ты взял! - удивился Ли.

- Может быть, ты чем-то не понравился императору Японии? - предположил Сунь.

- Ничего не понимаю, в чем дело? - Ли насторожился, его настроение упало.

- За тобой следит какой-то японец, - небрежно бросил Сунь.

- Из наших?

- Нет, в нашем общежитии он не живет.

- Где ты его видел?

- Он шел от общежития, потом сел вместе с тобой в метро.

- Ты его разглядел? - Ли хотел быть спокойным, но внутри все противно дрожало, сердце рухнуло ниже коленок.

- Разглядишь его! Он издалека шел, таился, держался в тени. Это профессионал!

- А почему ты решил, что японец?

- Плотный, спина очень прямая. Головой не крутит, когда надо посмотреть вбок, оборачивается всем телом. Боюсь, что это мастер боя на мечах или что-то в этом роде. У него отсутствуют движения, характерные для русских: он не сплевывает, не сутулится, не держит руки в карманах. Русские любят притопывать ногами, ставя их рядом, а этот стремиться топнуть ногой в сторону, как борец сумо.

- А почему не китаец?

- Мы, китайцы, очень подвижны, все время напеваем про себя, любим в такт мелодии качать головой. Мы много двигаем руками, поворачиваем голову из стороны в сторону. А японцы мало двигаются. Те из них, кто воспитан в западном стиле, не следят за осанкой, но традиционно воспитанные стоят, как кол проглотив. А твой новый друг из таких.

- Мне кажется, что здесь не обошлось без Ешинаки! - выдохнул Ли.

- Я тоже так думаю. Что у тебя за дела с русскими?

- Я тренирую русских любителей ушу.

- Большие деньги? - поинтересовался Сунь.

- Да так, мелочь! На еду едва хватает. Но деньги ведь не главное?

- Через пять лет в этой стране все будут измерять деньгами, - Сунь состроил презрительное выражение лица, - общество деградирует, духовные ценности превращаются в обузу.

- Что там пять лет! Я не знаю, что в этой стране может случиться завтра. Я и так уже много чего попробовал. Представляешь, я был в дорогих ресторанах, потом голодал, ночевал в канализации, потом в шикарной гостинице…

- Значит, у тебя еще будут сюрпризы в жизни! - и Сунь сел на кровать для совершения вечерней медитации. Он несколько раз перевел взгляд с иероглифа “Кху” на плакат с голой красоткой, помолчал, а потом громко произнес, подражая голосу актера пекинской оперы: ”Во Сян Лао По”!

Маша Васичкина принимала у себя дома подружек по детдому. Муж дежурил в усилении, работа на фирме была сделана, и она позволила себе немного расслабиться с подружками. На столе стояла бутылка мартини, кофе, скромный тортик. Подружки весело трепались, обсуждая свою нескучную жизнь.

- Ты представляешь, Верка в Сибири! Нашла мужика в Новосибирске, поехала к нему в мерзлоту! - сообщала Светлана - маленькая худенькая брюнетка в огромных очках. Светлана работала билетером в атлетическом клубе, по выходным водила экскурсии в музее искусства народов Востока, жила на нищенскую зарплату. У нее был дом в Солнечногорске, а в Москве она ночевала у знакомых девчонок в общежитии.

- Дура! - хмыкнула Серафима, прихлебывая чай из блюдца. Мудаков из Сибири нам не надо. Вот найти бы в Москве богатого спонсора, да еще иностранца! - Серафима повела круглыми плечами, ее полная грудь заколыхалась.

- Полно, тебе, Сима! Уж сколько раз ты обжигалась, учила тебя жизнь, да видать не в прок! - укоризненно посмотрела на нее Светлана.

- Ну и что! Зато я всего попробовала. Покушала и рыбаньки, и икорки. А уж натрахалась! Все лучше, чем ученой крысой без мужиков сидеть!

Светлана обиделась и замолчала.

- Не расстраивайся, Светка! У тебя все будет хорошо! Я в тебя верю! А ты Сима, не издевайся. Конечно, ты у нас всегда была первой красавицей. Походка плавная, волосы длинные, светлые, глаза - что блюдца. За тобой с четырнадцати лет мужики бегали. Но по уму Светка в сто раз тебя обошла, университет закончила!

- Ну и сидит со своим умом на одну зарплату. На что он ей, прости господи!

Баба без мужиков - не баба! Так, иллюзия одна! - обратилась Серафима к Маше. - Вот и ты. До чего была недотрога, а замуж выскочила, как миленькая! Небось и любовник не помешает! Как там у вас на работе с иностранцами?

Серафима была красивой женщиной, но ее красота непостижимым образом сочеталась с фантастической глупостью. Впрочем, в жизни она устроилась относительно неплохо. Она танцевала в ночном клубе, заводила посетителей дискотеки, и постоянное движение помогало ей поддерживать себя в хорошей форме: 96-60-90. Но ляпнуть в разговоре она всегда могла что угодно. Маша уже давно на нее не сердилась. Она вполуха слушала ее трескотню, и при упоминании о иностранцах вспомнила о молодом японце, который приходил накануне.

Маша слишком хорошо знала жизнь, чтобы верить всему, что наговорил ей обаятельный японец. Маше нравилось мирное и нежное искусство Оригами, но тащиться к неведомому учителю в разгар медового месяца…

- Девочки, никто не хочет познакомиться с японцем? - обратилась она к своим подругам.

- Что же ты раньше молчала! - закричала Серафима. - Богатый, фирмач?

- Он преподаватель Оригами, ему за шестьдесят! - успокоила ее Маша.

- Самый сок! А что это за Оригама?

- Оригами - это искусство складывать фигуры из бумаги! - пискнула Света.

- Он что, больной? ! На хрена из бумаги? Это же никто не купит.

- Это для красоты, это не продается, их дарят! - сказала Светлана.

- На хер мне бумага, вот если бы он мне видак подарил!

- Может и подарит. У него “мерседес”, - Маша протянула визитку.

- Что это за визитка! Без позолоты, на каком-то картоне! - Серафима знала, что “настоящие” визитки должны быть на глянцевой бумаге и непременно с позолотой.

- Это не картон. Это специальная бумага, похоже на ручную работу, - поправила Маша, - она гораздо дороже глянцевой стоит.

- Юкигата Коити, - прочитала Светлана.

- Коитус? Это интересно!

- Сама ты коитус! Коити - это распространенное японское имя. А Юкигата - это Снежный Господин, - перевела Света.

- Решено! Я пожалуй с этим снеговиком познакомлюсь!

- И я! - добавила Светлана.

Серафима и Маша с удивлением посмотрели на нее.

- Что смотрите! Маша, звони! - Света давно мечтала научиться Оригами.

Юкигата даже не знал, что его ждет.

Когда солнце уже село за край зимних гор, в сгустившемся сумраке повеяло холодом. С вершин гор катился плотный поток ледяного воздуха. Мороз ни у кого не вызывал энтузиазма. Саламандра с надеждой посмотрела в сторону близкой деревни. На улицах не было ни души. Свет еле теплился в темных окошках.

- Электричество отключили. У кого керосинки нет, тот без света сидит, - пояснил Горлум.

- А что, Сашка, велика у местных жителей пенсия? - поинтересовался Лунин.

- Пенсия маленькая, но жители не обижаются. Ее им все равно не платят.

- Может поможем финансами бедным пенсионерам? - Лунин вопросительно посмотрел на Саламандру.

- Нет проблем! Сашка, ты тут знаешь кого-нибудь?

Конечно, пойдем к пасечнику! Он и меда продаст! - Сашка тоже был не прочь поспать в тепле.

Пасечник меда не продал.

- Ешьте, это от души, я вас угощаю, - на столе напротив каждого путешественника стояло огромное блюдце, полное янтарно - желтого прозрачного меда с неповторимым ароматом горных трав.

Доброта пасечника была вполне обоснованной. За ночлег Саламандра выложила ему столько денег, сколько он не ожидал получить от независимого Украинского государства за полгода.

Дед передал своей бабке деньги, несколько бумажек аккуратно заначил в кулаке. Старушка прикидывала, что теперь она раздаст все долги и еще немного останется, можно будет спокойно жить до весны.

- Где же мне вас положить-то, ребятки! - суетилась она.

- Не волнуйтесь, бабушка, мы все вместе на полу ляжем, нам кровати не нужны, у нас спальники! - объясняла ей Саламандра.

- Это кто с вами, никак китаец? - дед кивнул в сторону скромно молчащего Вана.

- Китаец, да он по-нашему хорошо понимает, - объяснял Горлум.

- Был я в Китае. Видел там и китайцев, и японцев. У каждого японского солдата был шнур, длиной пятнадцать метров. Они нам объясняли, что когда их убьют, за этот шнур их японский бог на небо втянет!

- Вы воевали? - вежливо поинтересовался Ван.

- Конечно! До Порт-Артура дошел. Ты главное, меду побольше ешь! В нем сила!

Пока весь мед не съедите, никого из-за стола не выпущу! - пригрозил старик.

Туристы со вздохом переглянулись. Каждой порции хватило бы на семерых.

Ночью Ван проснулся от непонятного ощущения. Тело было очень легким, уставшие за день ноги уже не гудели, изнутри шел сильнейший жар. Вану стало невероятно жарко. Он стянул свитер, сунул под голову. Рядом с ним спали Горлум и Саламандра. Ван попытался осмыслить происходящее, но внезапно его сознание снова провалилось за грань между реальностью и сном.

Ван летел в незнакомом пространстве. Его голова была полна звуков, голосов и шепотов. Он слышал шум дождя в далеких южных провинциях, завывание ветра на вершинах гор, смех незнакомых людей. По воле своего сознания он изменял скорость и направление полета, тело и пространство полностью повиновались ему.

- Долго тебя звать? - услыхал он знакомый голос.

Чжао сидел, подпертый мягкими подушками, под ногами у него стояла маленькая скамейка. Учитель зябко кутался в толстый атласный халат. Шитые золотом драконы изгибались, принимая позы сочувствия и смирения.

- Вот оно как бывает. - Тун виновато улыбнулся. - Мне уже недолго осталось.

- Что Вы, учитель, Вы еще проживете до ста лет! - воскликнул Ван.

- Может быть. Но послушай. После меня ты будешь новым господином Туном. Я давно хотел поговорить с тобой по душам. - Чжао Тун запахнулся поглубже в ватный халат. - На улице тепло, а я мерзну. Какая странная жизнь. Как только я добился всего, и всему научился, всего достиг - уже пора уходить.

- Учитель, я согрею Вас! - Ван вытянул ладони, тепло его тела стало излучаться на больного учителя. Тот немного согрелся, его плечи расправились.

- Побереги свои силы. Скажи мне Ван, какова главная цель нашей семьи?

- Не знаю, учитель. Наверное делать общее дело, сохранять традиции. Помогать людям.

Тун выпрямил сгорбленную спину, его взгляд насквозь пронзил Шена.

- Сначала я думал, что главная цель триад - делать деньги и убирать конкурентов. Но мой наставник, прежний Тун, объяснил мне, что люди не могут быть семьей, если думают только о деньгах. Потом я понял, что простой народ помогает нам, потому что только мы можем скомпенсировать алчность и произвол чиновников. Но и это была не вся правда. Мы помогали Сунь Ят Сену, мы финансировали Гоминьдан. Нашими усилиями была свергнута маньчжурская династия, мы помогли коммунистам убрать Чан Кай Ши. Но все это было внешним.

Сейчас, когда я на пути к небу, я понимаю, что и это было не главное. Запомни, Ван, символом Китая не зря является дракон. Что ты думаешь об этом?

- Дракон - это миф, предание.

- Я тоже так думал. Но теперь я понимаю, что это не так. Мы последние, кто хранит крупицы древних знаний. Мы только жалкие наследники великой исчезнувшей цивилизации. Скоро я буду знать об этом все.

А ты помни и знай, что не зря триады столько веков хранят традиции нашего древнего народа.

- Я буду думать об этом.

- Помни о драконах. - Учитель неожиданно вскочил с кресла, широко распахнул двери. Над грядой южных гор ярко светило солнце, в долине блестела река. Ван втянул полной грудью запах молодой листвы.

- Что ты чувствуешь? - Тун оценивающе глядел на него.

- Скоро весна, учитель!

- Не то! - Чжао взмахнул рукой, дом исчез. Они стояли на одной из вершин Лунмэньшань.

Ван посмотрел вокруг себя. На Севере висели густые облака, на Западе тоже собирался дождь. Над Востоком ярко светило солнце, но его лучи странно тревожили. Зрение чудесно прояснилось, Ван видел блестящий под лучами солнца океан. В его глубинах творилось что-то, невидимое глазом.

- Что-то происходит на Юге, учитель!

Они сидели в уютных шезлонгах, бирюзовый океан плескался у их ног. Тун был в солнечных очках, но по-прежнему кутался в теплый халат. Учитель пошевелился, устраиваясь поудобнее, и золотое шитье вновь ярко блеснуло на солнце. Он задумчиво глядел на сверкающую и искрящуюся солнечную дорожку, а затем снял очки и произнес:

- Люди разбудили дремавшие в пучинах силы. Драконы возвращаются.

Очередное утро отряд встретил в теплой деревенской хате. Туристы вповалку лежали на теплом деревянном полу. Дед-пасечник строго следил, чтобы все как следует напились чая с медом. Все прекрасно отдохнули. Волшебный мед восстановил силы.

Горлум вел отряд в самую сердцевину Крымских гор. За селом Соколиное отряд свернул в Большой Каньон.

Когда перед людьми стоит выбор, каким путем идти, никто и никогда не прислушивается к доводам разума. Осторожный Гном напрасно объяснял, что даже летом Большой Каньон труден для путников. Сашка напрасно пугал Саламандру расщелинами и пропастями, скользкими камнями. Даже Лунин, который прекрасно понимал, что только идя по трассе, можно надеяться успешно проскочить Ай-Петри, тем не менее больше всего хотел невозможного.

- В каньоне мы можем искупаться, понырять в водопаде!

- Какой водопад, зима на дворе, - Гном боялся купаться даже летом.

- Там вода никогда не замерзает, это особенное место! - гнула свое Саламандра.

- Место силы! - передразнил Гнома Лунин.

- А, ну вас, пошли! Мне и самому туда хочется, - признался Сашка.

Юкигата-сенсэй вновь собрал своих учеников на небольшое торжество.

- Сегодня знаменательный день! - вещал он. - Мы нанесли невидимый удар огромной силы. Действуя через подставных лиц, мы организовали прокат по Российскому телевидению великолепного сериала.

- Вы имеете в виду сериал “Редкие животные”? - осторожно поинтересовалась Акико-сан.

Сэнсэй стрельнул колючим взглядом из-под густых черных бровей.

- Конечно нет! Я имею в виду Санта - Барбару!

- Позвольте, сэнсэй, но в чем здесь выгода для Японии? - не понял Итосу Киёкадзу.

Старшему ученику положено было быть более догадливым. Благодушное настроение сэнсэя сменилось внезапным приступом ярости.

- Когда я уйду на покой, мое место перейдет к одному из этих олухов! - заорал Юкигата и рубанул ребром ладони по пакету с чипсами. Герметично запаянный пакет взорвался как граната, в воздух поднялась пыль, крошки чипсов обсыпали и Юкигату, и его учеников.

- Старик совсем выжил из ума, - подумал Итосу, - того и гляди, зарубит кого-нибудь из нас.

- Учитель, позвольте я Вас отряхну, - скромно подошла Акико к осыпанному крошками сэнсэю.

- Вы ленивые тупые неграмотные проходимцы! - гремел Юкигата, - вы худшие, кого исторгла из себя Япония! Вместо того, чтобы каждую минуту посвящать служению родной стране и императору, вы пьянствуете и позорите себя постыдными связями с местным населением. Да, дорогая Акико, я знаю и про Вас больше, чем Вы можете себе вообразить!

Акико побледнела и затрепетала, как лист.

Ешинака надменно покачал головой.

- И Вы, Сато, не лучше! Наркотики и неразборчивость погубят и Вас!

Ешинака “позорил себя постыдными связями” с доброй половиной иностранных студенток в общежитии, и не видел в этом ничего плохого. Он обиделся, и еще больше замкнулся в себе.

- Учитель, Вы можете убить нас, но поверьте, что и Ешинака, и я постоянно помним о своем долге! - вступил в разговор Накаяма Рэймэй, - как раз сейчас мы выследили одного китайского шпиона, завладевшего древним трактатом. Мы навели справки - это “Цзинь Ци Цзин”, ранее считавшийся пропавшим в Маньчжурии. Скоро я убью шпиона и верну Японии этот трактат!

Накаяма передал Юкигате фотографии и ксерокопии. Тот с интересом стал их разглядывать. Постепенно гнев сэнсэя прошел.

- Как обстоят дела с вербовкой Марии Снежиной? - обратился он к Ешинаке.

- Мне удалось заинтересовать ее. Скоро она нанесет Вам визит, - церемонно поклонился Ешинака.

- Может быть сэнсэй объяснит нам значение закупки американского сериала? - Итосу попытался перевести беседу в более спокойное русло.

Юкигата очистился от крошек, и уже не выглядел таким недовольным. Сэнсэй поправил старенький пиджак, провел ладонью по ершику коротких седых волос. Его лицо разгладилось, он ласково улыбнулся Акико.

- Огромное значение в психологической войне имеет формирование у противника нужных нам стереотипов успеха и счастливой жизни. Через пару лет русский обыватель будет уверен, что самое счастливое и желанное место на земле - это Калифорния, Санта-Барбара.

Атрибутами счастья для него станут высокие бокалы с коктейлями, вечерние платья и белокурые голливудские красотки с огромными силиконовыми грудями.

- Почему это так важно? - подал голос Накаяма Рэймэй, тоже склонный к стереотипу грудастой блондинки.

- Хороший вопрос, - ответил Юкигата. - Во-первых, все быстро разбогатевшие русские - а это будут самые опасные и неразборчивые в средствах, - хлынут в Америку. Япония не будет обладать для них никакой притягательностью. Наши острова будут спасены от потока нежелательных эмигрантов.

Во-вторых, американцы получат такой подарок, с которым им будет трудновато справиться. Да, Америка - нация прохиндеев и обманщиков в десятом поколении, но по сравнению с русскими, это просто беззащитные овечки. Русский криминал скупит огромную часть американского бизнеса. Это еще более ослабит нашего большого конкурента.

В третьих, через десять лет русские, к своему удивлению, убедятся что в Америке нет ничего особенного. Они поймут, что гнались за миражом. Это сильно ударит по их психологии. Мы еще более утвердим в их сознании комплекс неудачников. Таким образом, будут ослаблены оба наших извечных противника! - торжествовал Юкигата.

Ученики дивились хитрости старца. Юкигата не зря был главным специалистом по России - он досконально знал особенности истории, психологии и обычаев русских. Ученикам только было непонятно, откуда у сэнсэя столько ненависти, почему он столь бескомпромиссен. Очевидно, что эта тайна их учителя имела слишком давнюю историю.

Юкигата предложил партию в Го. Его вызов принял Итосу. Старший ученик уже достаточно хорошо изучил стратегию своего учителя, и в течении первых ста ходов на доске стояло довольно значительное превосходство черных. Но постепенно Юкигата стал дробить партию на все большее число локальных задач. У всех, смотревших за ходом игры, стало рябить в глазах от сложного переплетения черных и белых камней. Юкигата не доводил решение ни одной ситуации до конца, “подвешивая” в неопределенности судьбу все большего количества черных и белых групп. Итосу отчаянно старался удержать контроль за ситуацией, но у него уже начали разбегаться глаза. Юкигата хладнокровно усложнил и без того трудное положение, появились многочисленные возможности обмена. Итосу начал делать ошибки. Одна его группа оказалась не имеющей глаз, и ее падение стало неизбежным. Другие группы также изолировались и находились под атакой.

Желая окончательно оформить победу, Юкигата высадил ”десант” во владениях Киёкадзу. Положение черных стало катастрофическим. Итосу старался уничтожить вторгшиеся камни, но те активно использовали слабости наружных оборонительных стен, и построили живую группу. Итосу был в отчаянии.

- Я сдаюсь, учитель! - признал он свое поражение.

- Это не удивительно, - произнес Юкигата. Уже после двадцать первого хода на доске стоял полный разгром черных. Жаль, что ты догадался об этом только к самому окончанию партии.

Ученики стали собираться.

- А Вас, Акико-сан, я попрошу остаться, - попросил Юкигата-сэнсэй.

Поздним декабрьским вечером Ешинака сидел в своей комнате и рисовал очередную серию манга. Картинки рассказывали о событиях на земле в конце двадцать первого века. Экологическая катастрофа вызвала глобальное потепление, растаяли полярные льды, уровень океана поднялся на несколько десятков метров. Япония уходила под воду. Кроме того, вирусы-мутанты нарушили генетическую стабильность на планете, из моря стали выходить считавшиеся ранее исчезнувшими ящеры.

Ешинака как раз рисовал одного такого дракона. Люди использовали его для передвижения в водной стихии. В этом странном мире кончились запасы нефти и угля, поэтому не летали самолеты, не плавали гребные суда, не летали ракеты. На поверхности океана господствовали парусники и морские драконы, для полетов в воздухе генетики приспособили огромных птеродактилей.

Сато нравился придуманный им мир. Он увлеченно рассказывал о том, как люди жили и боролись за свое существование с космическими силами разрушения. Один из его любимых героев, профессор Исида, только что придумал как бороться с землетрясениями, сотрясающими планету. Он решил закачать между тектоническими плитами смазочную жидкость из более глубоких пластов земли. Перераспределение вещества позволяло сбросить избыток энергии глубинных слоев. В случае успешного проведения операции, Япония могла избежать катастрофических извержений и землетрясений, предсказанных учеными.

Эта серия рисунков была одной из самых популярных в Японии, и тысячи любителей манга с нетерпением ждали продолжения. Сато не хотел их разочаровывать, и увлеченно работал. Он как раз заканчивал очередной лист, когда к нему в дверь кто-то постучал.

Сато спрыгнул со стула, пробежал по мягкому ковру, прыгнул в тапочки и вышел в коридор.

Он открыл дверь и впустил внутрь позднего гостя. На пороге стояла Акико.

- Здравствуйте, Сато-сан, разрешите поговорить с вами, - обратилась к нему она.

- Пожалуйста проходи, что за формальности, - распахнул двери Ешинака.

Акико разулась и присела на толстый ковер.

- Я пришла к Вам за помощью, господин Сато, - Акико сидела неестественно прямо, она изо всех сил старалась сохранить контроль над собой.

- Акико-сан, мы старые друзья. Пожалуйста не пугай меня. Ты немножко отдохни, пока я заварю чай, а потом ты все мне расскажешь! - Сато исчез на кухне и занялся приготовлением чая.

Акико открыла сумочку, быстро осмотрела себя в зеркальце, бегло оглянулась по сторонам.

Вернулся Сато, неся в руках низкий лакированный столик черного дерева. На столике стоял чайник, две чашки, вазочка с засахаренными фруктами.

Акико привычно налила чай сначала Ешинаке, затем себе. Подержала чашку в руках, согрела свои маленькие ладошки.

- На улице ужасный мороз, - неуверенным тоном начала она.

- Мне нужна твоя помощь, Ешинака, - еще раз повторила она.

Сато спокойно отодвинул столик в сторону, взял чашку из согревшихся рук Акико, и спокойно начал расстегивать пуговицы на ее блузке.

- Сейчас я помогу моей маленькой Акико, и ей станет очень хорошо, - ласково приговаривал он.

Акико отодвинулась в сторону, испугано прижимая руки к воротнику.

- Как чудно, сегодня меня кажется собралась трахнуть вся японская община в Москве! - засмеялась она.

- Ты пришла не за этим? - искренне удивился Ешинака.

- Сато, ты прекрасный и очень красивый молодой человек, тебя любит множество женщин. Если бы я захотела заняться любовью с тобой, то так бы об этом и сказала! Но моя проблема в другом.

- Так что случилось? - спросил раздосадованный Ешинака.

- Сегодня ночью я должна была прийти к Юкигате, - призналась Акико.

- Зачем ты среди ночи потребовалась нашему старику?

- Он хочет заставить меня стать его любовницей.

- А старик не так плох, как нам кажется! - покачал головой удивленный Сато.

- Он старый извращенец! Он уже дважды насиловал меня! - залилась слезами молодая японка.

Сато подал ей платок, Акико стала утираться, размазывая косметику.

- Какой стыд, в средние века женщины не зря говорили с мужчинами через ширму! - всхлипывала она.

Сато сходил на кухню, принес еще горячего чая, бутылку вермута и маленькие чашечки в китайском стиле. Он налил в расписные китайские рюмки вина, сел рядом с Акико и опрокинул свою рюмку.

- Старая китайская мудрость говорит: “Лежать на одной подушке - это еще не значит видеть одни и те же сны” .

- Я не хочу лежать с этим тираном. Сейчас не средние века! - Акико тоже выпила вина, быстро налила, и выпила еще.

- У тебя что, нет нормальных рюмок? - пробормотала она.

Сато оставил замечание про рюмки без внимания.

- Сейчас конечно не средневековье, дорогая Акико. В средние века мы могли бы перейти на службу к другому князю или бежать в северные горы, или на южные острова. Ты же прекрасно знаешь, что Юкигата крепко держит нас.

Накаяма убил американского солдата, я застрелил главаря якудза, ты шпионила в Америке, разорила какого-то электронного магната. Если мы попытаемся что-либо предпринять против старика, нас выдадут официальным властям. И мы нигде не можем скрыться. Более того, только в России мы в безопасности. Здесь нас не достанут даже американцы, даже наша якудза.

- Но что мне теперь делать?

- Надо поговорить с Итосу. Он лучше других знает учителя.

- Итосу слишком осторожен, чтобы идти против старика. Он мне не поможет.

- Акико-сан, а что за намеки делал сэнсэй относительно позорящих связей? - поинтересовался Ешинака.

- Это уже не секрет. Я живу с русским мужчиной.

- Однако. Прошу извинить за нескромность, и как он. . ?

- Не хуже большинства моих соотечественников, - Акико выпила еще одну рюмку вина. - Он занимается охранным бизнесом, любит риск, у него нет никаких комплексов. Если он узнает, что сделал со мной Юкигата, он его убьет.

- Ты можешь скрыться у своего друга на пару недель?

- Конечно могу, но вот в чем дело. Этот человек нужен мне только как самец, большое животное. Между нами нет никакой духовной близости. Постоянно жить с ним я физически не смогу. Кроме того, Юкигата меня уже вычислил.

- Наш учитель очень хитер и знает, на что способен каждый из нас. Не сомневаюсь, что он предусмотрел и твой приход ко мне. Но он не в силах управлять будущим.

Сато налил себе еще вина, вдохнул аромат, полюбовался рисунком на дне рюмки - драконом, плывущим в глубине зеленого океана. Он неторопливо выпил содержимое, смакуя каждый глоток.

- Ты знаешь, я совершенно за тебя спокоен, - утешил он Акико, - Юкигата сейчас разрабатывает одну весьма непростую русскую женщину. Я видел всякое, и у меня уже выработалось некоторое чутье. Так вот, что-то мне подсказывает, что в ближайшее время Юкигате будет не до нас.

Ешинака даже не представлял себе, насколько он прав.

- Я постелю тебе, а сам порисую. Спи, ты должна быть сильной сейчас.

- Спасибо, Ешинака. Ты настоящий мужчина.

Сато был очень доволен этой похвалой. Он сместил лежащее на столе зеркальце и набрасывал лицо спящей девушки. Свет люминесцентной лампы мягко обрисовывал контуры Акико, отбрасывал глубокие тени на ее лицо. Белая бумага была чудовищно вещественна в ярком свете лампы, а его знакомая, наоборот, казалась только призраком, выступающим из глубины ночи. Время летело незаметно. Тонкие четкие линии на листе уже дополнились мягкими размытыми тенями, в карандашном наброске появилось ощущение глубины и непрерывности пространства. Сато любовался последними штрихами своего рисунка. Было уже около четырех часов утра, когда он увидел, как глаза Акико открылись, блеснув в свете лампы. Он замер, стараясь не потревожить свою подругу. И тут он увидел, как Акико устанавливает ему под ковер “жучка”.

Акико подпрыгнула, вжалась спиной в угол комнаты, подогнув под себя ноги.

- Я ни в чем не виновата!

- Значит, все ложь! И русский парень, и приставания сэнсэя? В сумочке, вероятно, магнитофон?

Акико прыгнула на ноги, приготовилась драться.

- Парень есть, насчет сэнсэя, признаюсь, солгала!

- Но ради чего?

- Я не хочу быть второй. Преемницей Юкигаты буду я! Ради этого я готова предать и тебя, и Итосу, и Рэймэя! Теперь ты все знаешь, можешь меня убить.

Сато вновь взял в руки карандаш.

- И не собираюсь. Раздевайся, я хочу тебя нарисовать.

Акико была готова к любому повороту дел, но этот ход Сато ее ошеломил.

- Ты и вправду особенный, - пробормотала она, снимая с себя одежду.

Маша договорилась с мастером Оригами о личной встрече, но в последний момент перезвонила.

- Мне так неудобно, но обстоятельства непреодолимой силы заставляют меня уехать сегодня из Москвы! - с сожалением в голосе говорила она.

Светлана и Серафима сидели рядом с ней и весело хихикали.

- Какая досада, я как раз приготовился к Вашему приходу! - огорченно отвечал Юкигата.

- Могу я просить Вас об одолжении? - говорила Маша, прикрывая трубку рукой.

- Конечно.

- Две мои близкие подруги мечтают о встрече с Вами. Пожалуйста, примите их вместо меня.

Юкигата задумался. Терять такой контакт он не имел права. Но проводить время с неизвестными подругами тоже не входило в его планы.

- Впрочем, если Вы заняты, я не могу настаивать, - поддела японца Мария.

Юкигата понял, что его обманули.

- Я буду рад принять Ваших подруг. Мой ученик приедет за ними, - пообещал он.

Маша кивнула своим подругам.

- Получилось!

Серафима плотоядно заулыбалась.

Ли закончил перевод последней главы Книги. Он был очень удивлен, какая она оказалась короткая. Да, это сейчас даже базовые сведения по какой-нибудь научной дисциплине составляют несколько толстых томов. А раньше вековая мудрость могла уместиться в таком рукописном свитке. Или пословице. Или одном слове - иероглифе. Ван глядел на иероглифы сонными пустыми глазами. Было уже раннее утро. Иероглифы двоились в глазах, толкали друг друга, обменивались между собой репликами и целыми фразами. Ли начал понимать, что иероглифы прекрасно знают его, что он связан вон с тем маленьким иероглифом “Ли” - “верста”, и что ему совсем не симпатизирует иероглиф из другой строки “Ли” - “жестокость”, а вон тот воздушный иероглиф “Ван” - “государь”, связан с его другом Ваном, который сейчас находиться в горах - “Шань” у воды - ”Шуэй”. За самим Ли охотятся два иероглифа, на которых кисть особенно сильно зачернила бумагу - изящный “Жи” - солнце и коренастый “Бень” - корень. Когда эти иероглифы соединяли свои усилия, вместе получалось - “Япония”. Если бы Ли повнимательней присмотрелся к этим иероглифам, то он смог бы избежать больших неприятностей в будущем. Но он обратил все внимание на Вана, и пространство старого листа стало расширяться, вытесняя собой реальный мир, комнату в общежитии, Москву, мирно спящего на своей постели Суня. . . Последним бессознательным движением Ли свернул Книгу и убрал ее в футляр. Сил положить его в рюкзак уже не хватило. Он заснул, натянув на себя одеяло. Книга и нефритовый диск соприкасались на его груди.

Это не был обычный сон, подобный мельканию картинок, которые уставший мозг извлекает из подсознания, предъявляет нашему внутреннему “я”, сортирует и раскладывает по ячейкам, навешивает бирочки, делает пометки. ( “Не срочно, можно забыть!”, “Очень хорошо, буду вспоминать снова и снова!”, “Хочу это купить!”, “Это - самое страшное, что может произойти”)

Ли даже не спал, хотя его тело мирно лежало на кровати, дыхание было спокойным и ровным. Его сознание переместилось далеко-далеко, и передавало информацию в тех символах, к которым оно привыкло в прошлых перерождениях, общаясь теми, кто писал эту книгу, и теми, кто шлифовал прохладный нефритовый диск, лежащий на груди Шена.

… Ли сумел собрать свое восприятие так, чтобы получилась устойчивая картинка. Он огляделся. Похоже, что вулкан еще не совсем остыл. Землетрясение могло повториться в любую минуту. Если это произойдет, то вся группа может погибнуть. Ли встал на задние лапы, выпрямился во весь свой огромный рост. На Востоке и на Западе поднимался дым, казалось, что горела сама земля. На Севере дыма не было, небо было необыкновенно ясным и чистым.

- Может быть, не стоит спешить? - задал вопрос Длинный Ли.

- Стоит, - прошипел короткий ящер, покрытый с головы до хвоста толстой броней, - еще неделя таких холодных ночей - и нам конец, - а не от холода помрем, все равно жратвы на всех не хватит!

- Единственный путь через горы - это ущелье, справа и слева проходы залиты лавой. Если не поторопимся, застрянем здесь навсегда, - и юркая Саламандра быстро заскользила среди камней. Ее яркая чешуя блестела, придавая ей сходство с быстро перемещающимся костром.

Длинный Ли опустился на все четыре лапы. Земля загудела под его многотонной тяжестью.

- Полегче, еще землетрясение вызовешь, - Короткий Гном проглотил остатки жвачки и стал обгладывать небольшой куст, чудом сохранившийся после лесного пожара.

- Пошли, мешкать нельзя! - величественный Императорский Дракон Ван сложил свои огромные крылья, и вслед за Саламандрой заскользил вверх по ущелью. Он ослабел, крылья давно не держали его в воздухе, но он по-прежнему следил за своей царственной осанкой, гордо держал голову, не позволяя длинным усам касаться камней.

Длинный Ли медленно пополз вслед за ними. Он больше привык к водной стихии, но море внезапно ушло на много дней пути, стороны света поменялись местами, и ночи стали более длинными и холодными. Если отряд сможет прорваться на Юг, за эти высокие горы, то они могут стать одними из последних драконов, оставшихся в живых.

Внезапно земля вновь содрогнулась. Гора задрожала, с ее вершины покатились огромные камни. Они неслись справа и слева, несколько упало в ущелье. Поток воды на дне заметно уменьшился.

- Камни завалили речку! Надо спешить, а то вода прорвет плотину, и нам не поздоровиться! - Короткий Гном смешно затопал на своих толстых ногах.

Впереди Длинного Ли полз совсем молодой дракон, его чешуя на пузе и вокруг пасти еще была желтой. Молодого дракона звали Горлум. Он только начал осваивать искусство управления своей ДНК, и пока не было ясно, в какой тип драконов он трансформируется. Горлум с завистью поглядывал на Вана и Ли, пытался проскользнуть так, чтобы потереться своей еще нежной чешуей о прекрасную Саламандру.

- Говорят, в последнее время генетики проводили опыты над Бесхвостыми Двуногами, - начал он, обращаясь к Саламандре, - ученые считают, что можно развить их мозг до драконьего уровня, а способности к выживанию у них выше, они теплокровные!

- Они бы еще тараканов развили! - засмеялся Короткий Гном, - Вот у кого способности. Сколько не бился, сто лет их из пещеры не смог выселить!

- Аккуратней жрать надо, не будет никаких тараканов, - Саламандра была ужасно брезглива. - Ты бы хоть раз в месяц мылся, на тебе тараканы целые поселения скоро разведут.

- Вы что, с ума сошли? Я воды боюсь! Мы драконы не водоплавающие, - Гном ужасно боялся воды, и поэтому не любил мыться, хотя вся считали, что он не моется исключительно по лености.

Один из драконов, замыкавших шествие, неожиданно замешкался. Похоже было, что он что-то закапывает в землю. Молодой Горлум оглянулся и закричал ему:

- Эй, Серый, не отставай! Речку запрудило!

- Сейчас! - Серый Дракон вырыл в пепле ряд ямок, и теперь осторожно запихивал в них собранные в пути шишки магнолии. Ему было несколько неудобно орудовать своими огромными трехпалыми лапами.

- Мы уйдем, а деревья останутся! Это хорошо, - довольно протрубил он, и побежал вслед за остальными. Его задние ноги были значительно больше передних, и он мог передвигаться гигантскими прыжками.

Саламандра быстро поднималась вверх. Она то скользила по гладкой скале, то делала маленькие прыжки, то медленно и осторожно пробиралась по неустойчивым камням. Шедший за ней Ван помогал Короткому Гному - тот с большим трудом переносил подъем, его ноги скользили, он постоянно терял равновесие. Если бы не крепкий панцирь, он бы уже давно разбился.

- Послушай, Серый, а ты слыхал про опыты над Двуногами? - снова начал приставать молодой Горлум.

- Это закрытая тема, над ней работали Старейшие и несколько молодых специалистов, давших клятву молчать. Я слышал, что у них загвоздка с переносом ментального тела. Даже если развить Двуногам мозги, у них другая система чакр, центр тяжести выше. У них фокус восприятия в самом верху - в голове.

- Вот чудаки! Они что, не понимают, что чем ниже центр тяжести, тем больше запасенной энергии? - молодой изо всех сил демонстрировал свой интеллект. Он говорил взахлеб, что бы не было так страшно.

- Они вообще ничего не понимают. Пытались вызвать у них телекинез, направили в голову одного Двунога ментальные потоки от ста драконов. Ты думаешь, он освоил телекинез? Ха - ха - ха!

Он взял в лапы палку! - Серый громко засмеялся.

Вообще, это был старый анекдот, но засмеялись все. Даже ползшая впереди всех Саламандра и степенный Императорский Дракон Ван затряслись от смеха.

- Представляешь, зрелище! Стоит Двуног, и палкой! Банан! Сбивает! - давясь от смеха, продолжал Серый.

- Даже телекинез не освоили? Ну, это примитивы, - молодой Горлум разочарованно зашипел, попытался выпустить огонь из ноздрей, но у него не получилось, пошел жидкий дым, он закашлялся.

- Сколько тебе говорить, курение доступно лишь опытным пожилым драконам, дошедших до пятого - шестого уровня! Только легкие себе загубишь! - наставительно просипел Короткий Гном, - а я например тоже телекинезом не владею. Зачем мне. Если мне нужен банан, так я все дерево завалю.

Нас вся эта заумь погубит! Вот вижу, пройдет еще миллион лет, и будут кругом только Двуноги да тараканы, наша раса исчезнет, а откопав драконовую кость, ученый Двуног будет глубокомысленно рассуждать о том, что мы были примитивные существа, с малым объемом мозга, не способные рассчитать периоды прецессии земной оси в зодиакальных созвездиях!

- Причем тут мозг? Для стабилизации ментального поля куда как лучше подходят длинные структуры, например позвоночный канал, - наставительно произнес Серый Дракон.

- Перестаньте галдеть! Я расскажу Вам. Теперь это уже не тайна. - Императорский Дракон Ван окутался дымом, у него из ноздрей вырвались языки пламени. - В срединном государстве наши ученые работают с ДНК Бесхвостых Двуногов. Есть результаты.

Например, Двунога можно научить использовать не только его глупый мозг. У двуногов тоже есть чакры, и их можно развить. Некоторые двуноги даже могут использовать свою внутреннюю энергию осознанно. В принципе, в ДНК двуногов можно заложить любую информацию, даже иероглифическое письмо. Жаль, нам не хватило времени. Научный центр в Лунмэньшань полностью разрушен землетрясением. Погибли кладки сорока видов драконов, пищевая база под угрозой. Сгорели в огне огромные плантации фруктовых деревьев. Погибли все арбузные и дынные деревья, от холода вырождаются земляничное и клубничное дерево.

Я работал в Лунмэньшань три года назад. Мы пытались научить двуногов специальной гимнастике, развивающей их энергетические центры. Что-то даже сумели записать им в ДНК. Но боюсь, что они понимают это только как способ взаимного уничтожения. Они применяют любое знание в первую очередь для подавления себе подобных.

- А ты пробовал войти в ментальное поле Двунога?

- Хороший вопрос, Саламандра. Конечно, пробовал. Чуть не упал. До сих пор не пойму, как они умудряются держать баланс?

Наше биополе целиком в Двуноге не помещается. Обычно в теле Двунога мы можем контролировать только средние чакры. Когда надо использовать чакру разрушения, связанную с хвостом - ведь это основное оружие дракона - Двуног теряет контроль над верхними чакрами.

Представляете, воинственность достигается путем утраты контроля над интеллектом и сопереживанием. В этом состоянии Двуног опасен для всех окружающих, даже его собственных детенышей! Такое трудно себе представить нормальному дракону.

А чтобы овладеть телепатией и сверхсознанием, приходится воздерживаться от пищи, чтобы закрыть нижние чакры. Тут достигается состояние совершенно особое - Двуног все понимает, чувствует и переживает, но он слаб и абсолютно не желает себя защищать. Он чувствует себя живущим в прекрасном саду, и думает, что может питаться воздухом. В таком состоянии Двуног легко может погибнуть.

- И что, в теле Двунога мы так и будем всю жизнь туда-сюда метаться? - задала свой вопрос Саламандра.

Императорский Дракон громко крякнул, пыхнул дымом, огорченно выпустил из ноздрей двойной поток пламени:

- Нет у нас времени все вопросы решить! Но если мне будет некуда деть свое ментальное поле, я залезу в Двунога.

Ах, я тысячи раз перерождался драконом, плавал в пучине океана, летал выше облаков, миллион лет я грелся на Солнце. И вот я вижу, что наш мир стоит на пороге гибели. Но пока я жив, я буду бороться, как и положено дракону.

Императорский Дракон Ван вновь окутался огнем и дымом. Он значительно откашлялся, сурово сдвинул густые брови, и мужественно потащил свое огромное тело вслед за небольшой и юркой Саламандрой.

Наконец они достигли места, где завал из камней преградил путь речке. За камнями уже скопилось небольшое озеро, поток падал с высоты трех - четырех метров.

- Когда-нибудь вода выбьет здесь глубокую чашу, - промолвила Саламандра и ловко вскарабкалась, не попав под ледяные струи. Она поднялась выше завала и не удержалась от соблазна искупаться.

Выбравшись из воды, Саламандра залезла на высокий камень, и подставила свое мокрое тело под лучи заходящего Солнца. Сквозь дым и мглу Солнце едва светило, а тепла от него вообще не чувствовалось. Ван уперся своими мощными пятипалыми лапами в стены ущелья и прошел прямо над водоемом, не задев его брюхом. Он взобрался на пятьдесят метров выше запруды и стал ждать остальных.

Короткий Гном никак не мог преодолеть завал. Саламандра долго давала ему советы, как лучше ставить ноги, но они не шли впрок. Наконец Серый Дракон не выдержал и слегка подтолкнул Гнома снизу вверх. Гном полетел вперед и шлепнулся в воду.

- Тону! Помогите! - истошно затрубил он, пытаясь удержаться на плаву.

Императорский Дракон Ван быстро развернулся, его длинная шея позволила ему быстро дотянуться до Короткого Гнома. Он гипнотически посмотрел ему прямо в глаза с расстояния нескольких сантиметров. Этого взгляда Гном боялся больше, чем опасности утонуть.

- Вытяни ноги! - тихо прошипел Императорский Дракон.

Гном послушно выпрямился. Он стоял в небольшой луже глубиной не больше трех метров. Вода едва доходила ему до груди. Гном четким шагом полез вперед и через десять секунд стоял на берегу.

- Лучше я вытяну ноги, чем он вытянет мое ментальное поле и сам залезет внутрь, - тихо прохрипел он. Ущелье гулко отразило его слова так, что услышали все. Впрочем, и телепатически все было прекрасно слышно. Короткий Гном не утруждал себя изощренной мыслезащитой. Гном сделал вид, что закашлялся. Остальные драконы вежливо промолчали.

Смеркалось. Впереди был еще долгий путь. Длинный Ли вновь поднялся на задние лапы, и оперся на вертикальные стены ущелья. Он четко ощущал как дрожит и колеблется гора. В глубине под ногами тоже ощущались толчки. Ли вытянулся больше чем на тридцать метров, но он так и не увидел конца ущелья, а глубина каньона превышала его рост в девять раз.

- Надо торопиться, нам еще предстоит пройти плоскогорье и спуститься в долину. А затем нам придется штурмовать Главный Хребет, - с тревогой в голосе произнес он.

- Я есть хочу! Если я не поем, то замерзну ночью совсем, - грустно вздохнул Гном.

- Мне постоянно есть надо. Я огонь не синтезирую, как некоторые! Я остываю быстро! - жаловался Гном, - да и что мы едим! Ни банановых деревьев, не арбузных, не яблочных! Трава да иголки. Я на папоротниках долго не протяну, официально предупреждаю!

Раздался сильный толчок, и огромные камни посыпались прямо на севшую отдыхать группу. Гном с диким визгом рванул сразу метров на сто, Саламандра едва успела за ним. Императорский Дракон Ван раскрыл свои могучие крылья над Молодым Горлумом и Серым Драконом. Длинный Ли не успел увернуться, и большой камень упал ему прямо на голову.

Ли Шен закричал и проснулся. Было уже около девяти утра. Слабые лучи солнца едва освещали утреннюю мглу за окном. Сунь Цзинь, похоже, уже ушел в институт. Ли лежал один в комнате. На его груди по-прежнему лежали книга и нефритовый диск.

Оригами немножко знал Накаяма, и он только что научил старика складывать из бумаги коробочку и журавлика. Интеллект Юкигаты легко позволил ему запомнить последовательность движений, но его пальцы создавали такие “шедевры”, что Накаяма едва не заливался смехом.

- Коробочка замечательно получается, - похвалил он Юкигату.

- Да? - старик подозрительно прищурился. Он только что создал журавлика, чем-то напоминавшего одновременно самолет “Конкорд” и Курочку Рябу из русских народных сказок.

- Мастерство видно во всем! - осторожно похвалил Рэймэй, борясь с диким желанием расхохотаться.

- В 1946 году у нас в лагере был один чудак. Все придут с лесоповала усталые, - упасть да ноги протянуть. А он сидит, да из оберточной бумаги фигурки крутит. Не любили мы его. Но на Новый год он так украсил офицерскую столовую, что русские даже пригласили нас на праздничный концерт, всем налили водки! - ударился в воспоминания польщенный сэнсэй.

- Так я могу быть свободен? - Рэймэй резко вернул Юкигату к действительности.

- Как свободен? Поезжай-ка за русскими, вот адрес! - и Юкигата начал создавать новый шедевр. Рэймэй понял, что весь день будет загублен. А ведь он должен именно сегодня ликвидировать китайского шпиона Ли. Если сегодня он это не сделает, то кроткая Акико-сан опередит его. Рэймэй физически чувствовал, что проныра Акико села ему на хвост.

- Ты еще не уехал? - учитель не хотел сердиться, но в последнее время ученики начали выводить его из себя.

Накаяма вздохнул, и начал собираться.

Через час он вновь зашел в скромную квартиру сэнсэя. Юкигата сразу отметил про себя, что Рэймэй как-то странно улыбается.

- Что, Рэймэй, не привез?

- Привез, учитель. Девушки очень интересуются Оригами, - и Накаяма пропустил вперед Светлану и Серафиму.

Светлана прошла в комнату и вежливо поздоровалась с Юкигатой.

- Нет-нет, произношение у Вас очень хорошее, - на всякий случай похвалил Юкигата.

Серафима стояла сзади и разглядывала спартанское убранство комнаты.

Комната Юкигаты действительна была обставлена очень скромно. Стол для игры в Го, большой бонсай - сосна с причудливо извитым стволом, фотография императора на стене - вот и все, что бросалось в глаза при первом посещении гостиной. Спальня, к слову сказать, была обставлена также скромно, только в ванной Юкигата провел полное переоборудование по последним японским стандартам.

Какое направление Оригами Вы преподаете? - задала свой первый вопрос Светлана, когда закончились подобающие случаю взаимные представления.

Для Юкигаты было новостью, что в Оригами существуют разные направления, и после небольшой паузы он предложил высказаться своему ученику.

Накаяма повертел в руках одно из последних творений Юкигаты - чудовищного фиолетового гуся, и произнес:

- Учитель отходит от стандартных форм. В настоящее время он ищет способы интуитивного постижения жизни через Оригами. Он возвращается к незнанию, изначальному состоянию белого листа, чтобы как ребенок, вновь овладеть методом, но уже на ином познавательном уровне.

Серафима открыла рот. Ее взгляд остекленел. Столько умных слов зараз она слышала впервые.

- Как интересно! Можно сложить идеальную коробочку, - при этом Света быстро сложила из листа действительно очень ровную фигурку, - но в этом не будет ничего необычного, она безлика, как тысячи пакетов для молока! А коробка учителя, - Света взяла в руки одно из творений Юкигаты, - живая. Она неповторима.

Теперь открыл рот и Юкигата. Его взгляд переходил от одной фигурки к другой, потом остановился, а затем встретился с таким же взглядом Серафимы. Сима посмотрела на сэнсэя и широко улыбнулась. Юкигата вздрогнул, и строго посмотрел на Рэймэя.

Тот продолжал спасать положение:

- В произведениях мастера чувствуется дух Югэн. Это немного грустное восприятие несовершенства и непостоянства вещей. Смотрите, эта коробочка специально сделана неровной, она скоро развалится, символизируя неизбежную победу времени над всем, имеющим форму.

Серафима пригорюнилась. Слова о времени и формах задели за больное место в ее душе. Она думала, что день начнется веселее.

Может быть, Вы хотите чай? - предложил Юкигата, - Накаяма-сан, пожалуйста, приготовьте нам хорошего зеленого чая!

Накаяма поклонился и исчез на кухне.

- Вы специально вернулись к простым формам? - продолжала задавать вопросы Светлана, - однажды я пыталась складывать сложные многогранники: октаэдр, икосаэдр например, а потом через них увлеклась флексагонами.

- Все сложные формы можно свести к простым! - наставительно произнес Юкигата. Например, в Го мы имеем тысячи тысяч сложных комбинаций, но все они основываются на небольшом числе классических форм.

- Вы играете в Го? Как интересно! - Светлана действительно очень обрадовалась, - Позвольте сыграть с Вами партию.

Юкигата почувствовал огромное облегчение. Наконец разговор перешел в контролируемое русло. Он быстро поставил на стол прекрасный Кая-бан: доску для игры в Го, сделанную из редкого дерева “кая”.

Доска вырезается из цельного куска дерева, для этого годится самая нижняя часть пня, недалеко от корней. Кая-бан стоит ужасно дорого, над ним работают три поколения мастеров: дерево заготавливает дед, сушит его сын, а обрабатывает внук. Зато такая вещь может служить веками.

- Эти камни очень хорошего качества, - объяснял Юкигата, демонстрируя свой комплект. Белые сделаны из особого вида ракушечника. Для черных камней годится только сланец, который добывается на берегах реки Нати. Камень так и называется: Курой Нати - Нати черный. Другие камни с Кая-бан не гармонируют. Чашки для камней сделаны из шелковичного дерева, потрогайте, как приятно их держать в руках.

Света взяла чашку с черными камнями, открыла ее, и поклонилась сэнсэю:

- Анигаеши маас!

- Вы много знаете по-японски! - улыбнулся Юкигата, - хотите послушать объяснения?

- Я знаю правила, - сказала Светлана, и приготовилась делать первый ход.

- Нет, так не годиться, - остановил ее Юкигата, - Вы не поставили себе фору! Узнать правила можно за пять минут, но чтобы научиться играть, требуется пять лет!

- Может быть, первую партию сыграем на равных, чтобы определить, какую фору Вы можете мне дать? - предложила Светлана.

- Нечего терять время! Ставьте девять камней! - распорядился Юкигата тоном, не терпящим возражений.

- Хорошо, - Светлана поставила на доску девять черных камней, и игра началась.

Серафима хлебнула чай и тут же подавилась пеной, которую Накаяма приготовил сегодня особенно тщательно. Она закашлялась, отошла от играющих. Накаяма похлопал ее по спине.

- Как вас зовут? - спросил он, оценивая фигуру и стать.

- Серафима. А вас?

- Рэймэй.

- Можно, я буду Вас звать Ромой?

Рэймэй кивнул.

- Рома, я ничего в этих пуговицах не понимаю, - пожаловалась она, показывая на доску, - научи меня журавлика делать.

- Пойдем! - Накаяма судорожно сглотнул слюну.

Юкигата схватился за голову. Он был поражен.

- Какой у Вас уровень? - изумленно спросил он.

- Второй дан, - скромно отвечала Светлана.

Накаяма отошел от сидящей с ним рука об руку Серафимы, чтобы поздравить сэнсэя.

Увидев, в какой позиции была прекращена партия, Рэймэй присвистнул. От этого неуважительного звука последнее терпение учителя лопнуло.

- Чем ты занимаешься? - строго произнес он, пожирая Рэймея взглядом из-под густых бровей. В глазах учителя появился недобрый блеск, но он вновь овладел собой.

- Учу Серафиму-сан делать журавлика! - оправдывался смущенный Накаяма.

- Забирай ее и исчезни отсюда, - произнес сэнсэй, ласково улыбаясь.

- А Вы будете еще играть?

- Если ты не испаришься в течении трех минут, я с тебя шкуру спущу, Накаяма-сан! - произнес сэнсэй еще более ласково, и улыбнулся Светлане.

- Понял! - ответил Рэймэй, и тихо пробормотал по-русски, - нет базара!

- Серафима-сан, хотите сходить со мной в ресторан, а потом мы вместе займемся журавликами, - произнес он, глядя в Симе прямо в глаза.

- Голодненький! - Сима всплеснула руками, - поехали ко мне, я тебя накормлю.

И Серафима с Рэймэем покинули квартиру Юкигаты. В сияющем чистотой и зеркалами лифте они уже целовались взасос.

Юкигата еще не знал, что он только что потерял ученика, Япония лишилась одного из лучших агентов, а опасность, нависшая над “китайским шпионом” Ли Шеном, временно рассеялась.

- Давно занимаетесь Го? - поинтересовался Юкигата.

- С двенадцати лет, у нас в детдоме были комплекты и журналы по Го, я участвовала в соревнованиях.

- То-то я замечаю, что где-то видел Вас! - обрадовался Юкигата.

- Я играла на турнирах, когда в Москву приезжали Тиза Кобаяси и Умэки Сугуру.

- Точно! Я вспомнил, Вы играли с профессионалами. Светлана-сан очень цуей дес!

- Нет, я не сильная, - засмеялась Светлана, у меня совсем нет времени для тренировок. Вот если бы я тренировалась регулярно…

- Светлана-сан, вы говорите по-японски, Вам ничего не стоит найти хорошую работу в нашем посольстве. Тогда у Вас будут большие возможности для тренировок!

Надо будет подумать об этом, - Светлана сняла очки и сильным движением головы закинула назад волосы.

Юкигата почувствовал какое-то смутное беспокойство. Он попробовал вспомнить, что рекомендовал в таких случаях Ямамото Цунетомо, но не смог вспомнить ни одного высказывания из “Хагакуре”.

- Может быть, теперь сыграем на равных? - нашелся он.

- Охотно! - Светлана была в восторге от такого предложения.

На этот раз партия складывалась гораздо интереснее, к двадцатому ходу играющая черными Светлана откинулась в кресле. Изощренный стиль Юкигаты ошеломил ее.

Сэнсэй расцвел, как маков цвет.

Но оставим Юкигату-сэнсэя общаться со Светланой, и вновь вернемся к нашим путешественникам, необдуманно направившим свой путь в Большой каньон. День, в который они вышли из Соколиного, был на редкость солнечный и безветренный, что создавало обманчивую иллюзию теплой погоды. Снега было не очень много, на дороге его не было совсем, но в лесу кое-где намело по колено. Дорога медленно поднималась на Ай-Петри, которая выглядела очень величественно на фоне голубого неба. Ранние лучи солнца насквозь пронзали облетевший лес, блестели золотом на снегу, покрывшем вершины. Отвесные скалы обрывов выглядели темнее, над ними зеленели горные сосны. Облетевшие лиственные деревья смотрелись как легкая дымка, окутавшая громадины гор. За лесом, скрытая в глубоком русле, бежала речка, звонкий шум воды был хорошо слышен путешественникам. Через час пути Горлум уверенно свернул с асфальтовой дороги.

- Ущелье там! Ну что, может вернемся, по шоссе пойдем?

- Какой смысл по асфальту топать, давай по каньону, - Лунину хотелось в этот прекрасный день чего-нибудь героического.

Ван молчал, с интересом разглядывая окружающий пейзаж.

Гном махнул рукой и молча пошел вперед. Не сделав и десяти шагов, он поскользнулся, и едва не упал. Отряд медленно углублялся в лес. Шум воды стал заметно сильнее. Скоро показалась река. Поток ледяной воды несся по камням. Дорога превратилась в еле заметную тропочку, засыпанную кое-где снегом.

- Тут кто-то до нас шел, смотрите - следы! - обрадовалась Саламандра.

- Еще на лесника нарвемся! - недовольно пробурчал Гном.

- Ничего страшного, лесник - не медведь, человеческий язык понимает, - успокоил его Сергей.

Ощущение, что они не одни, приободрило отряд. Несмотря на то, что тропинка была узкой и скользкой, они уверенно карабкались по ней в десяти метрах выше течения речки. На их пути попадались огромные толстые деревья - настоящие лесные исполины. Их голые ветви четко прорисовывались на фоне яркого неба, внушая трепет и уважение. Саламандре до зуда в ладонях хотелось рисовать, но об этом не могло быть и речи - впереди лежала тяжелая дорога. Ван с интересом глядел на деревья-великаны, они напомнили ему горы Лунмэнь, он замечтался, вспомнил тот день, когда первый раз встретился с отцом Ли Мэй.

… Он шел к дому Чжао Туна по широкой дороге, обсаженной старыми тутовыми деревьями. Был конец осени, жара спала, воздух был свеж и кристально чист. За рощей тутовника дорога пошла вдоль безлесного участка горы, откуда открывался великолепный вид на лежащую внизу долину. Дорога выбралась на небольшое плоскогорье, засаженное фруктовыми садами. Далеко на востоке и юге виднелись высокие горные пики.

- Здравствуйте, далеко путь держите? - поприветствовал его крепкий пожилой крестьянин с короткой жидкой бородкой. У него было морщинистое обветренное лицо, на лбу было повязано грязное полотенце. Ван заметил, что руки у старика большие и крепкие, походка твердая, пальцы совсем не дрожат.

- Мне нужен уважаемый господин Чжао Тун, я несу ему письмо, - отвечал Ван.

Крестьянин быстро осмотрел Вана:

- Давно со службы, солдат?

- Неделю назад демобилизовался, - Вану было незачем врать.

- Вижу сынок, ты хороший парень, скажи, что за письмо?

- Я дам его лично господину Туну.

Старик покачал головой, сокрушенно посмотрел на Вана, и начал хлопать у себя под мышками, где обозначился твердый продолговатый предмет.

- Интересно, что у него там - пистолет или холодное оружие? - подумал Ван.

Однако это не было ни то, не другое. Старик вытащил из-за пазухи новенький радиотелефон и начал набирать номер заскорузлым пальцем. Он сообщил о приходе Вана, и кивком головы пропустил его вперед.

Дом господина Туна удобно расположился на высоком холме, в окружении фруктовых деревьев. Под холмом раскинулась небольшая деревня на одну-две тысячи дворов. Ван прошел через центральную улицу мимо зданий милиции, сельсовета, сельского комитета партии, дома культуры. Дорога, обсаженная тополями, вела его на холм. Никто больше не задерживал Вана, но иногда он ловил на себе настороженные взгляды. Подойдя к дому, Ван постучался. Калитку открыл невысокий плотный мужчина средних лет. Ван позволил обыскать себя, после чего попал во двор.

Ван шел за своим молчаливым провожатым через прекрасно разбитый сад. Дорожка кружила вокруг маленького луга с гуляющими по нему журавлями, несколько раз пересекла ручей с прозрачной водой. В воде были видны стайки золотых рыбок. Ван начал терять ориентацию в пространстве: виноград и глициния образовывали сплошной тенистый тоннель, защищающий от солнца и закрывающий все ориентиры. Казалось, пространство внутри сада в десятки раз больше, чем можно было представить снаружи.

Ван прошел по вымощенной камнем дорожке, пересек небольшой декоративный пруд по мостику, закрытому вьющейся глицинией. Дорожка привела к беседке, стоящей у берега пруда на трех огромных валунах. Перед беседкой стоял массивный треножник из литой бронзы, в нем курились благовония.

- Идите в беседку, и не делайте резких движений - можете пострадать, - подтолкнул его провожатый.

В беседке стояли двое. Один, молодой человек в чистой деревенской одежде, стоял в позе готовности, что сразу выдавало в нем не очень опытного охранника. Второй, постарше, был одет в традиционную одежду темно-синего цвета. Он стоял спиной, глядя на поверхность пруда. Старший держал в руках радиотелефон и вел переговоры на тибетском языке.

Наконец, переговоры закончились, старший передал радиотелефон охраннику и повернулся к Вану.

- Я Тун Чжао. У Вас письмо? Давайте его сюда!

Глава огромного клана оказался очень спокойным, немного печальным пожилым мужчиной. На его лице не было и следа жестокости и высокомерия, но Ван отчетливо видел, что этот человек крепко держит в своих руках нити жизни тысяч людей.

Ван протянул письмо, прекрасно понимая, что если бы он вздумал шутить, то его ожидали бы огромные неприятности.

Человек в синей одежде трижды прочел письмо, потом внимательно осмотрел конверт. На его лице не отразилось никаких чувств.

- Приготовить вина, фрукты, - распорядился он усталым голосом.

Через десять минут Ван уже сидел за столом вместе с Чжао Туном.

- Бывает так, что мы живем, как во сне, не думая о своих поступках, - начал издалека Тун.

Ван вежливо молчал.

- Проходят годы, и мы понимаем, что жизнь могла бы быть совсем иной, полнее и счастливее. У тебя есть фотография Ли Мэй?

Ван быстро дал ему фото.

- Настоящая красавица. Она очень похожа на свою мать, - лицо Туна осветилось улыбкой.

Ван вновь промолчал. Только теперь он начал понимать. Похоже, до этого дня босс не знал, что у него есть взрослая дочь.

Тун передал фото Вану, глубоко сел в кресле, откинул голову вверх.

- Наша жизнь - это игра, правил которой мы не знаем. Мы делаем деньги, боремся за власть, место под солнцем. Но что-то главное неуловимо течет между пальцев. Мы все охвачены какой-то глупой погоней за ерундой. Вот завел себе радиотелефон, - лицо Туна болезненно скривилось, - какие это все мелочи!

Тун наполнил рюмки, поднял свою. - Я хочу выпить с тобой за настоящую жизнь! Ты принес мне известия от дочери! Сегодня у меня праздник.

Ван почтительно выпил свою рюмку до дна.

- Ты молодец! - похвалил его Тун. - Ты будешь со мной, когда мои люди придут поздравлять меня!

Ван Шен встал и трижды поклонился.

Ван очнулся от воспоминаний. Они уже прошли рощу диковинных деревьев, и спустились ниже, к самой воде. Края ущелья поднялись значительно выше, путники шли между высоких каменных скал. Идти сразу стало значительно трудней. В самом низу снега намело почти по пояс, он лежал поверх камней и поваленых деревьев, тропа исчезла совсем, и нога часто проваливалась между камнями, не находя опоры.

Лунин торил путь, опираясь на большую кривую палку, постоянно спотыкаясь, и проваливаясь в щели между камнями. Но красота места стоила и больших затрат. Они шли по нетронутому царству скал, воды и льда. Солнце заливало ущелье своими лучами, снег и лед сияли миллиардами искр, поток внизу журчал тысячью голосов. Руслом реки была чистая и гладкая известняковая скала, идеально отшлифованная водой в течении тысяч лет. Речка то катилась по совершенно ровной каменной поверхности, гладкой, как человеческая кожа, то исчезала под снежными плотинами и мостами, то разбивалась на десятки звонких маленьких водопадов. Отряд шел вдоль самого края потока, рискуя провалиться в воду и вымочить ноги, но по сравнению с падением с крутого берега, это было даже не зло.

Речка бежала по дну глубокой расселины. Эта расселина шла в самое сердце окружающих гор, ее края становились все выше и выше. Скоро друзья добрались до места, где водопад падал в глубокую чашу с кристально прозрачной водой. Все подошли посмотреть поближе. Лунин быстро разделся, подошел к краю воды. За ним начала раздеваться и Саламандра. Гном в ужасе глядел на них.

- Зимой и летом температура в этой чаше одинакова - плюс восемь-девять градусов, - авторитетно объяснил Горлум. Он, в отличие от Гнома, не боялся воды. Гном хотел обратиться за сочувствием к Вану, но увидел как тот тоже начал медленно раздеваться.

Ван, казалось, ушел в иной мир. Он медленно снимал с себя одежду, ничего не замечая вокруг. Его зрачки неподвижно застыли, казалось, он смотрит куда-то в иное измерение. Взгляд его ни на чем не задерживался и ничего не выражал.

Приблизительно так выглядел теперь и Лунин. Он сошел босыми ногами на скрипучий снег, сделал шаг, другой. Дойдя до границы между снегом и водой, он на секунду остановился. Вот пальцы его ног уже коснулись ледяной воды… Наконец Сергей вошел в воду, сделал шаг. Он брел к краю чаши по колено в воде, ноги быстро закоченели, их сводило от холода. Дыхание сделалось очень глубоким и громким. Когда вода дошла ему до пояса, Сергей толкнулся и поплыл.

Саламандра докарабкалась по скале до обрыва, встала на маленькой площадке над водой.

Ван снял с себя последнюю одежду, подошел к воде, омыл лоб, лицо, сердце. Голые люди на ослепительно белом снегу, среди воды и льда смотрелись красиво и страшно. Их вид вызывал воспоминания о древних обрядах принесения жертв неведомым богам. Гном поежился и отвернулся. Сашка глядел то на солнце, то на обнаженную Саламандру.

Саламандра глубоко вдохнула и рыбкой нырнула в бассейн, где уже парил Лунин. Стройная фигурка на миг зависла в воздухе, и резко вошла в глубокую воду. Саламандра не почувствовала холода, наоборот, вода обожгла ее. Она сделала несколько гребков, проплыла под местом, где в чашу обрушивались струи водопада, обследовала маленькие гротики и пещерки. Затем посмотрела наверх, где плыли Лунин и Ван. Саламандра вынырнула, и завизжала так, что горы завибрировали.

- Боже, как хорошо!

- Славно, слов нет! - поддержал ее Лунин.

Ван ничего не сказал, но его лицо округлилось в счастливой улыбке. Троица еще немного побултыхалась, и начала резко выбираться - холод все-таки был жуткий.

Пока искупавшиеся терли себе волосы и закоченевшими руками пытались застегнуть одежду, Гном сел немного перекусить. Он уминал батон хлеба с куском копченой колбасы и запивал водой прямо из речки. При виде этого купания у Горлума тоже разыгрался аппетит.

- Ешь колбасу, в ней сила, - поучал его Гном, - голодный в походе долго не протянет.

Он отломил полбатона колбасы Сашке, и тот начал с жадностью его грызть.

- Хлеба дай! - пробурчал Сашка с набитым ртом, - Вот такие путешествия мне нравятся, - заявил он.

- Ну, пиплы, и сильны же вы жрать, - Саламандра пренебрежительно посмотрела на жующую парочку.

- На, - Горлум протянул ей сальный кусочек.

- Мы, сударь, этого не едим. В другой раз, когда будете угощать даму, постарайтесь хотя бы руки вымыть, - с любезной улыбкой произнесла Саламандра.

- Не хочешь - не ешь, зачем дразниться-то! - Сашка посмотрел на свои руки. Они у него действительно были фантастически грязные.

Сергей и Ван, довольные, рассуждали о прелести холодного купания. Ван говорил, что очень важно уметь принимать в себя силу воды. Сергей слушал и согласно кивал головой.

Через двести метров пути речка окончательно обмелела, превратилась в цепь соединенных между собой неглубоких луж. Путешественники шли уже по самой середине пустого русла.

Через пару часов они дошли уже до середины каньона. Вертикальные стены поднимались вверх на сотни метров, а внизу два человека, держась за руки, могли дотянуться от стены до стены. Внизу было сумрачно и сыро, казалось, гора вся сочится влагой.

- Миллионы лет назад Крымские горы были втрое выше, и со снежных вершин текли полноводные реки, - объясняла Саламандра, - но затем вся южная часть гор провалилась и стала дном моря. Реки превратились в большие ручьи, текущие в циклопических ущельях. А раньше здесь несся глубокий поток.

- Это хорошо, что сейчас мелко. Я глубины боюсь, - подхватил Гном. Не успел он закончить, как его ноги поскользнулись на мокрых камнях, и он по грудь провалился в щель между двумя валунами. Раздался громкий всплеск.

- Помогите, тону! - истошно закричал Гном.

Как назло, в этом месте все сами с трудом сохраняли равновесие, и в первые секунды на помощь Гному не успел прийти никто. Гном закричал громче: он начал еще глубже сползать в щель. Если бы не рюкзак, он бы провалился с головой.

Ван сумел прыгнуть на камни прямо перед Гномом, нагнулся, и крепко схватил его за уши. Одно хорошее усилие - и Гном вылетел из щели, мокрый и злой. С него текли потоки воды.

- Штаны и носки могу одолжить, - успокоил его Сергей.

Сашка трясся от смеха. Саламандра загадочно улыбалась.

За оставшееся до вечера время они едва успели выйти на плато. Начало смеркаться. До вершины было еще несколько часов ходу, а в темноте заблудиться было довольно легко.

- Пройдем сколько сможем, и заночуем наверху! - объявил Лунин. Саламандра кивком согласилась с ним, Ван согласно промолчал.

- А мы не замерзнем? - Гному уже было холодно.

- Не замерзнем. Еды у нас полно, костер разведем, у меня сухой спирт есть, - похвалился Горлум.

На выходе из каньона зимой и летом бьет родник, дающий начало небольшой речке. У родника друзья умылись, набрали ключевой воды. Немного выше нашлось отличное место для стоянки, но можно было пройти еще, и отряд поднялся почти до самой вершины. Солнце уже ушло за горизонт, и только багровое зарево заката освещало пятерых путников, проникших в самое сердце Крымских гор. До самого горизонта не было видно никакого жилья. Ветер свободно гулял по плато, сыпя мелкой снежной крупой. В одной из впадин, отгороженной от ветра каменной стеной, росли низкие кривые сосны.

- Предлагаю остановиться у этого соснячка, - и Саламандра сбросила на землю свой тяжелый рюкзак. Все молча последовали ее примеру. От разогретых спин валил пар, но холод мгновенно пробрался под тонкие спортивные костюмы. Только Сашке было все нипочем в толстом офицерском бушлате, который был ему велик на два размера.

- Гном, Сашка - за дровами, мы с Сергеем ставим палатку. Ван, помогай! - командовала Саламандра. Через двадцать минут вещи уже лежали в палатке, а все пятеро сидели на ковриках вокруг небольшого костра. У Саламандры и Сашки было огромное преимущество - они могли залезть в самый огонь, так как Соня одела на себя старую брезентовую штормовку, а Горлума был бушлат. Остальные берегли синтетические костюмы от жарких огненных искр. В быстро сгущающейся темноте окружающий мир казался загадочным и страшным.

- Когда-то давно, - начала Саламандра, - Крымские горы были значительно выше, и доходили до середины нынешнего Черного моря. Крым был продолжением Кавказа, а тот своими отрогами соединялся с Тибетом. Это была одна единая горная цепь. До сих пор эти три системы объединяет какой-то общий дух, может быть, наша генетическая память, или здесь особая энергетика, - продолжала Саламандра.

- Это не удивительно, поддержал ее Лунин, - достаточно на карту посмотреть.

- Но потом случилась страшная катастрофа, и Крымские горы раскололись, их вершины в одночасье опустились вниз, а в образовавшуюся долину хлынули воды Атлантики. Так образовалось Черное море.

- Когда это было? - заинтересовался Гном.

- Когда был всемирный потоп. Когда Атлантида погибла, - ответила в задумчивости Саламандра.

- Вы знаете, иногда мне снится один и тот же сон, - признался Лунин, - будто я иду по этим местам, перехожу горы, а горы становятся высокими-высокими, как на Кавказе, а за горами - не море, а долина. И я иду по этой долине, и прихожу к другому морю - узкому, совсем маленькому, и очень теплому.

- Глюк! - убежденно заявил Гном, - Я однажды так накурился в Саратове, что мне казалось, что я стал черепахой. Это уж мне потом рассказали, что я сломанной кухонной раковиной накрылся и так ползал.

- Холодно что-то. Пошли в палатку спать, - предложил зевающий Сашка.

Гном в эту ночь был на диво деятелен. Заявив, что он хочет жить, а не замерзать в этих снегах, он притащил в палатку большой камень и разжег на нем сухой спирт. Воздух быстро согрелся, но палатку заволокло удушливым дымом.

Более того, Гном установил на импровизированном очаге котелок с водой, заявив, что будет варить кофе. Все уже улеглись, только Гном мешал людям заснуть. Наконец, спустя всего час-полтора, вода закипела. Гном прихватил горячую ручку своей шапкой и начал осторожно поднимать. Старый котелок имел одну особенность - если в него наливали слишком много воды, один конец ручки вылетал из гнезда. Гном вскипятил полный котелок, и ручка опять расклепалась.

Когда он поднял котелок в воздух, раздалось громкое “Дзеньк!”

Котелок опрокинулся, кипяток вылился на раскаленный камень. Раздалось шипение, палатка мгновенно наполнилась горячим паром. Ничего не было видно. В густом тумане раздался крик Гнома - кипяток потек под его спальник. Все проснулись и стали спешно подворачивать свои вещи, ругая любителя кофе. Больше других пострадал спальник Вана. Он сначала промок, а потом покрылся толстой ледяной коркой. Туман быстро осел в виде инея на внутренних стенках палатки. Лунин выкинул наружу и котелок, и камень - очаг, все вновь упали спать. Гном ругался вполголоса. Саламандра стукнула его по голове. Гном замолчал, и полез в свой подмоченный спальник. Наконец, рассеялся и удушливый дым от сухого спирта. Сквозь тонкий тент светила яркая луна.

Ван свернул свой спальник и уселся на него в позе лотоса. Он смотрелся довольно забавно в пуховике и лыжной вязаной шапке.

С тех пор, как в клубе “Сучуань” появился китайский мастер, количество учеников увеличилось в три раза. В первые дни зал с трудом вмещал всех желающих тренироваться. Но постепенно энтузиазм новообращенных стал катастрофически падать. Китаец не летал по воздуху, не учил их “усилием мысли переворачивать горы”. Напротив, он уделял базовой подготовке даже больше времени, чем русские мастера. Утомленные изнурительными упражнениями, ученики начинали понемногу роптать.

- У меня ноги постоянно болят, я уже ходить не могу! - потихоньку жаловался товарищу один из неофитов.

- Он издевается над нами, хоть бы какой-нибудь медитации поучил! - вторил ему молодой паренек, “закрученный” на Карлосе Кастанеде.

- Или мантру какую дал! - поддержал третий.

В этот момент Ли как раз показывал одно из важнейших внутренних упражнений - чжуангун. Смысл его заключался в набирании энергии во время неподвижного стояния в достаточно сложной позе. Даже у самого Ли мышцы уже онемели, но он знал, что эффект проявляется только после очень длительного стояния в неподвижности.

С довольно неприятным чувством Ли наблюдал, что почти никто в зале не может правильно выполнять это важнейшее упражнение. Только Белкин с Синициным, да несколько старших учеников, похоже, понимали, что они делают.

Ли прекратил упражнение, когда увидел, что половина учеников уже потеряла “контроль”. Он сел на пол, скрестил ноги и, закрыв глаза, замолчал. Ученики мгновенно последовали его примеру. Ли сидел некоторое время неподвижно, потом начал медленно раскачиваться взад-вперед. Он почему-то вспомнил Сунь Цзиня, и из его груди сам собой вырвался такой же глубокий вздох:

- “Во Сян Лао По”!

- “Во Сян Лао По”! - подхватили ученики.

Ли громко засмеялся. Белкин с Синицим тоже. Остальные последовали их примеру. Ли встал. Все поднялись.

- Ладно, - махнул рукой Ли. - Давайте сделаем комплекс несколько раз!

К нему вновь вернулось хорошее настроение.

Синицин занимался с особенным рвением. Вот уже несколько дней он практиковал набор энергии по системе, которую ему дал Андрей Михайлович.

- Прежде всего, необходимо перекрыть все дыры, ведущие к потере энергии, - поучал его Андрей. - Например движение. Ты все время беспорядочно дергаешься, крутишься - энергия и утекает. Закрой эту дыру. Делай только те движения, которые действительно необходимы. Потом мысли. Брось тратить внимание на ерунду. Не читай газет, книг, объявлений на стенах, надписи в лифте. Не смотри телевизор, не слушай радио. Запомни, отвлекаясь на что-либо, ты можешь погубить себя. “Встань под карниз - и тебя уже нет”!

Далее - безупречность. Если ты чем-либо занимаешься, делай это так, как будто от этого зависит твоя жизнь. Если ты так будешь относиться, то все, чем ты занимаешься, будет тебя усиливать. А иначе лучше вообще ничего не делать.

Вот и теперь Синицин истово повторял за Ли сложные движения комплекса. У него действительно очень хорошо получалось. Игорь много раз повторил комплекс, а после тренировки, когда все уже разошлись, сделал его еще около двадцати раз. Сторож уже закрыл школу на замок, а Синицин продолжал тренироваться. Один в большом темном спортзале он непрерывно “крутил форму”. Над Москвой уже давно плыла холодная зимняя ночь, когда он закрыл спортзал и покинул школу через окно второго этажа.

Игорь шел по пустым улицам, ведомый каким-то непонятным предчувствием. Похоже, что он действительно начал набирать энергию. Он стал совершенно по-новому воспринимать окружающую его действительность. Он явственно видел, как город ощетинился злыми колючими огнями, защищаясь от недобрых помыслов людей. Но тьма побеждала, и ничто в этом городе не могло остановить злые силы ненависти и разрушения. Ночная тьма дышала жадностью и злобой, периодически освещалась вспышками опасности и стремления к уничтожению. По улице промчалась роскошная иномарка, забитая плотным одуряющим звуком. Машина исчезла, как мираж, но Игорь успел ощутить непоправимую обреченность сидящих в ней людей. Неподалеку ночная тишина взорвалась вспышками и треском. Игорь ощущал плотность и осязаемость энергии выстрелов. Он совершенно не испытывал страха. В мерцающей мгле он чувствовал наиболее безопасные места и таким образом строил свой маршрут. Он немного задержался перед ярко освещенным ночным магазином - оттуда слышались пьяные крики и брань, обошел опасное место, стараясь держаться в тени. Двигаясь дальше по темной безлюдной улице, он почувствовал сигнал, предупреждавший его о приближении какой-то новой силы, тщательно осмотрелся вокруг, но ничего подозрительного не обнаружил. Он прошел еще метров двести, обогнал медленно шагающего старичка с палочкой, и постепенно успокоился. До самого дома он шел совершенно спокойно, никого не встречая и не чувствуя больше никакой опасности.

Игорь вошел в свой хорошо знакомый подъезд, на лифте поднялся в дом. В квартире никого не было - родители на неделю уехали к родственникам. Он некоторое время покрутился на кухне, приготовил чай, и тут ему показалось, что в коридоре кто-то стоит.

Игорь замер, прислушиваясь. Тишина внезапно распахнулась, он с удивлением обнаружил, что слышит разговор соседей на кухне этажом ниже, движение лифта в шахте, шаги соседа в коридоре за стеной. Он слышал даже бормотание ребенка во сне, лай дворовых собак и завывание ветра в балконных карнизах.

Существо, притаившееся в коридоре, не издавало звуков. Оно не было человеком. Оценив это, Синицин медленно повернулся лицом к опасности, принял боевую позицию, сконцентрировал все свои внутренние силы. Его воля, разум, и еще какое-то неизвестное чувство лихорадочно просеивали каждый миллиметр пространства в радиусе десяти метров вокруг, сверху и снизу него.

Внезапно что-то резко изменилось. Лампочка в люстре вспыхнула на мгновение и погасла. Стукнул и замер на полпути лифт в шахте, вырубился радиоприемник у соседей сбоку. Синицин вздрогнул. Вода прекратила течь из крана и с хлюпаньем устремилась по трубам вниз, засасывая за собой воздух.

Страх проник в грудь, растекся в ноги, сковал движения. Синицин с ужасом почувствовал, что существо начало приближаться. Глаза стали адаптироваться к темноте, в окна лился мерцающий свет уличных фонарей. Игорь понял, что не готов смотреть на это нечто, приближающееся к нему из неизвестности. Он собрал воедино всю свою энергию и вложил ее во внутреннее усилие удара.

- Андрей, извини, на меня из астрала кто-то напал! - волнуясь, начал он.

- Свет гас? - заспанным голосом осведомился Андрей.

- И свет гас, и вода отключалась… А ты откуда знаешь?

- Не обращай внимания. Если волнуешься, не ложись на обычном месте, а в кровати оставь чучелко. Ну будь здоров! Завтра поговорим.

Андрей Михайлович на своем конце провода бросил трубку, и поудобней устроился в постели.

- Мне бы его проблемы, - он сладко зевнул, потянулся, и заснул сном праведника.

Синицин сложил на своем диване кучу тряпья, накрыл его одеялом, а сам постелил себе спальник в другом углу комнаты.

- Воин всегда меняет место ночевки, - процитировал он, и осторожно вытянулся на твердом полу. Лежать было очень неудобно, но сон быстро сморил его. Удивительно, но он спал совершенно без сновидений и проснулся очень и очень бодрым.

… Еще около недели Синицин провел в постоянной концентрации. Он перестал жевать жвачку, смотреть телевизор, слушать радио. Каждый вечер он по несколько часов занимался силовыми и энергетическими упражнениями, “качал энергию”. По совету Андрея Михайловича он старался даже говорить как можно меньше, и постепенно начал общаться почти без слов.

- Тебя барабашка напугал, ты на него всю запасенную энергию и потратил. Теперь еще неделю будешь накапливать. В другой раз не отдавай ее просто так, - поучал его Андрей Михайлович.

- А кто это - барабашка?

- Так, мелюзга. Сам энергию собирать не может, а сил отнять тоже не хватает. Ну, и пугает. Ты испугался, выпустил энергию, а ему только того и надо. Ты неделю занимался, а он за минуту отнял.

- А почему он на меня?

- Ты, Игорек, теперь как пузырь раздутый ходишь. Ты в себя энергии закачал столько, что удержать не можешь. Вот на этот “пузырь” охотники и слетаются. Сначала мелкая рыбешка, потом пойдут экземпляры покрупнее.

- Ты знаешь, мне в прошлый раз мало не показалось, - осторожно намекнул Синицин.

- Брось. На тех, кто на глаза боится показаться, даже внимания не обращай! Твоя задача - вперед и только вперед! Главное, не давай энергии ударить в голову. Собирай ее внизу живота и там держи. И чтоб не терять.

- А как теряют?

- Два варианта. Первое - тебя провоцируют на драку. Дашь по морде одному, второму, а все твои энергетические выбросы разные астральные падальщики расхватают. Потом опять собирай. Второе - женщины. Они похуже астральных хищников будут. Пока у тебя постоянная баба - об энергетике забудь.

Синицин почесал затылок, прикинул, насколько его хватит.

- Еще две недели я, пожалуй, продержусь, - неуверенно заверил он.

- Вот и отлично! А там можно будет и прогонкой энергии по каналам заняться!

- Тогда и к женщинам будет можно?

- Еще как, дорогой, еще как! - Андрей Михайлович заулыбался и зацокал языком. Тогда все уже совсем по-другому пойдет. Управление энергией освоишь - и вперед. Хоть драться, хоть по бабам! Если еще будешь в состоянии, - вполголоса пробормотал он.

В те далекие годы, когда мысли людей еще не были накрепко закручены на деньгах, многие имели время и условия для усиленных тренировок. Занятия цигун и ушу были достаточно экзотическими и в то время, но считались обычными по сравнению с другими эзотерическими практиками. Синицин следовал по тернистому пути проб и ошибок, которым прошел тогда не один любитель “поработать с энергией”. Вопреки всем предостережениям китайских наставников, русские занимались такими упражнениями, при выполнении которых вполне можно было погибнуть или повредиться в рассудке.

В Китае есть термин “цигунбин”. Он обозначает болезнь от избыточных тренировок по прокачке энергии. В России этим термином обозначали как сами расстройства, так и людей, их практикующих. Ушуист, не имевший в своей практике пару-тройку случаев цигунбин, вообще не считался достаточно опытным. Ошалевшие от избыточных тренировок цигунбины часто доходили до крайностей. Так получилось, что и Игорь Синицин не избежал этой тенденции. Уже через две недели усиленных тренировок он успешно стал цигунбином.

… Синицин вышел из метро в самом центре Москвы. Он шел, доверяясь силе, инстинктам, своим внутренним ощущениям. Ему было абсолютно все равно куда идти. Занятия в институте закончились два часа назад, до начала тренировки было полно времени. Игорь привычно шел в густой толпе, и прислушивался к дыханию огромного города. Город готовился встретить свой очередной новый год. Это было заметно по длинным очередям в винные магазины, толчее около крупных универмагов. Во всех витринах стояли пирамиды консервов, на стекла были наклеены огромные снежинки, висели бумажные гирлянды со снеговиками и Дедами Морозами. Но пирамиды консервов, похоже, никого не волновали здесь. Люди гонялись по городу в поисках дефицитных товаров. Дефицитом было все. Очереди людей змеились внутри магазинов, загораживали тротуары и даже вылезали на проезжую часть. Синицину было наплевать на очереди. Он знал, что во всех семьях на Новый Год будет приблизительно одинаковый набор блюд, жареная курица, салат оливье, вечная бутылка Шампанского и трагикомическое выступление главы государства по телевизору.

“Экскурсия в Дигм”, - проносится в его мозгу.

Но что-то мешает, сбивает концентрацию, рассеивает внимание.

- Зачем все это, смысла нет, к чему выделяться?

- Будь как все, стань таким, как мы, - лезут в уши странные голоса.

Синицин понимает, что слышать голоса - не здорово, но его не вдохновляет перспектива слиться с этой серой безликой толпой, стать еще одним призраком, бредущим в поисках пищи.

Внезапно серая мгла взрывается фейерверком цветных солнечных искр - он видит ясный открытый взгляд. Навстречу ему в толпе идет девушка с широко раскрытыми голубыми глазами. Они смотрят друг на друга, улыбаются, как старые знакомые - путешественники, затерянные в другом измерении. Улыбка, рой цветных искр проносится от одного к другому, все становится известным, родным и близким. Поворот головы, кивок - прощание, и вновь они одни в пустоте, среди призрачных людей и призрачного города.

Синицин прошел мимо кинотеатра “Мир”, старого цирка на Цветном бульваре, рынка. Ему захотелось зайти в старенькую пельменную. Там всегда можно было быстро похлебать пельменей, стоя за высокими круглыми столиками, погреться и хорошо насытиться. В этой пельменной всегда была какая-то странноватая атмосфера: за одним столиком могли стоять прилично одетый интеллигент с академической бородкой, вдумчиво подцепляющий на вилку каждый пельмень, а рядом с ним - пара пролетарского вида алкоголиков, потихоньку разливающих под столом поллитровку. Народу полно, все говорят друг с другом, ругают власть, травят анекдоты про Брежнева . . .

Игорь толкнул знакомую стеклянную дверь и опешил. Пельменной здесь уже давно не было, в стеклянном павильончике шел бесконечный ремонт, все было измазано в побелке. Он оглянулся. У него с глаз как будто упала пелена.

Вокруг суетились деловые челноки, волочили тележки с товарами из Турции, на Садовое кольцо вылетали одна за другой навороченные иномарки. От коммерческого ларька раздался громкий рев музыки - очередной хит популярного исполнителя блатных песен. Игорь еще раз внимательно присмотрелся к людям - никаких серых пальто, почти все одеты в китайские пуховики, турецкие куртки, кто-то упакован в кожу. И тут Синицин вспомнил, что и булочная на улице Дзержинского тоже давно закрыта, да и улица та теперь называется Лубянка, и следовательно, никаких бубликов есть он не мог.

- Так что же это, сниться мне, что ли? - подумал он, и проснулся, сидя в переполненном вагоне метро. Ему в колени упиралась женщина с огромными сумками.

В последние дни Синицину было нелегко отличить иллюзии от реальности.

Он вышел из вагона, и остановился. Поезд привез его на станцию “Лубянка”. До начала тренировки была еще уйма времени, и он решил немного побродить по Москве. Выйдя наверх, он поразился: город вовсю готовился к празднику. Во всех витринах блестели Снегурочки и Деды Морозы, из каждого окна виднелись новогодние украшения и елки. Огромная ель стояла на месте бывшего памятника Дзержинскому. Игорь глазел вокруг, и ноги не спеша несли его в сторону Сретенки. Повалил густой мокрый снег.

- Опять, - подумал Синицин, и внимательно огляделся вокруг.

Витрины ломились сказочно дорогими товарами. Роскошь кричала о своем существовании нагло и вызывающе. Люди скользили равнодушными взглядами по зеркальным витринам, и спешно двигались дальше, забывая об их существовании. Толпа казалось, жила вне измерения этих элитарных магазинов.

Синицин смотрел на толпу. Люди рыскали взглядами вокруг себя, на короткое мгновения фиксируясь на бирочках, указывающих цену какого-либо товара. Казалось, они реагировали только на эти ценники, все остальное было для них неинтересным. Люди старательно отводили свои взгляды, видя лица друг друга - до остальных никому не было дела. И они поступали так совершенно правильно. Через каждые двадцать метров на улице стояли человекоорудия астральных вампиров: то уголовного вида молодые люди настойчиво предлагали всем желающим купить у них баксы по дешевой цене, то какие-то торговые агенты навязывали приглашения на презентации, или уговаривали купить фантастический по своей цене и степени ненужности товар. На лица молодых людей были надеты неестественно широкие улыбки, будто они демонстрировали свое хорошее расположение туземцам с островов Кука.

- Так английские купцы предлагали ошалелым китайцам покупать библии, рояли, ложки и вилки во времена Опиумных войн, - мелькнуло в мозгу Синицина.

На каждом шагу висели рекламные шиты с призывами купить баунти или вискас, на худой конец батончики марс с тампонами тампекс.

- Разрешите Вас спросить! - к Игорю подошел какой-то проповедник с нездоровым выражением лица. Похоже, что проповедник еще больше, чем Синицин, потерял связь с реальностью: он явно путал двадцатый век с первыми веками нашей эры, когда на Руси еще ничего не знали о христианстве.

Синицин посмотрел на него. Совсем молодой человек с бегающим взглядом пустых остекленевших глаз, очень сутулый, с подкашивающимися ногами. Он странно приближал лицо прямо к лицу Игоря, но его глаза при этом тщательно отворачивались в сторону. У Игоря появилось ощущение, что он смотрит на вурдалака.

- Вы верите в Бога? - прокаркал юноша, нездорово гримасничая лицом.

На вопрос такой силы было невозможно отвечать словами. Задавать такие вопросы, по мнению Синицина, могут только близкие люди, или праведники, обладающие большой внутренней силой.

Игорь не стал ничего предпринимать, но позволил накопленной силе проявить себя. Его рука легла ладонью на лицо не в меру любознательного юноши, и мягко толкнула прочь. Еще секунда - и Синицин уже растаял в толпе.

Проповедник проморгался, и стал выискивать другие жертвы. Сидящий внутри него сожалел, что ему досталось такое нерасторопное человекоорудие.

Спустя двадцать минут Синицину стало очень трудно идти, не опуская глаз. За его взгляд цеплялись, старались подтащить к себе разные неприятные личности. Даже какой-то бомж с всклокоченной бородой что-то хотел от него добиться, а потом долго кричал вслед. Коротко стриженные качки настойчиво предлагали Игорю взять у них явную “куклу” - пачку неровно нарезанной бумаги с наклеенным сверху фальшивым долларом. Один из них, небольшого роста, но с очень солидно раскачанной грудной клеткой, даже стал тянуть его за рукав куртки. Игорь равнодушно посмотрел и, вырвав рукав, пошел дальше, сразу упершись в бритого наголо кришнаита. Тот тыкал Игорю в лицо Бхагават-гитой и настойчиво предлагал купить полное и окончательное просветление. Игорь отрицательно покачал головой, глядя в наркотически суженные зрачки последователя Кришны. Чтобы сохранить цельность своего биополя, Игорю пришлось прикладывать уже значительные усилия. Выйдя на Цветной бульвар, он уже с трудом контролировал свой взгляд. Какая-то неведомая сила притягивала его внимание, мягко уговаривала, уводила в блаженное забытье:

- Не стоит быть таким гордым, зачем сопротивляться! Купи что-нибудь!

Игорь собрался, выпрямил спину, слегка прищурил глаза. Ноги стали держаться тверже, цепко удерживая контакт с землей. Игорь понял, что сможет проложить себе путь, даже если люди бросятся физически его останавливать. Его взгляд стал жестче и безжалостнее. Теперь он уверенно отсекал от себя всю клеющуюся шушеру, заставляя их самих спешно отводить глаза.

Его взгляд уверенно скользил по лицам людей, продавцов, рэкетиров, милиционеров. Он повернул голову влево, потом вправо, собираясь перейти через бульвар. И, уже поворачивая голову в другую сторону, он встретился взглядом с такими же, как у него, слегка прищуренными глазами.

Девушка с затянутыми в тугую косу волосами шла ему навстречу. В ее взгляде была та же сила, отгораживающая ее от толпы людей, стремящихся обмануть и ограбить другого.

Я - не с вами! - говорил ее взгляд.

Они с Игорем сразу узнали друг друга, и улыбнулись одновременно.

Ли Шен закончил зимнюю сессию. К своему удивлению, он безо всяких проблем сдал экзамены по русскому языку, порадовав преподавателей своими знаниями. Ли был достаточно реально мыслящим человеком, и понимал, что его первые месяцы в холодной северной стране прошли довольно неплохо. Его перспективы заняться выгодным бизнесом становились все менее и менее радужными, однако с каждым днем Ли все больше верил в свои силы, и ему казалось, что его жизнь разворачивается в правильном направлении. Благодаря Сунь Цзиню он познакомился со многими живущими в Москве китайцами и стал часто бывать в гостях у Ян Гуйсян - самой красивой в их общежитии китайской студентки.

Дверь в блок, где жила молодая красавица Ян, была открыта почти всегда. Обычно все посетители смело проходили прямо через коридор и оказывались на просторной кухне, уже заполненной многочисленными гостями. Все сидели и пили зеленый чай. Чай у Гуйсян был не простой, а специальный жасминовый. Все жившие в Москве китайцы находили его великолепным. Ароматный чай постоянно досыпался в огромный фарфоровый чайник подмосковного производства, и снова и снова доливался кипятком. Кипяток производили два железных чайника, сменяющие друг друга на горящей неугасимым огнем плите. Пока один чайник закипал, другой уже был выпит, и компания ждала новую порцию. Особенно много чая выпивалось в морозные дни, когда температура в общежитии заметно снижалась, и студенты мерзли в своих холодных комнатушках, где гуляли сквозняки из окон и коридора.

Входившему наливалась кружка горячего чайку, он хватал ее в замерзшие руки и терпеливо дожидался своей очереди поговорить с хозяйкой, а то и просто заводил праздный разговор с сидящими рядом товарищами. Часто в жилище Ян вваливались с грудой товара ее знакомые, или знакомые знакомых, которых она видела в первый раз. Человек получал чашку, заводил разговор, и через пару часов он уже был пристроен к кому-нибудь жить, а привезенный товар на следующий день уже висел в какой-нибудь китайской лавке.

Иногда в скромное студенческое жилище заявлялась официальная делегация посольства из десяти-двенадцати человек. Только у Ян Гуйсян можно было найти хорошего переводчика, если переводчик из посольства волею судеб (очень часто) терялся в занесенном снегом городе. Официальные лица были одеты в одинаковые черные костюмы, держались строго, не садились и чай не пили. Они дожидались своего руководителя, стоя в тесной комнате, похожие на сборище пингвинов.

Руководитель, как правило, пил уже десятую чашку, пока кто-нибудь из гостей не брал на себя почетную, но малооплачиваемую роль. В китайском государстве принято, что Родине следует помогать бесплатно. В крайнем случае с делегацией приходилось отправляться самой Гуйсян. Когда она покидала свою комнату, народ на кухне и не думал расходиться.

Ли Шен наладил приятельские отношения с доброй сотней мелких китайских бизнесменов. Теперь ему становилось смешно, когда он вспоминал о своем желании торговать на рынке. Он чувствовал, что есть более выгодные виды работы. Знание русского языка позволило ему заняться переводом описаний товаров, он даже собрался изучать ведение документации на русском языке.

Сато Ешинака закончил очередной лист комиксов-манга, когда его официально вызвали в посольство Японии. Не зная, что ему предстоит, он одел свой лучший черный джинсовый костюм с любимой черной футболкой, самые большие ботинки и теплую кожаную куртку. Он также взял на всякий случай рюкзачок с большим термосом, полным горячего чая, пакет леденцов и фляжку с коньяком. Подумав, он взял также бинокль и фотоаппарат. Он кинул тоскливый взгляд на свой любимый велосипед, мирно висящий на стене, и запихнул в рюкзак теплый свитер заодно с меховой шапкой. Сато чувствовал, что случилось что-то очень важное, так как в ином случае ему бы просто дозвонился Юкигата, или пришел бы Рэймэй.

В посольстве его пригласили в кабинет атташе по культуре. Сато понял, что произошло что-то действительно очень серьезное. Когда он вошел в кабинет, там уже сидели Акико и Итосу.

Старший ученик Юкигаты выглядел довольно усталым - он только что вернулся из длительной поездки в Калмыкию, где в неофициальной обстановке встречался с руководителями этой республики. Акико выглядела очень взволнованной.

- Добрый день, довольно прохладно сегодня! - поздоровался со всеми Сато.

- Садитесь, Ешинака, и перестаньте паясничать! - осадил его атташе.

Сато только сейчас вспомнил, что он не мыл волосы после посещения дискотеки. Одна половина волос у него была выкрашена в красный цвет, а другая - в зеленый. Он попытался сделать серьезное выражение лица.

- Пропал Юкигата-сан. Пропал Накаяма Рэймэй. Похоже, дело рук китайской мафии. Но не исключено, что среди нас находится шпион, - изрек атташе.

- Что Вы имеете в виду? - ошарашено произнес Сато.

- Ваш коллега Итосу показал, что Канадзава Акико угрожала ему и собирала компромат против против Юкигаты и его учеников. Подтверждаете ли Вы, что Канадзава Акико пыталась и у Вас получить такого рода сведения?

Сато посмотрел на Итосу. Тот сидел с отсутствующим видом, словно судьбы Юкигаты с Рэймэем, а тем более Акико ему безразличны.

Акико сидела, опустив глаза.

- Если пленки Акико попали к нашим, то ей уже не помочь, - подумал Ёшинака.

- Как я уже говорил, Юкигата разрабатывал некую Марию Снежину, надеясь выйти на ее мужа, офицера антитеррористической группы, - начал он.

- Когда говорили? - подался вперед атташе.

Акико подняла глаза и поводила ими из стороны в сторону.

У Ешинаки отлегло от сердца.

- Я говорил это, беседуя с Акико неделю назад, - пояснил он.

- И вам известно, как прошла их встреча?

- Нет. Я знаю только, что вместо Итосу на эту встречу отправился Накаяма. Так что китайцы здесь непричем.

- Ошибаетесь! - атташе потряс перед лицом Ешинаки листком бумаги, - Вот здесь Накаяма пишет, что планирует ликвидировать китайского шпиона и передать Юкигате древний китайский манускрипт. Манускрипта нет, Накаямы нет, Юкигата тоже исчез. Кто у вас наблюдает за китайцем? Вы что, поодиночке работаете? Здесь вам что, серьезная работа, или скаутские игры?

Итосу стал клевать носом, его глаза слипались Он не спал несколько дней, и совершенно не воспринимал весь этот бред. Он знал, что маленькая Акико ловко замела все следы, и Юкигата с Рэймэем, скорее всего, уже никогда не найдутся.

- Высплюсь, а потом потихоньку задушу Акико-сан. Да и этот аппаратчик тоже мне надоел, - подумал он, и погрузился в теплый сладостный сон.

Атташе замолчал, встал, прошелся по кабинету, стараясь успокоится.

- Так, мне все ясно. Если в течении двадцати четырех часов у меня в кабинете не будет лежать китайский манускрипт, и я не получу информации о местонахождении Юкигаты и Рэймэя, то вы все попадете за решетку! Время пошло! - и атташе открыл дверь, давая понять, что аудиенция окончена.

Ешинака и Акико рванулись к выходу.

- Ты берешь на себя китайца, а я найду сэнсэя! - без предисловий распорядился Сато. Он быстро дал Акико координаты Ли Шена, и маленькая девушка ураганом понеслась в китайское общежитие.

Сам Ешинака остался звонить госпоже Снежиной. Итосу по-прежнему спал счастливым сном младенца.

Маша очень удивилась, когда к ней в офис вновь приехал молодой японец.

- Что-нибудь случилось с машиной вашего учителя? - участливо спросила она.

- Да. Она пропала, - сказал Ешинака и уточнил, - вместе с сэнсэем.

- Как это случилось?

- Сэнсэй договорился встретиться с Вами, и с тех пор о нем ни слуху, ни духу! - выпалил Сато.

- Постойте, но я и в глаза не видела Вашего учителя. С ним хотели встретиться две моих подруги …

Маша поняла, что вероятнее всего, Серафима вновь отколола какую-нибудь историю.

- Вы не можете помочь мне связаться с Вашими подругами? - взмолился Сато.

- Отчего нет, только одна из них живет в Подмосковье, а с другой связаться довольно легко, - и Маша продиктовала телефон Серафимы.

- Благодарю Вас! - и Ешинака пулей выскочил на улицу.

По номеру телефона он определил приблизительный адрес абонента, и помчался район Серебряного Бора.

Он позвонил из телефона-автомата по указанному номеру. Услыхав женский голос, он как можно спокойнее назвался другом Накаямы Рэймэя.

- Рома ушел в магазин, будет через десять минут! - донеслось в ответ.

- Как к вам подойти? - выдавил из себя Ешинака. Он не знал, какого “Рому” ему суждено встретить.

Когда он позвонил в дверь нужной квартиры, ему открыла симпатичная высокая блондинка в голубом шелковом халате. Она свысока оглядела Сато, крутанулась на носках.

- Рома, к тебе пришли!

Из дверей вышел, потягиваясь, Рэймэй.

- Привет, Ешинака, как здоровье?

- Сато ошарашено смотрел на Рэймэя.

- Из-за тебя нас всех за решетку могут упечь! Куда ты пропал! Где сэнсэй!

- Не ори, я вышел из игры. Мне на смену через час.

- Какую смену?!

- Я в казино охранником работаю. Деньги нужны. Семья, понимаешь.

- Где Юкигата?

- Не знаю. Он с подружкой Серафимы сел играть в Го, а меня грубо прогнал. Я и не интересовался.

В прихожую вошла Серафима с отглаженной белой рубашкой.

- Рома, тебе пора. Вы с другом вместе пойдете?

- Погодите, госпожа!

- Меня зовут Сима.

- Сима-сан, с Вами у господина Юкигата была еще одна подруга, вы не помните ее телефон?

- Прекрасно помню. Только это телефон в Солнечногорске, там Светлана работает в тренажерном зале.

- Инструктором?

- Нет, билеты проверяет. Чай на дорогу не выпьете?

- Спасибо, я спешу. Позвольте от Вас позвонить, Сима-сан?

Передав в посольство информацию относительно Рэймэя, Сато поспешил на Ленинградский вокзал. Он хотел до вечера успеть в Солнечногорск.

Купив билет на электричку, он понял, что приедет на станцию “Подсолнечная” только вечером. Времени оставалось в обрез.

Электричка не спеша катила по заснеженным полям Подмосковья. Смеркалось. В вагонах зажглись желтоватые тусклые лампочки. Сато замерз. Он снял кожаную куртку, натянул на себя свитер. Не успел он вновь одеть на себя куртку, как к нему подошли четверо высоких, грязно одетых парней.

- Выйдем, поговорить надо!

- Сато набросил рюкзачок, дернул вверх “молнию” на куртке.

- Выйдем.

- Ну, панк, деньги давай! - начали местные.

Сато вновь вспомнил о цвете своих волос.

- Я не панк, я студент. Нет денег! - отрезал он.

- Куртку снимай! - и один из ребят протянул к нему руки.

Сато быстро перехватил левую руку грабителя и вывернул запястье. Добавив к скручиванию движение вверх, он заставил парня подняться на цыпочки, а затем положил его вниз. Тот корчился под ногами. Сато продолжал контролировать его одной рукой.

В тамбуре повисло молчание. Сато спокойно смотрел - не достанет ли кто-нибудь ствол. К карманам никто не потянулся.

- Какие проблемы? - нарушил молчание Ешинака.

Парни засопели и попятились обратно в вагон. Очутившись на безопасном расстоянии, они начали материться и злобно смотреть на Ешинаку. Он поднял главного, похлопал по карманам, вытащил длинный нож.

- Это не нужно! - он открыл дверь в переходный отсек тамбура и бросил нож в щель. Нож ушел к рельсам.

Хулиган злобно заматерился.

Сато вздохнул и вытолкнул его в вагон, к товарищам.

Класть всех четверых не входило в его планы - выполнение задание могло оказаться под угрозой. Он перешел в другой вагон и натянул на голову шапку. Хулиганы злобно смотрели ему вслед. Ешинака немного подремал, стараясь не пропустить нужную ему остановку, и следя, чтобы в вагоне не появились вновь те четверо. Наконец поезд дернулся и со скрежетом остановился на станции. Сато не торопясь вышел из вагона.

Солнечногорск удивил Сато своей темнотой и провинциальностью. Казалось, время остановилось здесь девяносто лет назад. Он никак не мог найти ни одного работающего телефона, а ночь меж тем становилась все темнее. Он шел наугад по улицам городка, пока на него не налетели четверо недобрых знакомых.

На этот раз Сато не церемонился. Он потратил ровно три удара, и успел схватить четвертого.

- Где тут у вас качалки? - грозно спросил он.

- У, блин, больно! Так бы и сказал, что в качалку!

Похоже, Сато приобрел в Солнечногорске некоторый авторитет.

В городке оказалось всего два атлетических клуба, и уже в первом из них Ешинака узнал адрес Светланы Быстровой, работающей на продаже билетов. Он уверенно отправился по указанному адресу в сопровождении четырех друзей, трое из которых были украшены приличными синяками.

- В этом доме она живет. А ты ничего ей не сделаешь?

- Не волнуйтесь, я ищу своего учителя.

- А, старый Снеговик! - засмеялись ребята.

- Точно, весь город знает, что Светка со Снеговиком живет.

- Его зовут Юкигата, - уточнил Ешинака.

- Для нас он Снеговик. Ну, всего хорошего.

Четверка местных хулиганов растворилась в глухой ночи, а Сато уже стучался в дверь одноэтажного деревянного дома.

Раздался лай собак, в окнах зажегся свет, и дверь открыл Юкигата собственной персоной. С первого взгляда старика было не узнать.

- Проходи, чего стоишь - тепло выходит, - голос сэнсэя был густым и очень уверенным. Он пропустил Сато внутрь и закрыл за ним дверь. Сэнсэй был одет в зеленый спортивный костюм, в руке он держал мобильный телефон.

Сато обнаружил, что Юкигата слегка похудел в талии, у него надулись бицепсы, и раскачалась шея. Грудные мышцы выпирали из-под расстегнутой куртки. Ершик седых волос был подстрижен короче обычного.

Мобильник зазвонил в руке сэнсэя, и он начал быстрый диалог:

- Нет, шестисотый таких денег не стоит. Сначала пусть растаможку оформят! Нисколько не давай! Это лажа, не обращай внимания. Дело. Дело. Лады, до скорого! - сэнсэй щелкнул мобильником, и разговор прекратился.

- Света, собирай на стол, у нас гости! - крикнул он вглубь помещения.

Сато прошел в комнату. На столе стояла неоконченная партия в Го. Ёшинака посмотрел на позицию. Похоже, что черные крепко закрепились в углах, закрыли по сторонам довольно много очков. Белые строили огромный мешок в центре, но у них были большие трудности с закрытием дыр.

В комнату вошла Светлана, одетая в шерстяной спортивный костюм. Она принесла чай, предложила нарезанный яблочный пирог, аппетитные пирожки с капустой. Юкигата отхлебнул, съел кусок пирога, и взял в руки белый камень. Немного поколебавшись, он сделал ход, надежно прикрывающий слабости на нижней стороне. Светлана села за доску, задумалась над позицией. Ёшинака на месте черных немедленно бы вторгся в самый центр мешка, и завязал борьбу на выживание - “все или ничего”. Но Света неожиданно укрепила один из своих углов, причем этот ход обозначил новые дыры в позиции Юкигаты.

- С чем пожаловал, дорогой? - обратился к Сато Юкигата.

Ешинака вздрогнул. Он просидел за игрой уже полчаса, забыв сказать сэнсэю о цели своего визита.

- Сэнсэй, пожалуйста, позвоните в посольство! - попросил он.

Юкигата, не глядя, набрал номер, приложил трубку к уху. Поморщившись, он вновь сделал защитный ход.

Светлана мгновенно ответила разрезанием по верхней стороне. Это была последняя возможность вторжения, и Светлана использовала ее на все сто процентов.

Сато и Юкигата вздрогнули одновременно.

В это время телефон соединился с посольством.

- Это Юкигата! Что там у Вас случилось?

На другом конце провода послышался вздох облегчения, и зазвучала скороговорка вопросов и распоряжений.

Юкигата прикрыл трубку рукой. Выждав паузу, он сказал:

- Я вне игры. Будете наезжать, со мной на стрелке будет бригада. Дела передайте кому-нибудь - хоть Акико-сан!

На другом конце провода раздался звук, как будто человек подавился толстой рыбьей костью.

- Повторяю, я вне игры! Все бумаги найдете в моем офисе. Я в нем больше не нуждаюсь. Я верно служил стране и императору, а теперь пора поработать другим. И не говорите, что я не подготовил себе замену!

Сэнсэй выключил телефон, и жестко поставил камень, защищающий территорию в центре. Светлана одобрительно покачала головой.

Ешинака с удивлением смотрел на учителя. Похоже, с ним приключилась та беда, о которой он предупреждал своих учеников.

- Сэнсэй начал растворяться в России! - мелькнуло в мозгу у Сато.

Юкигата взъерошил волосы спереди назад, потянулся крепкой спиной.

- Сэнсэй, похоже, начал заниматься бодибилдингом? - поинтересовался Ёшинака.

- Да, регулярно занимаюсь. Вам, Сато, тоже не помешают занятия с тренажерами.

Юкигата поднял руки, демонстрируя крепкие бицепсы:

- У нас все дела решаются в зале. Там сразу видно, кто наш, а кто так, примазывается.

- Учитель, Вы же сами предупреждали нас, как опасно растворяться в местном населении.

- Что?! - загремел сэнсэй, - Это я растворяюсь? Да через год здесь будет уголок Японии, а по этому полу будет ходить маленький Юкигата! Пока Вы там стараетесь отнять клочок территории на Севере, у меня уже под контролем целый город! - и Юкигата затряс своим радиотелефоном.

- Но, учитель, ваши дети будут не совсем японцами, они наверняка будут говорить и думать по-русски.

- А не надо быть снобами! Пусть они будут говорить на двух языках, зато станут вдвое умнее. И возможностей у них будет вдвое больше. Нет, ты посмотри, как Светлана-сан ходит! Это как же мне теперь играть!

- Мне срочно нужно в Москву! Там Акико может не справиться, - он бросился к одежде.

Светлана собрала ему в дорогу пирогов, налила в термос горячего чая.

- Сато-сан, Вам нужно ловить машину на шоссе, электрички уже не ходят.

- Какую машину, - потянулся к радиотелефону сэнсэй, - транспортом обеспечим!

Спустя двадцать минут Ёшинака уже несся в Москву.

В этот вечер Ли допозна просидел в гостях у Ян Гуйсян. Когда он пришел в свою комнату, то заметил, что Сунь Цзинь дремлет, упершись лицом в компьютер. Ли толкнул его, и стал разбирать свою постель. Сунь забормотал что-то о необходимости системного подхода к изучению основ арбитражного законодательства, и одетый, свалился в постель.

Ли разделся, проверил, на месте ли книга, сунул ее под подушку. Нефритовый диск неудобно закрутился на веревке, и он аккуратно положил его себе в ботинок - тянуться к ящикам стола не хотелось. Ли плотно закутался в одеяло, и быстро задремал. Сначала он спокойно лежал, мирно улыбаясь во сне, но постепенно ему начали сниться кошмары. Один из его снов был особенно ужасен.

… Драконы наконец выбрались из ущелья на плоскогорье. Здесь русло реки стало совсем мелким, в него впадало множество мелких речек.

- Раньше тут землетрясений не было, - отозвалась Саламандра и заскользила вперед.

- Стойте! - Императорский Дракон Ван расправил свои крылья и затряс ими в остывающем воздухе. - Ночь надо переждать у огня. Тут есть пещеры, устроим привал.

Драконы быстро навалили огромных деревьев. Ван встал над поверженными стволами и прочел полагающееся в таких случаях слово:

- Простите нас, растения, за то зло, которое мы причиняем Вам. За каждый сожженный ствол мы посадим сотню новых деревьев, будем заботиться о них, поливать и ухаживать! - после этого он зажмурился и выдохнул пламя из своей пасти. Запылал высокий костер.

Длинный Ли заполз в дальний угол пещеры - он не переносил прямого огня, его организм был наиболее приспособлен к жизни в океане. Саламандра наоборот, почти влезла в костер. Молодой Горлум старался держаться к ней поближе.

Из темноты к костру припрыгал Серый. С его пасти стекала кровь.

- Он опять кого-то съел! - испуганно закричал Короткий Гном, увидев сытую морду Серого.

- Там целое стадо мамонтов камнями завалило. Двуноги уже половину мяса растащили. Пришлось пугануть! - Серый осклабил свою пасть в чудовищной улыбке, - Я не виноват, мне тоже есть хочется.

Гном опасливо отодвинулся подальше и принялся обгладывать недозревшие плоды хлебного дерева.

- Не ссорьтесь, - Ван прикрыл своим огромным телом выход из пещеры, - завтра нас ждет самый тяжелый день. Будем штурмовать вершину. Если справимся, то через несколько дней будем в теплых долинах!

Еще несколько стволов полетели в огонь, и утомившиеся за день драконы забылись тревожным сном.

Утром они с большим трудом пришли в себя. Было очень холодно. Костер догорел. Вокруг, насколько хватало взгляда, лежал иней.

Остывшие за ночь тела плохо слушались своих хозяев. Драконы еле ползли, проклиная холод и снег.

Вокруг здесь и там попадались запорошенные снегом холмики - сотни и сотни мамонтов, волосатых носорогов и оленей не пережили холодную и голодную ночь. Вокруг их трупов оживленно сновали волки, шакалы и лисицы. Вся эта мелочь злобно рычала и грызлась между собой. В небе уже кружились тучи стервятников.

- Вот кому все нипочем, - хныкал Гном, - они уже и к нам присматриваются!

Молодой Горлум с опаской поглядывал вверх.

- Несколько перерождений тому назад, - начал Ван, - в воздухе не было никаких пернатых! Только драконы величественно парили среди дождя и грозовых разрядов. Эти существа тогда бы мгновенно превратились в мокрые комки перьев, их разбило бы об скалы, или просто разорвало в воздухе.

- Неужели были такие ураганы? - переспросил Горлум.

- Я помню более сотни своих перерождений. С каждым веком воздух становился все суше, а ветер слабее. Во времена моей молодости синее небо годами не показывалось из-за туч. Раньше было гораздо влажнее и теплей. А теперь только раз в два-три года случается слабенький ураган, который с трудом поднимает в воздух мое тело.

- Некоторые драконы, - вступил в разговор Серый Дракон, - считают, что это растения высосали из атмосферы влагу и энергию.

- Что за чушь! - Ван окутался дымом и высек небольшое пламя. - Как растения могут влиять на климат!

- Я тоже слышала об этом, - сказала Саламандра. - Говорят, что за миллионы лет растения накопили невероятное количество биомассы. Из осадочных пород даже выросли горы! И многие считают, что для своего роста растения забирают энергию и вещество из атмосферы. Вот если мы сожжем дерево, ведь становится теплей! А если сжечь много деревьев, да еще запалить торфяники?

- Ты сошла с ума! Как можно, растения священны! Да лучше я буду только мамонтами всю жизнь питаться! - Серый Дракон выпрямился во весь рост, и задрав свою пасть, громко заревел.

Все мелкие падальщики мгновенно исчезли из поля зрения. Волки и лисицы, гиены и шакалы забились по норам и щелям. Короткий Гном в ужасе отпрыгнул на сотню шагов. Несмотря на великолепное бронирование, он очень боялся Серого.

Императорский Дракон Ван покачал своей огромной головой.

- Может быть, в твоих словах есть доля истины. Когда-то давно мы очень страдали от перегрева атмосферы. Тогда-то мы и заключили вечный союз с растениями. Но его сущность была забыта много перерождений тому назад. Мы лишь механически следуем законам, нашим обрядам. Если это так, то мы сами отчасти виноваты во всем. Мы видели только одну сторону, направляли процесс только в одном направлении. Баланс теперь уже не восстановить. Единственная надежда - переждать несколько миллионов лет в телах двуногов.

К этому времени Солнце поднялось уже довольно высоко. Драконы поднимались вверх по пологой горе. Иней растаял, низкие облака мешались с клочьями тумана, поднимающегося вверх.

- Скоро начнется крутой подъем вверх, ледники и снежные перевалы, - вспоминал Серый Дракон, неоднократно бывший в этих местах.

- Я по льду не смогу. У меня когтей нет! Ноги постоянно разъезжаются, - плакался Короткий Гном.

Саламандра проворно бежала первой. Она не могла понять, что творится впереди. В клочьях тумана она никак не могла разобрать, где же снежные вершины. Она сделала несколько шагов, и отчаянно завизжала - ее передние лапы, обрушив кучу камней, провалились в пустоту. Серый Дракон бросился ее выручать.

- За хвост не хватай, отвалится! - кричала Саламандра, даже в минуту смертельной опасности не забывающая о красоте.

Снизу донесся глухой гул - это камни наконец достигли дна пропасти.

- Откуда здесь пропасть! Куда ты нас привел, Серый Дракон? - никто не мог ничего понять.

Внезапно усилившийся ветер снес пелену тумана, и все вздрогнули. Край горы был начисто срезан, а вместо горных вершин внизу плескалось бескрайнее море. Голые скалы были окутаны туманом и дымом, выбивающимся кое-где из-под земли. На узкой полосе между горами и морем еще не успело вырасти ни одного растения.

- Горе, горе нам! - затрубил Гном. Тут даже спустится нельзя!

- Тихо! - перебил его Императорский Дракон. - Предлагаю дать этой новой земле название. Похоже, что мы на большом полуострове. Как бы нам его назвать?

Саламандра столкнула в пропасть еще несколько камней, провела острыми когтями по кварцевому щебню. Камни сухо заскрипели.

- Крр, крр, назовем это место . . . Кррым!

- Просто Крым, - поправил задумчивый Гном.

- Подходит, - заключил Ван, - а теперь внимание: принимаю мыслепередачу. Последние мысленовости!

Все замерли, помогая Вану сконцентрироваться. Тот наморщил свой широкий лоб и начал быстро проговаривать:

- Последние обязательные рекомендации по переселению в Двуногов:

В связи участившимися случаями … и так далее, тут пропускаю, … ухудшение условий жизнедеятельности… та-та-та, неблагоприятные изменения климата, ла-ла-ла, сокращение пищевой базы, тут и так все понятно, ага, вот: имеют место случаи проникновения в оставшиеся бесхозными драконьи тела низкоорганизованных астральных сущностей, настроенных агрессивно, … большой урон, или неадекватное поведение, … вплоть до уничтожения Двунога, в которого только что было перенесено ментальное тело Дракона, с последующим разрушением такового ментального тела астральными хищниками. Концентрация астральных хищников и падальщиков возросла критически.

- Помедленнее, ничего не понимаю! - забескоился Гном, - Чего делать-то?

- Так я объясняю, не перебивай! Едва не закончился трагически эксперимент мудрого Апопа. Не успел он перенести свое ментальное тело в организм Двунога, местного племенного вождя по имени Ра, как в его тело влетел из астрала какой-то необузданный разрушитель. Хорошо, что Апоп, то есть теперь уже Ра, хорошо знал свое старое тело, и сумел его так сказать, ликвидировать…

При этом слове Гном присел на задние лапы и вытаращил свои маленькие глаза. Его пасть раскрылась и нижняя челюсть с глухим стуком ударила в щебень.

- Что еще? - спросила Саламандра.

- Не сомневаюсь, - ввернул Серый, - однако они теперь того и гляди, осмелеют!

И он плотоядно ухмыльнулся своей огромной пастью.

Ван не отреагировал на его слова, и продолжал:

- В Японии и некоторых частях Срединного государства драконы ограничивают срок годности своих тел … Довольно неприятный обычай!

- Говори, чего уж там, - попросил длинный Ли. Он тоже был родом из того региона.

- Начиная процесс перехода в Двунога, Дракон отдирает пластины брюшного панциря, а в последний момент вскрывает себе живот собственным когтем, - сообщил Ван.

Тут стало плохо всем, даже Саламандре. Ли представил, как он будет “ограничивать срок годности своего тела”, и ему стало очень, очень плохо, очень больно…

Ли Шен проснулся на своей постели от сильной боли.

Китаец, лежащий ближе к дверям, даже не успел проснуться, когда она нанесла ему первый удар. Глаза Акико еще не успели адаптироваться к темноте, и поэтому она слегка повозилась, выключая первому китайцу руки и способность кричать.

Второй успел быстро спрыгнуть с кровати, причем оказался сразу одетым.

- Засада, - мелькнуло в голове у Акико.

Удар ногой, который Акико всегда наносила с такой скоростью, что его не успевала фиксировать хорошая видеокамера, пришелся точно в пах. Похоже, что китаец сумел убрать мошонку, но следующий удар достал его в висок. Против этого удара не спасает и китайский цигун - боец упал и прекратил сопротивление.

Акико быстро обшарила обоих, потом проверила под подушками. Долго искать не пришлось. Открыв футляр, Акико убедилась, что у нее в руках подлинник. В этот момент оба недобитых китайца зашевелились и попытались броситься на нее. Охваченная радостью от находки, Акико не пожалела сил на показательную демонстрацию своего боевого искусства. Стараясь не задеть жизненно важные органы, она с удовольствием выбила пыль из обоих китайцев. Около тридцати секунд в воздухе стоял сплошной звонкий треск от ударов. Покончив с этим, Акико радостно выскочила в коридор, и подхватив свой рюкзак, покинула общежитие. Маску она сняла уже на улице.

Прошло около двадцати минут, прежде чем Сунь сумел доползти до выключателя. Электрический свет больно резанул по глазам.

- Что это было? - простонал Ли Шен.

- Не знаю, что-то маленькое, - поморщился Сунь Цзинь.

Шен сполз на пол, приняв сидячее положение.

- Ну меня и отделали! Сколько их было?

- Один человек. Мне кажется, это была женщина.

- Почему Вы так думаете, Холмс?

- Это элементарно, Ватсон. Я ударил ей в грудь, а она дала мне по яйцам.

- Женщина, очень маленького роста. Значит, не русская. Китаянка или японка?

- Японка, кто же еще. Она на мне весь Сётокан продемонстрировала. Ох, как болит, как она мне по пояснице локтем!

Внезапно Ли Шен обеспокоено закрутил головой по сторонам.

- Старший брат! Скорее посмотри у меня под подушкой. Я рук не подниму.

Сунь Цзинь, кряхтя, добрался до постели Шена.

- Ничего нет.

- Помогите, грабят! - прошептал Ли и заплакал.

Акико спокойно шла по темной малолюдной улице, направляясь на северо-восток. У нее было очень много времени, чтобы спокойно все обдумать. И даже больше того. Пройдя около пяти километров по городу, погруженному в нервный и тревожный сон, Акико поняла самое главное. Она вовсе не собиралась нести книгу в посольство.

Сунь Цзинь добрался до телефонного автомата и связался с посольством Китайской Народной Республики. Он был вынужден это сделать. Обстоятельства сложились так, что ему уже не было нужды скрывать свою связь с министерством государственной безопасности Китая.

На улице была уже глубокая ночь, дороги практически опустели, и черная посольская машина примчалась через несколько минут, едва не столкнувшись с джипом из подмосковного Солнечногорска. Увидев, что здесь твориться, Ешинака предпочел ночевать в другом месте. Он даже не решился появиться около здания - там было полно китайцев.

Возбужденные китайцы бегали по общежитию, как муравьи в потревоженном муравейнике. При этом каждый занимался своим делом. В эту ночь скромная кухня в номере Ян Гуйсян стала настоящим штабом, в котором кипела работа, и, разумеется оба чайника.

Работники дипкорпуса официально обратились в милицию, готовили ноту и для российского МИДа и для посольства Японии. Огромный милиционер, обливаясь крупным потом, пил уже шестую чашку чая, пока ему толковали, что собственно произошло, что украли, и у кого.

Чай милиционеру не нравился, он больше напоминал ему духи, которые его толстая жена каждое утро пригоршнями выливала на себя. Он долго не мог взять в толк, почему из-за какой-то старой книги поднимают столько шума, да еще ночью. И, лишь когда высокий пожилой китаец бросил, что такая книга стоит больше миллиона долларов, милиционер быстро принял решение. Он оповестил об этом ужасном происшествии всех, как того требовал его служебный долг и человеческая совесть.

В скромном общежитии института Стали и Сплавов начался настоящий бедлам. Российские милиционеры перемешались с китайскими сотрудниками службы безопасности, стали подтягиваться отечественные и иностранные журналисты. Под видом невыспавшихся студентов по зданию свободно разгуливали коротко стриженные братки в необъятных спортивных костюмах.

Инцидент стал приобретать международный характер. По описанию Сунь Цзиня для русской милиции уже был составлен фоторобот преступника - огромный детина в маске. Ли Шен был вынужден дать письменные показания, что у него похитили бесценную реликвию. Наконец, Ли и его друга Суня отвезли в посольство. Китайские сыщики получили свои описания преступника, и поиск начался. За Акико теперь охотились практически все, включая вездесущий российский криминал.

В эту ночь во многих окнах до утра не гас свет. Сотрудники посольства Японии радовались удачно проведенной операции, поздравляли Ешинаку, и понемногу начинали волноваться в связи с задержкой Акико-сан. В китайском посольстве тоже не спали. Пропажа реликвии требовала тщательного расследования.

Ли Шен сидел в одном из кабинетов китайского посольства и сбивчиво давал показания. Его приятель Сунь тоже подвергался неприятной процедуре допроса.

Работник посольства выложил перед двумя студентами толстую кипу фотографий. Среди них было несколько фото Вана, где он был снят с красивой молодой девушкой, с друзьями, с почтенным господином в традиционной китайской одежде.

- Отвечайте, кто это? Попытка ввести в заблуждение следственные органы будет Вам очень дорого стоить!

- Это мой знакомый Ван Шен, а с кем он на этих фотографиях, я не знаю, - с неожиданной твердостью ответил Ли.

Возможно, твердости ему придавал нефритовый диск, больно врезающийся в стопу - Ли так и не успел вытащить его из ботинка.

- Здесь вы видите вашего друга Ван Шена в компании отца своей невесты - известного главаря “семьи Туна”! - китайский гэбист пролистал перед ошеломленными Ли и Сунем еще несколько подобных снимков.

- В этой “триаде” существует древний обычай - власть передается не сыновьям, а мужу дочери. Прежний глава клана передает свою власть вместе с рукой дочери, или дочерей, как это было с прежним Туном. У нынешнего главаря клана, Туна Чжао, долгое время официально не было дочерей. Мы даже надеялись, что теперь этот клан прекратит свое существование. Похоже, что это чувствовал и сам стареющий Тун, и его люди. Достаточно было подкупить несколько сот человек из его ближайшего окружения, и с этой опасной бандой можно было покончить навсегда!

Но тут находится ваш знакомый Ван и приносит старому Туну вести от его дочери! Теперь Ван Шен должен, согласно традиции, восходящей к древним императорам Китая - Яо, Шуню, и Юю, пройти некие испытания, чтобы доказать свою пригодность в качестве преемника. После трех лет пребывания у Туна Чжао он отправляется в Россию. Сначала мы думали, что за книгой. Но он исчез, мы потеряли его следы. Книга также пропала.

Ведущий допрос офицер повернул лампу так, чтобы она светила прямо в лица двух сотоварищей:

- Даю вам обоим две минуты. Если за это время вы не припомните, что говорил вам Ван о своей миссии в России - может быть намек, или жалоба, или что-то мимолетное - пеняйте на себя! В ваших интересах вспомнить это без специальных методов пробуждения памяти!

Ли понял, что им обоим пришел конец. Ему уже мерещились мешки с цементом, в которых они проделают обратный путь на Родину. Говорят, такие мешки сваливают в дамбы по берегам Хуанхэ.

- Я вспомнил! - закричал перепуганный Сунь, - Ван говорил мне о необходимости устанавливать тесные контакты с местным населением. Он и русский язык знает почти в совершенстве.

- Неудивительно, у него отец - учитель русского языка. - Гэбэшник не мог скрыть улыбки. Похоже, он напал на верный след. Видимо, мафия готовила канал для массовой эвакуации в Россию, на случай беспорядков и волнений в самом Китае. Если раскрутить это дело как следует, то можно рассчитывать на хорошее продвижение по службе. Он дал двум друзьям подписать свои показания, и отпустил их домой. За окнами еще стояла кромешная тьма, но часы уже показывали семь часов утра, когда Ли и Сунь понуро покинули грандиозный комплекс китайского посольства.

На улице желто-оранжевые фонари освещали черную ленту проспекта и засыпанные снегом пешеходные дорожки. По бокам широких автомобильных дорог из снега сиротливо торчали тонкие прутики деревьев. Дороги рассекали пространство города, деля его на прямоугольные конгломераты домов. Дома то жались книзу, стараясь слиться с засыпанной снегом землей, то группировались в россыпи кубических гор, где уже нельзя было отличить хаос от изначальной устремленности мысли архитектора. Казалось, что после засева земли первыми соразмерными зданиями, остальные уже вырастали из предыдущих сами собой, подчиняясь логике, одинаково чуждой как природе, так и человеку. Ступени таких зиккуратов ломаной линией поднимались вверх, стремясь превратиться в лестницы, соединяющие небо и землю. Но мало кто из живущих в этих домах знал, кому эти лестницы будут удобны и какое существо однажды поднимется по ним, чтобы сверху бросить свой взгляд на этот город, и на минуту замрет, в своей неподвижности сливаясь с уродливыми конгломератами домов. И кто чувствовал это, тот внутренне тяжело содрогался, ибо страшен был и вид, и суть этого существа.

На невесть откуда взявшихся в городе пустырях, огромных полях, где были уничтожены не только все предшествующие строения, но и сами детали изначального природного ландшафта, небо пропарывали циклопические здания, назвать которые домами мог только человек с очень плоским восприятием мира. Вершины этих гигантов терялись на границе между двумя видами тьмы, окутавшей город. Первая была наполнена холодным колючим сиянием от падающих с небес крохотных кусочков льда, блестящих в электрическом свете. Выше этого сияния тьма сгущалась, и состояла из темных, низко висящих облаков.

Пережив неприятную процедуру допроса, наши друзья шли и шли, не замечая ничего вокруг, не пытаясь сориентироваться, сесть какой-нибудь автобус или трамвай.

- Ты обо всем доносил этим страшным людям? - Ли уже не мог даже сердиться.

Сунь долго не отвечал ему, затем тяжело вздохнул и признался:

- Нет. О нефритовом диске я молчал.

Очень трудно не стать осведомителем, если на тебя обрушивается тяжелая лапа тиранического государства. Позорно быть добровольным доносчиком, когда тебя никто не заставлял этого делать. Но быть принужденным доносить, и вести при этом свою игру - это уже балансировка на грани между жизнью и смертью. Сунь Цзинь балансировал на этой грани уже более трех лет.

- Спасибо, - поблагодарил его Ли, и нагнулся к своему ботинку. Сунь на всякий случай встал так, чтобы закрыть от лишних глаз своего товарища. Когда диск вновь висел у Ли на груди, Сунь облегченно вздохнул.

- У тебя сохранились копии книги?

- Нет, люди из посольства забрали все.

- Ты знаешь, если книга попадет в руки спецслужб Китая, то они ее засекретят, ее никто не сможет прочитать. Спецслужбы Японии сделают то же самое. - Сунь даже сам поразился ходу своих мыслей. - А если книгой завладеют мафия или русские бандиты, то для всех остальных она просто исчезнет с лица земли.

Ли закрыл свое лицо руками:

- Я во всем виноват. Из-за меня книга потерялась в этих снегах!

И Ли был совершенно прав. В данный момент книга действительно была в снегах.

Акико шла, и изумлялась собственному превосходству над спецслужбами Японии, Китая, и России.

- Сначала они бросятся искать меня там, где я когда-либо жила или хоть раз ночевала. Потом они пустят людей на автобусные маршруты и ближайшие станции метро, будут проверять легковые автомобили. Потом перекроют вокзалы и дороги, ведущие из города. А я в это время буду уже вне их досягаемости, - думала Акико.

- Простите, собачки! - и она вскочила на подножку товарного вагона. Вся одетая в черное, с черным рюкзаком, она была совершенно невидима для постороннего глаза. К ее удаче, поезд медленно покатился прочь из Москвы, и к шести часам утра Акико уже спрыгнула в рыхлый подмосковный снег.

Первое, что сделала Акико, оказавшись в незнакомой местности, было точное определение своего местонахождения. Сверившись с картой, она поняла, что находится всего в двадцати километрах к северу от Москвы, между аэропортом Шереметьево и каналом Москва-Волга. Стратегически место оказалось великолепным - в случае необходимости она могла быстро добраться и до аэропорта, и до железной дороги. Ждать весны, чтобы воспользоваться водным путем, Акико не собиралась.

Теперь самым главным было быстро углубиться в лес, что Акико и сделала с большим удовольствием. Она шла, и в течении часа не разу не пересекла человеческие следы. Это ей очень понравилось. Найдя укромное место среди зарослей молодых елей, Акико разбила белоснежную палатку, надула насосом пол, установила маленькую печку, работавшую как на жидком, так и на твердом топливе. Она вышла и набросала на палатку снега, оставив снаружи только тонкую трубу дымохода. Теперь разглядеть ее жилище можно было только с пяти шагов. Снова забравшись внутрь, Акико отмерила порцию технического спирта и залила его в печь. Использовать сучья и ветки днем она опасалась. Уже через минуту в палатке было очень тепло. Молодая девушка постелила спальник, залезла в него, и долго лежала так с открытыми глазами, одна, окруженная только холодным зимним лесом и снегом.

Постепенно ее глаза закрылись, и она провалилась в глубокий, без сновидений, сон.

Валентин Степанович Гранин уже несколько месяцев безуспешно пытался найти работу. Он был очень хорошим химиком-технологом, прекрасно разбирался в синтезе органических веществ, имел большой опыт работы. До выхода на пенсию он более сорока лет отдал науке, имел множество свидетельств об открытиях и изобретениях, разных патентов. Но страна уже больше не стремилась к развитию химических технологий, и ему могли предложить только работу по переработке продуктов на спирт. Работать самогонщиком Гранин не хотел, и поэтому семья часто сидела на мели. Вот и в этот день жена прозрачно намекнула Валентину, что было бы не худо занять где-нибудь денег.

Валентин Степанович вздохнул, расчесал свои седые волосы, одел теплый свитер, длинное коричневое пальто. Нога сильно болела - последствие старой травмы, и он взял в руки крепкую палку с железным острием и костяным набалдашником.

- Ты знаешь, мне за работу должны заплатить в одной фирме, я им помог контракт правильно оформить, съезжу к ним, может деньги пришли, - и Гранин отправился на улицу.

Он шел, тяжело опираясь на палку, постепенно преодолевая боль и скованность в теле. Упорство взяло свое, через сотни две метров идти стало гораздо легче, и палка служила в основном для страховки.

Когда-то давно Валентин занимался спортом, имел первые разряды по семи видам, включая бокс и тяжелую атлетику. Теперь от его прежних достижений остались только воспоминания, да боль от старых травм.

Он сел в метро, и отправился на книжный развал. Валентин Степанович был очень разборчив в чтении, и в этот раз он остановился на томике воспоминаний Анненкова - “Дневник моих встреч”. Он вообще больше любил мемуарную литературу. Затем Валентин Степанович направился в консерваторию, и долго изучал расписание концертов. Заметив себе, когда будут концерты средневековой германской и итальянской музыки, он вновь направился в метро. На этот раз он ехал уже совсем бесцельно. Он смотрел на окружающих его людей, и с грустью убеждался, что времена вновь изменились к худшему.

Он помнил, что в семидесятые годы была популярна мода, подражающая сытому и богатому, но безвкусному Западу. Тогда люди стремились одеться поярче, иногда это получалось вульгарно, но по крайней мере, было чисто.

В восьмидесятые уже прочно вошел в моду стиль бродяг и нерях. Сначала хиппи, несшие хоть какие-то идеалы, затем безобразные отвратительные панки, и целое поколение, объединенное разочарованием, отвращением к обществу, стремлением к независимости и духом бунтарства. Это было время бунтов, баррикад и песен Виктора Цоя. Но то, что творилось сейчас, вызывало у видавшее многое Валентина Гранина даже не злость, а глубокую скорбь и сострадание.

Молоденькие девушки, девочки-подростки, даже многие молодые женщины старательно копировали стиль дешевых американских блядей. Крикливая, бездарно нанесенная косметика уродовала благородные лица с темными кругами под глазами, лица, видевшие слишком много страданий, нужды и безпросветной работы. Нелепые высокие сапоги, голые колени - зимой! Казалось, что все попали под чары какого-то злого волшебника, отнявшего и ум, и совесть, и стыд.

Молодые люди столь же единодушно держались образа бандита с большой дороги. Практически все были подстрижены под “Арнольда”, одеты в спортивный костюм, куртку из натуральной или искусственной кожи. Не лица - маски примитивных жвачных животных, насупленные брови, сгорбленные спины, плечи вывернуты вперед и прижаты к ушам - не хватает только дымящегося утюга в руках.

Самое удивительное, отмечал Гранин, что с каждым годом ему все меньше встречались силачи, настоящие атлеты. Ему все чаще и чаще попадались нездоровые типажи уголовного вида, с детства искалеченные курением и алкоголем. Чахлые и злобные, они постоянно жевали, периодически сплевывая под ноги. Стоять близко к ним было для Гранина невозможно.

С грустью Валентин Степанович наблюдал, что люди перестали уступать места женщинам, что в метро даже прилично одетые люди позволяют себе что-то жрать, или глотать пиво из банки или грязной бутылки. Объяснить такое падение нравов только бедностью Гранин не мог - после войны люди жили гораздо хуже, по-настоящему голодали, но такого никто не мог и не хотел бы себе позволить.

Валентин Степанович сделал несколько пересадок, и вышел из метро где-то на самой окраине города. Уже стемнело. Он отошел от метро, тщательно запоминая дорогу, пересек несколько кварталов. Около большого, ярко освещенного магазина стоял длинный ряд коммерческих палаток. Было время вечернего сбора податей. Как всегда, кто-то не собрал требуемой суммы. За одной из палаток был слышен мат, уговоры, угрозы, и приглушенные тупые удары.

Валентин сильно заинтересовался и подошел поближе. Зверовидный качок тряс жуликоватого вида предпринимателя, одной рукой держа за грудки, другой бил ладонями по ушам и затылку. Избиение продолжалось давно, и не имело признаков близкого окончания. Никто не смотрел на эту сцену, и никто не вмешивался. Валентина это вполне устраивало. Медленной хромающей походкой он подошел поближе, размахнулся палочкой и резко ударил бандита по основанию черепа. Палка просвистела в воздухе, вычерчивая классическую дугу Йоко-мэн-учи и концом своей последней трети пришлась точно чуть выше второго шейного позвонка. Раздался негромкий хлопок, как будто кто-то осторожно открыл бутылку шампанского.

На Гранина уставился испуганный взгляд жуликоватого кооператора.

- Дед, ты с ума сошел! Нас теперь обоих замочат прямо сейчас!

Кооператор набрал полную грудь воздуха, и широко открыл рот, приготовившись кричать. К этому моменту палка вернулась по дуге назад, и Гранин нанес прямой тычковый удар ее тыльной стороной. Костяная рукоятка добралась торговцу до солнечного сплетения, в момент, когда тот расслабился на высоте вдоха. Глаза предпринимателя широко открылись от удивления, он несколько раз глотнул ртом воздух и согнулся пополам. Воздух вышел из него, как из проколотого шарика. Валентин Степанович завершил все коротким ударом ладони, и осмотревшись вокруг, быстро очистил карманы представителей обоих профессий, находящихся под покровительством Меркурия.

Сделав свое дело, он спокойно отошел в сторону. Через минуту за ларьками раздались крики, мат, кто-то пальнул из пистолета. Несколько человек бросились бегом, едва не сбив с ног Валентина Степановича. Раздался визг и рев стартующих тачек, кто-то кричал, что их окружают. Постепенно началась обычная для этого времени суток перестрелка. Старик, стараясь держаться в тени, перебежками покидал опасную зону. Больная нога не давала возможности бежать, и ему приходилось смешно подпрыгивать, балансируя свободной рукой.

Спустя полчаса он уже ехал в пустой электричке в сторону дома. Валентин Степанович пересчитал выручку, прикинул, с каким трудом ему придется теперь сдавать золото на комиссию. От этих мыслей он перешел к воспоминанию о молодом китайце, который сдавал за день по пять - шесть цепочек.

- Вот кто идет нам на смену! - думал Гранин, восхищаясь мастерством молодого китайского коллеги.

- Наверняка не один год тренировок кунфу, - Гранин наверное мог бы даже определить школу, которой владел тот китаец.

Сам Валентин еще тридцать лет назад, работая на строительстве крупного химического завода в Иордании, регулярно занимался каратэ и кендо в местном японском клубе. Вернувшись на Родину в середине семидесятых, он еще несколько лет провел в постоянных тренировках. Теперь только благодаря этому он обеспечивал жизнь своей семьи. При этом Валентин не терял оптимизма, и надеялся, что со временем он сможет вернуться к своему настоящему призванию - тонким химическим технологиям.

Валентин Степанович поудобнее устроился на мягком сиденье, вытянул больную ногу. Шум и покачивание вагона действовали на него убаюкивающе. От мыслей о китайце он перешел к размышлениям о молодых русских мастерах боевых искусств. Такие Валентину в последнее время не часто встречались. Хотя, пожалуй, нет. Гранин вспомнил, как как-то на днях встретил паренька, явно усердно занимающегося боевыми искусствами. Похоже было, что паренек практиковал тренировки по набору и концентрации энергии. Валентин и сам в молодости увлекался этим делом. Вспомнив, до чего он тогда дозанимался, Гранин едва не рассмеялся.

- Кстати, - подумал он, - тот парень наверняка вскоре тоже дозанимается.

И в этом Гранин был прав. Игорь Синицин мужественно продолжал свои тренировки. Он уже набрал столько энергии, что от одного его вида шарахались компании хулиганствующих молодчиков, собаки начинали выть и сходить с ума, а на тренировках все отказывались с ним спарринговаться. Синицин был всегда начеку, и больше не поддавался на попытки астральных существ напугать его. Более того, он сам хотел их поймать, и забрать всю энергию и информацию. Андрей Михайлович уверял Игоря, что он на правильном пути.

Время шло, и несколько дней прошли для Игоря совершенно спокойно. Однажды он поздно ночью лег спать и приготовился заснуть.

Дыхание успокоилось, тело удобно расслабилось в теплой постели. За окном лился мягкий лунный свет, проникал через шторы, ложился Игорю на лицо. Наконец его веки закрылись, он начал проваливаться в сон. В момент, когда его сознание почти полностью отключилось от этой реальности, на грани сна и бодрствования он услышал какой-то звон.

- На тех, кого не видишь, даже не обращай внимания.

Игорь оглянулся. На этой территории он его увидел. Да хищник и не собирался прятаться.

У Игоря от ужаса остановилось дыхание. Хищник мгновенно прыгнул на него, наваливаясь многотонной массой. Стало нечем дышать. Игорь пытался закричать, чтобы кто-нибудь его разбудил, но он знал, что этот поединок должен решиться здесь, иначе родителям достанется только беспомощный зомби, или все кончится еще более печально. Игорь преодолел ужас, попробовал вздохнуть, пошевелить руками. Тело не подчинялось. Руки и ноги перестали слушаться, обвисли, как намокшие крылья бабочки.

Воздух почти закончился, но сознание прояснилось, как будто его промыло чистой родниковой водой.

Игорь расслабился и ощутил в себе накопленную энергию. Он собрал ее, напряг середину живота, и его тело стало упругим и вибрирующим. Игорь сконцентрировал энергию, сила постепенно просочилась в ватные конечности. Мощное усилие воли превратилось в движение мышц, слабое, как у раздавленного перегрузками космонавта.

И все же этого оказалось довольно. Он оттолкнул хищника. Тот вздрогнул, превратился в аморфную текучую массу, перестал давить. Игорь сумел сделать вдох, приготовился закричать…

Это было уже не нужно. Он освободился. Он снова вернулся в свою реальность. Он лежал на кровати. Луна светила в лицо. Была ночь, и была зима. Кроме луны и облачного неба из окна не было ничего видно - он жил на четырнадцатом этаже, а до ближайшего дома было более ста метров. Игорь окончательно очнулся и осмотрелся вокруг. Сил встать не было.

- Ну их всех, пусть нападают! - Игорь повернулся на бок и снова попробовал заснуть. Знакомый звон вновь замаячил на перефирии сознания, но на этот раз Игорь не стал на нем концентрироваться, постарался обойти. И это получилось. Уставший мозг погрузился в пространство сна.

На следующий день Игорь был в гостях у Андрея Михайловича. Тот жил в маленькой комнате, среди большой и неустроенной коммунальной квартиры. В каморке Андрея было очень чисто, дверь была забита толстым слоем войлока. Стены также имели неплохую звукоизоляцию. Андрей долго жил с родителями в Средней Азии, и свою комнату обставил в восточном стиле. Старая мебель неплохо смотрелась с большими бухарскими коврами, на одной из стен висело старинное ружье, рядом кривая сабля и маленький выпуклый шит, украшенный чеканкой и насечкой. В шкафу стояли высокий медный кувшин, кальян, большие широкие блюда.

Андрей Михайлович не стал скрывать от Игоря, что теперь он подошел к порогу, за которым накачку энергии вполне можно прекратить.

- А ты как далеко зашел?

- От хищников научился легко отбиваться. Спокойно могу перемещаться по параллельному миру, но чем дальше забираюсь туда, тем сложнее мне становится здесь. В нашем мире такая прорва внутренней энергии начинает здорово раздражать существа, в которые вселены астральные сущности из других миров.

- Они могут достать и здесь?

- А как же силы добра? Они ведь тоже есть в нашем мире?

Андрей Михайлович немного подышал, выпрямил спину, огладил густую бороду.

- В нашем мире борятся только силы зла. Добро и сила - это разные категории. Конечно, нам всем хотелось бы найти армию добра, бороться за справедливость. Но все силы вокруг нас - это только разные виды зла. Добро делает каждый в одиночку, где толпа - там и заводилы, а те, кто заводит толпу, не слышат голоса бога. Любые вожди очень быстро становятся слугами дьявола.

- Что-то ты раньше мне о Боге не говорил, - задумчиво сказал Синицин.

- Бог, добро, свет - какая разница. Главное не держать в себе злость, не убивать, не принуждать силой. “Добро приходит тогда, когда исчезает вражда” - это кажется, сказал Будда.

- Слушай, Андрей, а чего же мы тогда ушу занимаемся? Ведь это же боевое искусство.

Андрей пошел на кухню, принес чайник, заварил густой чай прямо в кружках. Игорь бросил себе несколько кусков сахара, отломил большой кусок свежего лаваша. Андрей неторопливо помешивал чай серебряной ложечкой:

- Во-первых, мы изучаем боевое искусство только для защиты и самообороны. Я часто встречал бывших боксеров, ставших бандитами, каратистов-охранников. Но практически ни разу я не слышал про ушуистов, работающих в охране, или занимающихся рэкетом. Ушу пробуждает не только физические, но и духовные силы. Поэтому почти все ушуисты имеют высшее образование, знают два-три иностранных языка. Их сила надежно контролируется мудростью. Зарабатывать на жизнь они всегда предпочитают умом, а не кровью.

Во-вторых, старая восточная мудрость говорит, что высшее искусство - это “уметь, но не применять”. Да, любой из нас может убить человека. Но мы видим и тысячи путей, как избежать этого. Мы можем решать проблемы на более высоком уровне.

Игорь пил сладкий густой чай, и размышлял о том, насколько приятно вот так беседовать с мудрым и сильным человеком.

- Так что же мне теперь делать? - спросил он.

- Набирай энергию до тех пор, пока сможешь. Иди своим путем до конца. А затем она неизбежно начнет выходить из тебя. Постарайся использовать ее в благих целях.

Тяжелая цепь была привязана к короткой крепкой веревке. Ван раскрутил ее над головой и отпустил один конец, вложив в бросок всю силу. Цепь сверкнула над морем и ушла на дно в тридцати метрах от берега. Ван свернул в карман ненужную больше бечеву и присел, глядя на беснующиеся волны. Он находился на высокой скале, но ветер доносил и сюда тучи соленых брызг, подхваченных над прибрежными камнями.

Он прошептал слова молитвы, и пошел наверх, спотыкаясь на скользких камнях. Пронизывающий ветер подталкивал его в спину. Вану казалось, что с пограничной вышки, расположенной всего в километре выше над берегом, на него кто-то смотрит. Он подавил в себе тревогу, и полез по тропинке, придав себе состояние человека, родившегося и выросшего в этих местах. Тропинка вилась над склоном обрывистого берега, среди вечнозеленых земляничных деревьев, высоких можжжевельников. Попадались сосны и скальный дуб. Растения защищали от ветра, воздух был напоен целительным хвойным ароматом.

Прошло двадцать минут подъема, и вот уже Ван выбрался на смотровую площадку заповедника “Мыс Мартьян”. Это место называется “Царская беседка”, но на самом деле - просто огороженная кованой оградой ровная площадка. Ван смотрел, как далеко внизу беснуется Черное море. Сильный ветер гнал к берегу тысячи и тысячи огромных валов. Многотонные громадины неотвратимо обрушивались на берег, заставляя землю дрожать от их ударов. Шторм уже вырвал огромный блок из бетонного волнореза, и готовился свалить второй. Рев бури гремел на расстоянии километра от берега. Сильный ветер рвал одежду, бил в лицо мокрыми брызгами, от которых на губах оставался привкус соли и йода. Запах моря смешивался с запахами можжевелового леса, окружавшего площадку.

- Место идеально подходит для тренировок, - думал Ван. Ему нравились вечнозеленые колючие можжевельники, причудливо изогнутые земляничные деревья с гладкой розовой кожей. Этот заповедный лес казался ему сказочным, волшебным, напоминающим о временах, которые давно прошли.

Ван был очень доволен. Он вспоминал, как две недели назад они прошли Большой Каньон, вышли на Ай-Петри. Там он подобрал еще одного неприкаянного духа. Дух метался между вершинами плоскогорья, но никак не мог найти дорог, ведущих к разрушенному храму.

Ночью, когда все спали, Ван вышел из палатки и по-новому увидел эти места своим внутренним зрением. В ложбине между двумя вершинами гор призрачно реял силуэт давно исчезнувшего храма. Ван не знал, когда этот храм был построен, каким богам он был посвящен, и какой народ его разрушил. Вернувшись в палатку, он сел, и принялся медитировать. Он уходил все дальше от своего физического тела, прося своих духов-помощников присмотреть за ним в его отсутствие. Затем он осторожно обошел несколько раз вокруг палатки, скользя над самым снегом, посмотрел на лежащие в глубоком сне тела своих товарищей, на свое собственное, неподвижно сидящее на свернутом спальнике. Затем он поднялся к звездам и посмотрел сверху на горы, лес, близкий берег моря. Сверху он прекрасно видел заметенные снегом, песком и землей старые дороги, со всех сторон тянущиеся к вершине горы. Дороги сходились в седловине на самой высокой точке массива. Храм был Солнцем, а дороги - его лучами. Ван приблизился, входя в резонанс со сложными вибрациями силы, по-прежнему исходящими из святого места. Вдоволь насытившись энергией, он некоторое время бесцельно летал над плоскогорьем, пока не наткнулся на Оранжево-красного.

Оранжево-красный метался в снежном вихре, поднимал в воздух и закручивал мелкие снежинки, гнул к земле невысокие деревца, завывал и свистел, кружась в призрачном лунном свете. Он то поднимался и застывал на небольших вершинках, то широким шлейфом тек по ложбинам, то балансировал на краю пропасти. Иногда он поднимался высоко к небу, но, обессиленный, вновь рассыпался и падал вниз с жутким хохотом.

Столкнувшись с Ваном, Оранжево-красный встрепенулся, громко завыл и попытался прогнать незнакомца.

Ван не испугался, и вскоре был вынужден вдоволь побегать за необщительным духом по всему плоскогорью. Наконец, Оранжево-красный выдохся и спокойно прилег в небольшой ложбине, окруженной низким сосновым лесом. Снежинки искрясь, упали вниз, образовав невысокий холмик.

- Здесь тебя и застрелили? - спросил его Ван.

Оранжево-красный слегка крутнулся, но снова лег на землю.

- Нет. Меня пронзили мечом.

Ван не удивился.

- А почему я тебя назвал Оранжево-красным?

- Я отвечал за катапульты и огневые припасы. Я был мастером огненного нападения. Мои люди разрушили и сожгли здесь какой-то большой храм.

- А ты?

- Меня достал один из жрецов.

- Тебе не надоело носиться по вершинам?

Дух поднял вверх тонкую струйку снежинок, закрутил ее узкой спиралью, и начал раскручивать и расширять ее.

- Понимаешь, я так и не увидел тогда этот храм. А теперь не могу отсюда уйти. К тому же я ослабел. Меня стервятники разорвут. Сгину я навсегда. А здесь, - снежинки вновь высыпались на холмик, - я стабилен.

Ван несколько минут молчал, определяя, сможет ли он войти в резонанс с Оранжево-красным.

- Хочешь покинуть это место?

Снежинки мощным вихрем взлетели, закружились в воздухе, а затем вновь бессильно упали.

- Сначала я должен увидеть храм.

- Храма давно нет. Он уже тысячи лет как разрушен.

- Времени и правда прошло так много? - Оранжево-красный был явно заинтересован.

- Я же говорю, больше тысячи лет.

- Как интересно, скажи мне какие-нибудь новые слова!

- Пожалуйста. Телевидение, например.

- Я понял. Можно видеть все чужими глазами. Это не прельщает меня. Не ново! - Дух бросил в Вана горсть острых кристалликов льда.

- Сексуальная революция! - Ван уже не знал, чем он сможет заинтересовать духа.

Дух расхохотался, дуя Вану прямо в лицо.

- У меня в гареме было сорок наложниц. Мы с ними такое выделывали, что вашим сексуальным революционерам и не снилось! - дух поднялся вверх, завыл, а затем приблизился и доверительно зашептал Вану:

- А хочешь, я твое тело сейчас заморожу. Вот будет потеха!

- Атомная бомба!

Оранжево-красный попытался удержаться, но сила отбросила и со страшной силой швырнула его о скалу. Снежинки тонкими струйками стекли по камням к самому ее подножью.

- Ты нашел нужное слово, мой будущий хозяин! Теперь твой мир стал мне действительно интересен. Я буду твоим верный слугой до тех пор, пока мы не поменяемся ролями, или ты не прогонишь меня, - дух подполз к Вану, низко стелясь по самой земле, - а теперь все-таки покажи мне храм!

Ван попросил у места прощения и разрешения на проход Оранжево-красного. В своей короткой речи он подчеркнул, что мятежный дух смирился, просит прощения и в данный момент является его слугой.

Еще через час Ван вернулся в свое тело, а затем впустил в него и Оранжево-красного. Новому духу предстояло осваиваться в очень большой компании.

Ван постоял на берегу моря еще несколько минут.

- Оранжево-красный, как тебе в моем теле?

- Я восхищен, хозяин! Компания хорошая. К тому же мне нравится путешествовать. Так приятно вновь побродить по знакомым местам. Здесь почти ничего не изменилось.

Ван неторопливо пошел назад, в поселок. Там их компания жила уже две недели. Лунин даже успел пристроиться на работу в Никитском Ботаническом саду. Он с утра до позднего вечера проводил время в теплицах и лабораториях. Особенно охотно он работал с интродуцированными растениями - переселенцами из других стран. Сергей ухаживал за средиземноморскими, китайскими, тибетскими и японскими растениями, дышал их воздухом. В результате этого он почти совсем забросил компанию, и появлялся в доме только поздно вечером. Еще позже к столу подтягивались голодные Горлум и Гном.

Саламандра с головой ушла в рисование. Она помогала своей хорошей знакомой Галине нарисовать несколько картин к летнему сезону. Галина была настоящим профессионалом - она с одинаковой легкостью писала как примитивные виды Черноморского берега, так и довольно необычные, самобытные портреты и пейзажи. Многие ее картины были достойны лучшей участи, нежели быть проданными на набережной, но у нее просто не было времени и возможностей выставляться в престижных салонах.

В последнее время с деньгами у Галины было не очень, и приезд друзей был как нельзя кстати. Саламандра заплатила Галине за месяц вперед, помогала по дому, да еще и решила нарисовать ей несколько картин на продажу. Она переносила на холст те рисунки, которые она делала во время путешествия. В красках эти картины выглядели прекрасно, но Саламандра чувствовала, что они теряли ту энергию, которая была в первоначальных карандашных набросках.

Нарисовав за неделю десять картин - работа была поставлена на поток, она притомилась, и начала развлекаться, рисуя портрет Сашки-Горлума. Ее портрет был не из числа реалистических произведений, в нем чувствовались и дух старорусской иконописи, и мистика Сальвадора Дали. Портрет получался странный - как будто один слой изображения был часто процарапан гвоздем, а из под него проступал совсем другой портрет того же человека. В верхнем слое краски были сильно смешаны, преобладал тусклый серый цвет, и лицо человека было каким-то грязным, больным и усталым. В его глазах читалась тоска и опустошенность. В нижнем слое, затертом, и вновь открывшемся в местах, где неведомая сила прорвала серое изображение, лицо было совсем другим. Чистые теплые краски создавали эффект свечения изнутри здорового юного тела. Кожа была живой и теплой, волосы просвечивали солнцем, и чистым светом блестел ультрамарин глаз. Но оба изображения вместе создавали саднящее впечатление. Казалось, что живое тело и даже сама душа непоправимо искалечены и изрублены.

Саламандра уже и сама была не рада, что начала это рисовать.

Однажды вечером Галина приготовила на всех огромное блюдо ароматного узбекского плова. Саламандра принесла парочку бутылок вина, было решено устроить торжественный ужин. Скучающий без дела Ван тоже отличился - он приготовил жареную морковь и острый соус по-сычуаньски. Вскоре пришел из Ботанического сада усталый Лунин, на часах было уже десять вечера, а Горлум с Гномом все не появлялись. Плов остывал, настроение в компании постепенно падало. Сергей с Ваном потихоньку перехватили пару кусков, женщины занервничали, и праздничное настроение исчезло само собой. Озабоченным выглядел даже невозмутимый Ван.

Наконец дверь открылась, и в комнату ввалился пьяный в дым Гном. Он тащил на себе бесчувственного Горлума. Тот был совершенно обкурен и едва дышал.

- Похоже, что дело-то серьезное! - забеспокоилась Галина и метнулась к телефону - вызывать скорую.

- Погоди, - попросила ее Саламандра.

Она решительно стащила Сашку на пол, дала Гному хорошего пинка. Сашка лежал бледный и страшный, глаза закатились.

- Дышит? - Сергей присел, чтобы помочь Саламандре.

Та подсунула куртку Сашке под голову, профессионально вывела нижнюю челюсть. Раздался булькающий звук, и Горлум вздохнул. Пепельно-серое лицо слегка порозовело.

- Держи челюсть, - Саламандра передала заботу о дыхании Сергею. Тот сменил ее руки.

- Не получается, он опять хрипит, - сообщил он.

- Вверх выводи! - бросила Соня и тщательно осмотрела руки Горлума. На левой были следы от укола.

Соня подошла к глупо улыбающемуся Гному, посмотрела ему в глаза.

Соня резанула кулаком в челюсть, и нокаутировала Гнома одним ударом. Тот свалился и захрипел не хуже Сашки.

- Хватит! - Ван остановил лажу. Сев рядом с Сашкой, он нажал ему на лоб, под носом, за ухом. Сашка открыл глаза и застонал. Ван перевернул его на бок, а затем повторил всю эту процедуру с Гномом.

- Ничего делать сейчас нельзя. Завтра я буду их лечить. Сейчас надо ждать. Немного еды и вина надо оставить на завтра, - попросил он.

Ужин проходил в глубокой задумчивости.

А теперь нам пора узнать, чем все это время занимался наш старый знакомый Николай Блинов. Прошло уже немало времени с тех пор, как он стал жить у Александра Ивановича.

Николай хорошо освоился со своей новой работой. Она ему нравилась, над ним не было никаких начальников, он даже стал не так сильно уставать. Тело стало привычным к работе, в движениях появилась легкость и сноровка, а сила возросла вдвое.

Александр Иванович все больше доверял ему, честно отдавал Николаю его долю заработка. Теперь, когда помощник проявил себя с самой положительной стороны, Александр Иванович стал чаще бывать в Москве, оставляя Николая присматривать за хозяйством. Николай помог Александру Ивановичу довести до ума небольшую баньку, теперь раза два в неделю они топили там печь, мылись и парились. В этой баньке Блинов теперь и ночевал.

По вечерам Николай наслаждался покоем, чистотой вымытого тела, и чувством, которое знакомо только людям, избавившимся от смертельной опасности - Блинов радовался тому, что он просто жив. Каждый вдох чистого лесного воздуха был для него, как самое изысканное удовольствие в мире. Каждая клеточка его тела пела песню радости жизни. Но тем не менее, его положение еще не было абсолютно безопасным.

В один из дней нового года, когда страна медленно протрезвлялась после недельного запоя, Блинов завалился спать особенно рано. И дело было не в том, что он был пьян или неудачно похмелился - нет, в последнее время Николай спиртного в рот не брал, да и курить бросил, благо в кузнице дыма хватало. Просто он переутомился, работая в полном одиночестве.

Видимо, он слишком распарился, размахивая весь день молотом, а по пути из кузницы холодный ветер сумел простудить его. Николай приложил руку ко лбу:

- Похоже, заболел.

Лоб был горячим, тело потихоньку начинало трястись в ознобе. Коля собрал все одеяла, одел шерстяные носки, накрылся ватником. Сознание медленно заволакивалось горячим туманом. Николай пытался заснуть, но перед глазами стояло видение раскаленного железа, плясал огонь, в ушах по-прежнему звучал звон большого молота. Он поворочался, устраиваясь поудобнее, и не заметил, как его сознание вышло из тела в пространство сна. Но этот сон был не из обычных рядовых снов, которые мелькают перед глазами, и совершенно забываются к утру.

Николай был в пограничной форме, поверх фуражки голову прикрывал капюшон непромокаемого плаща. Его спутник глядел в стереотрубу, наведенную с вышки в сторону штормового зимнего моря.

- Дай гляну! - оттер товарища Николай.

Через стекла оптики он увидел маленького человека, вскарабкавшегося на скалистый мыс прямо над морем.

- Отметь, девять часов двадцать три минуты, неизвестный вышел на берег со стороны поселка.

Напарник лениво черкнул запись в толстый журнал. Николай вгляделся в человека внизу, и вдруг почувствовал, что сейчас произойдет что-то крайне важное, что в корне изменит всю его жизнь.

- Ну и что он делает? - напарник подошел к краю вышки и смачно плюнул вниз. Ветер унес плевок в сторону домика радистов, и попал прямо в лицо вышедшему из дверей сержанту.

- Бля, мне конец, - напарник медленно осел по стенке. Снизу донесся мат сержанта, своей громкостью способный перекрыть шум урагана.

Человек внизу что-то раскрутил над своей головой и закинул далеко в волны.

- Не может быть… - В этот момент сержант ввалился в помещение и ударом сапога угодил Николаю прямо в голову. Следующее, что он увидел, были темные волны, быстро уходящие вверх. Скорость все нарастала, тьма медленно сгущалась вокруг. Волны исчезли. Скорость погружения стабилизировалась, стала постоянной. Тусклый свет иссяк, превратившись в призрачное сияние. Снизу из мрака материализовались груды камней, быстро приблизилась черная пасть расщелины… Падение продолжалось, хотя ничто уже не менялось вокруг в кромешной мгле. Стены сузились, сжали…

В следующее мгновение он сидел в вагоне метро и грыз семечки. Свободных мест вокруг не было, и какая-то пожилая женщина с маленьким ребенком подошла к самым его коленям.

- Все равно их двое, - Николай раскусил еще пару семечек, и осекся, случайно встретившись взглядом с девочкой. Жар и ужас мгновенно подбросили его вверх.

- Садитесь, в общем… - буркнул он, уступая пожилой женщине место.

На этом месте сон снова прервался, перед глазами возник ужасно знакомый китаец, и что-то быстро заговорил, указывая на термос. Николай прекрасно видел китайца, но совершенно не слышал слов. Подбежала маленькая рассерженная женщина с волной иссиня - черных волос, выбила термос из рук китайца, попыталась дать ему хорошую оплеуху. Странно, но Николай принципиально не мог увидеть ее лица. Китаец защищался, выставляя ладони, оба что-то громко кричали, но в ушах Николая стояла полная тишина.

Также неожиданно, как и появились, двое исчезли. Николай снова стоял в вагоне метро, пожилая женщина сидела, девочка вертелась около нее.

Двери открылись, и в вагон поезда вошла молодая женщина кавказского вида с грудным ребенком на руках. Ужас Николая достиг наивысшей точки, когда он увидел эту женщину. Пожилая женщина встала и уступила место уроженке Кавказа. Та благодарно улыбнулась в ответ, бросила вокруг расслабленный взгляд. Николай понял, что этот взгляд дал ему шанс остаться живым.

Дальше картинки стали мелькать, как в калейдоскопе, и вновь на мгновение появился китаец с термосом, но Николай по-прежнему не слышал его слов.

Когда Блинов проснулся, то обнаружил, что он весь в поту. Температура спала так же неожиданно, как и поднялась.

… Вдова Ахмета ехала в метро, держа на руках маленького сынишку. Она посмотрела вокруг, и внезапно расслабилась, впервые за последние несколько месяцев. Именно в этот момент она поняла, что устала от ненависти, которая погубила почти всю ее семью. Она взглянула на сына, и твердо решила, что не позволит ему мстить, не даст ему омыть руки в крови. Она поняла, что не даст ему убивать и быть убитым. Сын - ее и она хочет, чтобы он оставался живым.

Александр Иванович, бывая в Москве, несколько раз звонил друзьям и знакомым Блинова из телефона-автомата. Сведения были неутешительные.

Николай молча поднялся, раздул огонь, сунул в него железо. Когда заготовка накалилась докрасна, начал ковать ее тяжелыми ударами молота.

Александр Иванович смотрел на руки Блинова. Предплечья стали толстыми, в кистях появилась огромная сила. С плеч же сошел лишний вес, корпус оплели сухие толстые жилы.

- Другой человек, - задумчиво проговорил мастер, - совсем другой человек!

- Другой человек! - громко повторил он, - Николай, эврика! Ты - другой человек!

Еще через месяц Николай Блинов вернулся в родной Сепухов. Он сидел в отделении милиции, в паспортном столе. Участковый орал ему в лицо:

- А вот заведу на тебя дело, до трех лет, мало не покажется! Паспорт терять! Небось продал его, признавайся!

Николай спокойно сидел, положив тяжелые руки на стол, печально глядел милиционеру в глаза:

- Да я и подумать не мог, специально дома оставил, чтобы не сперли. В Москве ходил со студенческим, потом подвернулась работа - в один день собрался, поехал. Три месяца вкалывал.

Приезжаю в свою коммуналку - все соседи новые, про меня уж и забыли. Захожу в комнату - форточка открыта, ничего нет. Потерял, больше чем заработал!

Майор и так видел, что перед ним никакой не бандит, обычный трудяга. Шея длинная, глаза огромные, спокойные, не бегают.

Руки - сплошная мозоль, черные, окалина въелась, да и лицо - в черных точках. С металлом работает. У майора отец был рабочим - металлистом, он такие руки с детства знает.

- Да пойми, ты балда, мне за тебя обидно! Ты вкалывал, ишачил, а с твоим паспортом бандит ходил с вот такой ряхой! - майор расставил руки на ширину своих плеч, - а теперь ты из-за него срок можешь схлопотать!

Блинов молчал.

- Ладно, сжалился наконец майор, - пиши заявление, - укажи, что паспорт сам потерял, мне лишнее дело ни к чему. Получишь новый - мотай в свою мастерскую, и сиди тихо, чтобы никаких сигналов на тебя не было! Через полгода дело того рэкетира закроют, тогда и возвращайся. Кстати, его видимо уже убили, есть оперативные сведения. - Майор закурил, взял заявление.

- Добро, дубликат паспорта через неделю получишь, еще раз потеряешь, - не обессудь!

- Спасибо, товарищ майор, - Блинов вышел за дверь.

Майор еще несколько раз глубоко затянулся, выдохнул вверх. Столб дыма поднялся к потолку, растворился в воздухе. Майор размышлял. Конечно, можно проявить инициативу, связаться с МУРом, начать очные ставки. Писанины - на месяц. Да только он знал, что из этого ничего не выйдет. Тот Блинов был совсем другой, майор помнил фоторобот. Свидетелей по тем делам не осталось, эти бандиты мочат друг друга чуть не каждый день. С тем Блиновым были взяты четверо, их до суда выпустили, как оказалось, напрасно. Кавказцы в январе совсем озверели, всех стреляли направо и налево. Пока самого Хасана не грохнули. Сколько их сменилось - не пересчитать.

А этот парень… Может и есть за ним что-нибудь. Но работает человек, живет своим трудом, глядишь - толк выйдет.

Майор еще немного подумал, и аккуратно поставил печать на заявление.

Блинов шел и вспоминал пророчество китайского мастера о том, что ему предстоит стать другим. Похоже, что мастер тогда говорил чистую правду. Блинов был рад, и тому, что вовремя вспомнил слова деда о том, что нужно трудиться, чтобы стать настоящим человеком. И еще одно понял Николай. Человек, который носил его паспорт три месяца тому назад, действительно был другой.

Этим утром Гном еще не совсем проснулся, как сразу почувствовал недоброе. Все тело болело, во рту ужасно пахло перегаром. Он заворочался, потянулся, прислушиваясь к подозрительной тишине вокруг. Открыв глаза, он увидел прямо перед собой другое лицо. Ван смотрел ему прямо в глаза. Гном попытался встать, поднял руку, чтобы отстранить от себя китайца, но в этот момент Ван резко ударил его двумя руками. Выпрямленные пальцы вошли в точки на шее и плечах, руки Гнома дернулись, последовал повторный удар, и Гном перестал ощущать свои руки от плеч до ладоней.

У Гнома потемнело в глазах, он стал терять связь с реальностью. Такого просто не могло быть. Ладонь китайца медленно нажимала ему на верх живота, давая жизнь и одновременно угрожая ее отнять. Другой рукой Ван провел Гному по лицу, погладил, нажал на несколько точек. Затем он дотронулся до заушных впадин, причинив глубокую и неприятную боль. Боль начала пульсировать в голове Гнома, взгляд Вана надвинулся на него, но это был уже какой-то другой взгляд. Этот взгляд! Так глядел Ван, когда Гном поскользнулся тогда, в ущелье, когда он едва не утонул в запруженной реке.

Ван начал раскачиваться и разговаривать на своем родном языке. Гном слушал скачущую речь, сложную смену интонаций, прерываемую повторением одной постоянной фразы. Он начал понимать ее смысл. А потом он с ужасом почувствовал, как кто-то чужой влезает ему под черепную коробку.

Он захотел освободиться, избавиться от этого наваждения, но этот кто-то входил к нему внутрь, просачивался, наконец влез целиком, выпрямился и расправил крылья. Сознание отказалось признавать реальность происходящего и отключилось. Ван прошелся по по ментальному полю Гнома и вытряхнул из него более двадцати паразитических сущностей.

- Однако тебе нужен приятель, толковый помощник, старый безупречный служака! - громогласно заявил Императорский Дракон.

Короткий Гном молчал и дрожал всем своим существом - случилось самое страшное, Ван того и гляди выкинет его из тела Двунога.

Дракон Ван задумался на минуту, а затем вызвал душу, которая ранее принадлежала пожилому немецкому капралу, сложившему свою голову в мае сорок третьего, при очистке Ай-Петри от партизан.

- Следить строго, пресекать пьянство и употребление наркотиков, побуждать к работе и физическим тренировкам! - четко скомандовал он.

- Есть! - отозвался бывший капрал, и дал Гному мощного тумака. Тот едва не вылетел в астрал из своего тела, - я тебя приучу мыться, стричься и работать!

- А Вы теперь навсегда? - дрожащим голосом осведомился Гном.

- Разговорчики! Прикомандирован к Вам до особых распоряжений начальства. Временно нахожусь в твоем немытом теле, свинья, хоть и хочется вернуться в фатерлянд!

- Вижу, что теперь у Вас все будет в порядке! - Ван пожелал им удачи и покинул тело несчастного Гнома.

Там уже вовсю гремели команды - капрал распекал неряху за леность и разгильдяйство.

Ван пришел в себя, огляделся. Гном неподвижно лежал у его ног. Саламандра и Галина смотрели на происходящее, в ужасе округлив глаза. Хорошо еще, что Лунин уже собрался и ушел на работу.

Покончив с Гномом, Ван обернулся к Саламандре.

- Пошли лечить малыша. Ты должна мне помочь.

Саламандра согласно кивнула, хотя совершенно не представляла, в чем может заключаться ее помощь.

- Сначала будем мыть, - скомандовал Ван.

Пока Горлума поливали водой и шампунем, терли и споласкивали, Ван непрерывно разговаривал, вызывая своих самых сильных духов-помошников.

Ван просил о помощи тех духов, которые были с ним от рождения, тех, которых передал ему его учитель, тех, кого он сам подобрал, странствуя по Поднебесной и по заснеженным Крымским горам.

Он призвал и тех духов, которые постоянно проживали в горах Лунмэньшань, и редко покидали пределы Китая. На его зов откликнулись даже некоторые духи, которые обычно приходили только к его учителю.

С каждым из них Ван вежливо здоровался, благодарил, разговаривал. Он одновременно контролировал их всех, держал вокруг себя, просил о помощи.

Когда Сашку вымыли, Ван положил его в самой большой комнате, и попросил Саламандру сесть напротив него. Она послушно подчинилась.

- А теперь я хочу говорить с теми, кто живет в этом теле! - обратился Ван к духам, скрывающимся в теле Сашки-Горлума.

Те недовольно зашевелились, заворчали, выставили довольно неплохую преграду в астральном поле. Более того, на их зов стали откликаться из астрала какие-то сомнительные сущности, отмеченные тяжелой печатью зла и стремления к разрушению. За преградой угадывались силуэты, блестела змеиная чешуя, мелькнуло черное крыло Человека-птицы.

Похоже, что здесь предстоял поединок.

Галина забилась в самый дальний угол комнаты, но и там ей было трудно сохранить полную ясность сознания, не впасть в транс, подобно Вану и Саламандре. Соня сидела напротив неподвижно лежащего Сашки, широко открыв глаза и неестественно прямо держа свою спину. Ван непрерывно говорил, вновь и вновь повторяя заклинания, раскачивая свою энергию в медленном ритме. Вибрации энергии резонировали, объединяя в одну структуру и его, и Саламандру, и неподвижно лежащего Сашку. Большинство помощников Вана тоже пульсировали в этом ритме, постепенно подключаясь к биополю Саламандры. Соня не могла и слова вымолвить, она не контролировала своего тела, но помимо сознания, ее пальцы сжались и начали делать характерные рисующие движения.

Увидев, что Саламандра двигает рукой, Галина подсунула ей под ладонь бумагу, и сунула в пальцы карандаш. Соня схватила его и не глядя начала рисовать. Из-под ее карандаша стало появляться хищное монголоидное лицо с пьяными и алчными глазами.

Первым из противников Вана не выдержал рьяный и разнузданный дух, ранее обитавший в теле одного из темников орды Субудай-багатура.

- Кто здесь такой смелый, выходи и сразись со мной! - после вчерашнего он был все еще немного навеселе.

Саламандра увидела его.

- Не спеши, сынок! - из глаз Саламадры смотрел сам Субудай.

Темник задрожал и рухнул ниц.

- Пятнадцатиголовый Атгар Желтый Мангас! Подойди, прошу тебя! - воззвал дух Субудая.

На его призыв из нижнего пространства стал медленно выползать устрашающий многоголовый дракон. Темник исчез, как будто спорил в быстроте с небесными конями бога войны Сульдэ.

Внезапно Горлума затрясло, он стал изгибаться и дергаться в постели. Потом он резко сел. Из его глаз смотрел некто, не имевший пока опыта перерождений в мире людей.

- Не стоит ссориться, все вопросы можно решить миром! - начал он. - Чем Вам не понравился мальчик? Давайте сперва разберемся.

Существо вылезло наполовину из тела Горлума и приблизилось вплотную к Саламандре.

На бумаге стал появляться силуэт бескрылого змея с мудрыми и коварными глазами. Галя следила, чтобы бумага не выскочила из-под рисующей руки.

Желтый Змей подполз еще ближе.

- Как можно обвинять кого-либо, не познав сущности вопроса! В своем опыте с наркотиками мальчик зашел слишком далеко, это правда. Но ведь он делал это в попытке выйти за пределы обыденного сознания, - при этом Желтый Змей сумел ловко нейтрализовать трех или четырех духов, помогавших Вану и Саламандре.

- Мальчик хотел проникнуть мыслью в Неведомое! - голос Змея вкрадчиво задрожал, - а пробовали ли Вы сами этот путь? Совсем рядом, в одном доме есть выпивка, хороший план…

Ван начал терять контроль за ситуацией. Его помощники развесили уши и утратили всякую бдительность. А Змей уговаривал, пришептывал, убеждал, обволакивая всех паутиной слов. Большинство духов тупо слушали его увещевания.

- … Или взять турецкую коноплю, - продолжал Змей. - Ее готовят специально для курения в кальяне. Когда ароматный дым проходит через розовую воду…

- Куда там проходит дым, мне все равно, а тебя я сейчас через задний проход наизнанку выверну, ты, желтый червяк! - раздался грубый рев, и позади Саламандры вырос огромный силуэт повелителя демонов. Это был сам Чжун Куй со своей устрашающей палицей в руке.

Чжун Куй размахнулся и мощно треснул Змея по голове. Ван встрепенулся и заговорил быстрым речитативом:

- Это пришел великий Чжун Куй, истребитель зла. Все злые духи трепещут перед ним. Уходите прочь, в нижние миры, улетайте на звезды, улетайте на луну. Уходите в поля вечной охоты, уплывайте к желтой воде, исчезайте в неведомых пространствах. Кто будет сопротивляться, того ждет участь злая, он попадет на суд подземного владыки, и будет наказан в одном из подземных миров!

Чжун Куй грузно протопал через астральную оболочку Саламандры, неуклюже влез в Сашкино биополе. Оттуда мигом посыпались разного рода любители астральной халявы, падальщики, хищники, разрушители, и просто любители острых ощущений.

- Как тут все запущено! - орал Чжун Куй, раскручивая свою дубину.

Найдя Человека-птицу, Владыка демонов схватил его за крыло и хорошенько настучал дубиной по голове. Человек-птица кричал и отбивался. Наконец, напрягая последние силы, он сумел вырваться из Сашкиного биополя вместе с ухватившим его Владыкой демонов.

Оказавшись в свободном пространстве, Чжун Куй отложил дубину и раскрутил Человека-птицу над головой. Начался полтергейст. С полок посыпалась посуда, в воздухе закружились листы бумаги.

- Прекратите сейчас же! - закричала Галина.

- Невозможно. Чжун Куй разгневан, теперь не успокоится, пока не вразумит его хорошенько, - прошептала Саламандра.

- Какой еще Куй? - испуганная Галина пригибалась, уворачиваясь от летящих в воздухе кисточек.

Саламандра постучала по бумаге карандашиком. Увидев портрет Владыки демонов, Галина быстро прониклась к нему уважением.

- Конечно-конечно! И то верно, пусть наказывает, коли разгневан. А можно это не в доме делать?

Вихрь пронесся через всю комнату, и вылетел во двор.

Через час в дом вошел Лунин.

- Кошмар! Еле дошел. На улице ураган!

Действительно, штормовой ветер усилился до ураганной силы, и начал свою разрушительную деятельность. Он вырвал с корнем несколько десятков старых деревьев, сломал волнорез в Ялтинской бухте и разрушил маяк. В воздухе летали сорванные с крыш листы железа, издавая жуткое громыхание.

Синоптики терялись в догадках, как они могли пропустить такой ураган. Единственные, кто знал правду, были только наши друзья, да несчастный Человек-птица, который еще несколько дней подвергался наказанию, пока не был помещен в одно из нижних измерений.

Закончив изгнание злых духов из Сашки, Ван передал его на руки ангелу-хранителю, вежливо попросил извинений за произведенный погром. Затем он вернулся к тем духам, которые прибыли издалека, и всем им принес в жертву немного мяса, хлеба и вина. Ван пожелал всем доброго здоровья, мира и отсутствия огорчений. Духи благожелательно приняли жертвы и степенно удалились. Они сделали широкий круг над Крымскими горами, и исчезли в восточном направлении.

После этого Ван назвал поименно всех тех духов, которые постоянно жили с ним и являлись его помощниками. Он долго говорил с ними, хваля тех, кто особенно старался, и укоряя нерадивых. Наведя в этом деле порядок, он отослал их отдыхать по разным чакрам своего биополя.

Гном начал просыпаться от тяжелого сна. Прислушавшись к ревущему за стенами ветру, он озабоченно сказал:

- Что, ураган? Что же вы окна не закрыли?

Он, кряхтя, встал и принялся наводить порядок.

Сашка тоже потихоньку проснулся, и опустив глаза, пошел в ванную комнату, где минут двадцать мылся и чистил зубы. Закончив с этим, он виновато подошел к Саламандре.

- Извините меня. Только не прогоняйте, я без вас пропаду.

Соня шлепнула его по затылку и отправила помогать Гному.

Сергей с Галиной пошли готовиться к завтраку. Ван ощутил усталость. Он сел в самом дальнем углу комнаты, поджал под себя ноги. Глаза закрылись сами собой. Ван вспомнил время, когда он впервые пришел к Чжао Туну.

Чжао Тун держал свое слово - пир был самый настоящий. На праздник съехались гости из разных провинций, были даже представители зарубежных стран. За отдельными столами сидели гости из Гонконга и Японии. Делегация из Пекина разместилась за расписной шелковой ширмой. Всего было более двух сотен гостей.

Представители всех отделений триады несли Туну свои подарки. Самый большой подарок принесли, конечно же свои. Четверо носильщиков занесли в зал огромный медный котел - реликвию Танской династии. Американский филиал подарил новый лимузин, японцы - конечно же, компьютер последней модели. Из восточных провинций слали вино, из южных - целебный чай, Тибет прислал набор ветровых колоколов, издающих чарующие звуки. Пекинцы поздравили, подарив новейшую снайперскую винтовку с инфракрасным прицелом, из Индонезии прислали ритуальное холодное оружие.

Согласно обычаю, Тун пил много, а Ван и не прикасался к вину. Его обязанностью было запоминать.

- Помни, любой из них может тебя убить или предать, если перестанет уважать и бояться, - поучал его хмельной Чжао Тун. Запоминай их лица как следует, разгадывай сейчас их характер. Потом, когда ты будешь узнавать об их поступках, сопоставляй это со своими наблюдениями - это позволит тебе правильно понять смысл происходящего.

Ван старался запомнить все, что он видел и слышал на этом пиру. Каждое слово, жест, реакция - вплоть до блеска глаз, движения бровей. По окончании празника он уснул и проспал более десяти часов.

Когда он проснулся, дядюшка Ян повел показывать его новое жилье.

Они обогнули главный дом, прошли через небольшой лужок с подстриженной травой и вкопанными в землю камнями. Вана поразило, что некоторые стояли вертикально.

- Не только сад. Еще двести лет назад мастер выбрал для дома именно этот склон. Он выправил русло ручья, создал пруды, укрепил берег. Мастер изменил форму холма, засыпал ямы, сгладил откосы.

В результате - ручей не пересыхает даже в самую жару, а в сезон дождей никогда не выходит из берегов. Рыба в прудах никогда не гибнет. Те вершины, - дядюшка Ян махнул рукой, - защищают от ураганов с Юго-Востока. Деревня внизу трижды смывалась селем за эти двести лет, один раз пострадала от камнепада во время землетрясения. Ни разу сель не шел с этого склона. На этом месте никогда ничего не случалось.

- Неужели дому двести лет? Он смотрится как новый.

Дядюшка Ян усмехнулся, и подвел Вана к площадке, накрытой высоким и изящным навесом.

- Вот здесь ты будешь тренироваться в ушу, там, - он махнул рукой в сторону небольшого деревянного павильона, - старый Сунь будет учить тебя Вэй Чи, ну, а остальное время ты можешь проводить так, как тебе захочется. Но я рекомендую тебе как можно больше тренироваться. Сегодня начнем с боевого мастерства. Покажи, чему ты успел научиться.

Ван размялся, потянулся на шпагаты, сделал несколько махов ногами. Дядюшка Ян выбрал ему соперника, не отличающегося особой крепостью телосложения. Парнишка церемонно поклонился сначала дядюшке Яну, затем Ван Шену. Ван привычно начал с атаки. Парнишка совершенно не пытался ему противодействовать. Он неуловимо успевал переместиться так, что угол атаки оказывался неправильным, и Ван проваливался в пустоту. Далеко вытянутыми руками парнишка лишь слегка дотрагивался до Вана, но его сила постоянно оказывалась приложенной в верном направлении, и Ван терял равновесие. Ван быстро сообразил, что если он не уменьшит расход сил, то парнишка получит полное преимущество. Он перестал безрассудно бросаться в атаку, и начал перемещаться собранными упругими шагами, выбирая правильную дистанцию и угол атаки.

Паренек перемещался очень легко, и Вану было трудно угадать, как разовьется его движение. Он никак не мог проследить, по каким дугам движется его соперник. Тот кружил и кружил, вызывая у Вана двоение в глазах. Ван попытался сделать захват, но тонкие руки паренька были слишком быстры. Ван попробовал спровоцировать его на атаку, остановился. Паренек проскользнул Вану за спину и замер там. Ван стоял, не шелохнувшись. Его соперник тоже не двигался.

Дядюшка Ян довольно рассмеялся:

- Наверное, достаточно. Ну, как тебе настоящее Ба-гуа?

- Превосходный стиль, и исполнение отменное! - Ван восхищенно поклонился пареньку.

- Меня зовут Сюань, я ученик дядюшки Яна, - поклонился тот в ответ.

Ван опустился на колени перед дядюшкой Яном:

- Позвольте и мне быть вашим учеником.

Дядюшка Ян усмехнулся и промолвил:

- Нет, твоим учителем будет сам Чжао Тун. Сюань! Покажи этому молодцу основы Ба-гуа.

Весь день и всю последующую неделю Ван занимался с Сюанем. Иногда за ними наблюдал дядюшка Ян, иногда приходил посмотреть Чжао Тун. Он сообщил Вану, что Ли Мэй скоро прибудет в его дом для совершения положенных обрядов. Узнав об этом, Ван стал тренироваться с удвоенным усердием. Когда его тело уже отказывалось воспринимать физические нагрузки, он отправился в павильон старого Суня. Там его ждали занятия Вэй Чи.

С первого дня занятий Сунь заставил Вана запоминать огромное количество легенд и преданий, часто не имеющих к Вэй Чи прямого отношения.

- Помни, что Вэй Чи изначально было известно именно в Китае, а уже потом его переняли другие народы! - поучал его седобородый Сунь. В Корее эта игра называется Бадук, в Японии - Го. Правила игры очень просты, а применения - безграничны. Форма доски - квадрат. Квадрат в Китае символизирует землю, как круг - небо. Четыре стороны - четыре стороны света. Но это еще и четыре сезона - зима, лето, осень, весна. На каждой стороне девятнадцать линий. Пересечений - триста шесдесят одно. На древней доске было пять точек - “звезд”. Вместе дают число дней в году. Центр и четыре угла - это пять первоэлементов - огонь, вода, дерево, земля, металл. Я бросаю на доску три камня - получаю триграмму. В древности так предсказывали будущее. Но Вэй Чи уже в древности использовалось не только для гадания.

По преданию, игра пришла к нам с Запада. Иероглиф “Запад” имеет еще и другое значение - “Извне”. Игра была дана людям в готовой форме. Первым из людей, игравшим в Игру, был Яо. Яо считался сыном верховного владыки Ди-ку, но его мать зачла его, увидев вышедшего из реки красного дракона. Его дедом был повелитель огня Хо-ди. Яо изображается в красной одежде, с большими усами.

Сунь провел Вана через ряд звенящих занавесей в самую дальнюю комнату павильона. Эта комната предназначалась исключительно для Игры. Сквозь широкое фигурное окно были видны горы, расцвеченные яркими красками осени. Сунь раздвинул занавеси на окнах, посмотрел вдаль, и продолжил:

- Яо имел в глазах три зрачка - символ прозорливости. В “Исторических заметках” сказано - “Яо создал Вэй Чи”, но смысл этих слов в том, что Яо создал не саму игру, а ее теорию. Он создал так же первый календарь, установил в государстве должности сановников, ведавших земледелием, ремеслом, правосудием, военным делом, а так же музыкой.

Ван припоминал, что уже когда-то слышал эти сведения, но они проскочили сквозь уши, не затронув глубоко его сознания. В устах наставника Суня эти истории звучали несколько иначе, оттеняя какой-то скрытый смысл. Сунь, очевидно, пересказывал эти предания уже не в первый раз, и видимо, сумел найти рациональные зерна в этих старых мифах. Меж тем старик пригласил Вана сесть за массивный стол красного дерева. На столе стоял низкий столик для игры в Вэй Чи, украшеный резьбой и перламутром. Ван сразу догадался, что этой вещице не менее двухсот лет.

Он сел, рассматривая тщательно обработанную древесину, на которой были проведены четкие параллельные линии. Несколько точек пересечения были выделены маленькими кружками.

- Точки-звезды, - вспомнил Ван.

Наставник уселся за широкую деревянную скамью, изготовленную, вероятно, еще во времена династии Мин, положив для мягкости вышитую подушку. Он откинулся на скамье, потянулся, устанавливая спину в надлежащее положение. Затем он оправил широкий халат, и продолжил свой рассказ:

- Своих двух дочерей Яо отдал замуж за Шуня. Шунь был вторым императором после Яо. Его мать зачла его, увидев на небе большую радугу. Радуга - это древний символ дракона. Шунь имел черный цвет кожи и “драконовую мету” - особый знак поперек лба. Его прозвище - Чунхуа - двойной блеск, оно связано с тем, что в его глазах было по два зрачка. Шунь учил Вэй Чи всех людей в своем государстве, так как их ум был еще несовершенен. В глубокой древности эта игра была известна как лучшее средство для развития ума.

Сунь оправил широкие рукава халата, открыл чашку с белыми камнями. Длинными пальцами старик набрал горсть камней, подержал их в руке, вновь высыпал в чашку.

- Кроме того, Шунь победил четырех злодеев-волшебников и отправил их на четыре границы государства усмирять бесов и оборотней, он учил народ почтительности и правилам поведения.

Следующим императором был великий Юй. Его отцом был Гунь. Гунь имел облик огромной рыбы, но перед смертью превратился в желтого дракона. Его мертвое тело в течении трех лет не разлагалось, а потом из него вылез Юй. Он имел сначала облик двурогого дракона цю.

Ван слушал, пытаясь понять, какая здесь связь с его обучением у Чжао Туна. Старик Сунь тем временем указал ему на вид из окна.

- Юй жил в наших краях. Он прочищал русла рек, пробил на Хуанхэ ущелье Санмынься, прорыл канал под горой “Ворота дракона”. В его трудах ему помогал дракон Инлун. Юй окончательно устранил последствия великого потопа, восстановил каналы и русла рек. За это император Шунь передал ему свой престол.

Старый Сунь выпрямил спину, огладил длинную раздвоенную бороду, поправил пучок седых волос на затылке.

- Однако, начнем партию!

- Мне очень стыдно, но я даже не знаю правил игры, - признался Ван.

- Это не имеет значения. Первое, что нужно знать - камни ставятся в перекрестья линий, и двигать их нельзя.

- И все?

- Для начала вполне достаточно. Думай и делай ход.

Ван запустил руку в чашку с черными камнями, выбрал один, и собрался положить его на доску.

- Не так! Камень берут выпрямленными указательным и средним пальцами, как щипчиками, - поправил его наставник Сунь.

Ван попробовал правильно сложить пальцы и очнулся от воспоминаний.

Он сидел в дальнем углу комнаты, ураган за окнами уже начал терять свою силу. К нему подошел Сергей Лунин и позвал его к столу.

Акико провела сутки в холодном лесу, и теперь ее настроение было уже не столь радужным. Еще сутки она продержиться, а что потом? Так или иначе, ей нужен выход к людям. И лучше начать поиски подходящего варианта прямо сейчас. Акико застегнула палатку, взяла с собой только термос с горячей лапшой и бинокль. Пройдя по лесу километров пять, она обнаружила заметенные следы и другие признаки жилья. Подобравшись к кромке леса, она залегла в снегу и стала наблюдать. Далеко за полем была видна деревня. Один из домов стоял особняком, ближе к месту, где залегла Акико. От дома к лесу вела хорошо протоптанная тропинка. Тропинка вела к маленькому домику - вероятно мастерской и другому, назначение которого Акико определила, как баню. В мастерской кто-то работал - вероятнее всего один из типичных русских алкоголиков, зарабатывающий мелкой слесарной работой. Расположение домиков Акико понравилось. Если предложить людям немного денег, они возможно дадут приют любительнице русской экзотики. Акико решила представиться специалистом по компьютерам. Она много работала над сложной программой, и нуждается в срочном отдыхе. Легенда достаточно хлипкая, но Акико знала, что русские питают почти суеверное доверие и уважение к японцам, и ее план может сработать.

Акико вернулась в палатку, наскоро приготовила себе обед, от души наелась горячей рисовой лапши с курицей - ожирение ей пока не грозило. Затем она почти собралась пойти в деревню, но любопытство пересилило, и она решила посмотреть, что же она такое украла. Книга ей понравилась. Когда она закончила чтение, уже был вечер.

Акико уложила книгу в футляр, положила его у изголовья. Через тонкую стенку палатки было видно, как солнце опустилось за край леса, и по небу разлился багровый огонь заката. Стало быстро темнеть, ветер нагонял с юга тяжелые снеговые тучи.

- Хороший ветер, значит, ночью не ударит сильный мороз, - подумала Акико.

- Они совершенно не способны воспринимать телепатическую информацию, - жаловался Инлун Желтому дракону, - я от зари до зари с ним сижу, а он меня до сих пор не узнал! Может мы вообще зря все это затеяли?

- Да, проблема, - согласился Желтый Дракон, - а если попробовать другую сигнальную систему задействовать?

- Голосовая речь? Иероглифы? Не пойдет. Уровень интеллекта, почти как у хвостатых мартышек.

- Надо развить интеллект. Подумай, время еще есть.

Инлун кивком головы попрощался с Желтым Драконом, сполз в воду и поплыл. После потопа еще не вся вода сошла с полей и плантаций, каналы были в плачевном состоянии, дамбы разрушены. Он вылез на небольшой скалистый утес, свернулся кольцом, подождал, пока вся вода стечет с чешуи.

Где-то здесь его ждал Двуног, в которого переселился Красный Дракон.

- Вылезай, хватит прятаться! - заревел Инлун, телепатически продублировав свои слова.

Двуног зашевелился в куче веток и травы, из которых он пытался сделать себе гнездо. Инлун метнулся на шорох, своими усами крепко захватил Двунога. Тот, как всегда, пришел в ужас.

- Да не буду я тебя жрать! - взревел Инлун, раскрыв огромную пасть, усеянную острыми зубами.

Двуног подергался и испуганно затих.

- Садись. Будем тебе интеллект развивать, - проговорил Инлун как можно более спокойно.

Двуног сидел, закрыв голову руками.

- Думает! Мысль концентрирует! - одобрительно произнес Инлун, окутавшись дымом.

Двуног по-прежнему сидел в полной неподвижности. Инлун сморщил кожу на лбу, почесал шею когтистой лапой.

- С чего бы нам начать? Пожалуй, двоичный код!

Он отломил от скалы кусок кварца и легко раздавил его на сотню камешков помельче. Ту же процедуру он проделал с камнем черного цвета. Перед Двуногом появилась кучка белых и черных камней. Дракон взял своим раздвоенным языком камень черного цвета, и положил его около двунога.

- Возьми камень! - медитировал он, - Возьми камень!

Двуног долго смотрел, а потом, как зачарованный, взял белый камень и положил его рядом с черным. В течении часа Инлун и Двуног по очереди клали на скалу все новые и новые камешки.

- Неплохо! - похвалил Инлун, - Теперь перейдем к графическому изображению.

Он проскреб на вертикальной скале две черты - непрерывную и прерванную.

- Да и Нет! Разницу улавливаешь? - проревел он, обращаясь к Двуногу.

Тот стоял, смотрел, пытался морщить лоб. Драконы вообще не отличаются ангельским терпением, а Инлун был и вовсе никудышным педагогом.

- Да! - орал он, выпуская языки пламени, - Нет! - и окутывался дымом.

Устав повторять одно и тоже, он быстро набросал на скале план восьми триграмм.

- Целая, прерванная, целая, прерванная, целая, прерванная, - приговаривал он.

Двуног долго смотрел на изображение, потом взял камешек и прочертил целую и прерванную линии.

- Растем на глазах! - обрадовался Инлун. Он быстро прочертил своим когтем поверх изображения, увековечив его таким образом.

Двуног начертил еще линию, дракон обвел и ее. Когда место на ровной площадке кончилось, они начали чертить линии поперек предъидущих. Скоро вся скала была расчерчена на прямоугольники.

- Все! Больше не могу, - Инлун свился кольцами и положил свою морду перед Двуногом. Тот сидел, глядя ему прямо в глаза.

- Ну что смотришь! Все равно не понимаешь ведь ничего, - укорял его мудрый дракон.

Двуног по-прежнему смотрел, не отрываясь.

- Ну хорошо, повторим еще раз! - и дракон положил черный камень.

Камень лежал точно на перекрестье двух линий.

Человек подумал и поставил белый камень в другую точку.

Игра началась.

Акико проснулась, метнулась к выходу из палатки, рванула молнию. Вокруг не было никаких драконов.

- Ну и сон, - еще немного, и со страху бы умерла, - подумала про себя Акико.

Над ее головой сквозь тучи светила полная луна. До рассвета было еще часа четыре - пять.

- Если это из-за книги, то лучше мне еще раз не засыпать, - подумала Акико, и села для медитации, поджав под себя ноги. Она сидела так почти полчаса, но затем стала потихоньку клевать носом. Высоко в небе прогремел самолет - на Шереметьево заходил “Боинг”. Этот шум выбросил медитирующую Акико туда, откуда она незадолго перед тем вернулась.

Желтый Дракон был в недоумении - Инлун куда-то исчез. Всем драконам в последние дни работы было по горло, непрекращающиеся дожди смыли весь плодородный слой на полях.

С севера приходили тревожные новости. Эта зима оказалась самой суровой за весь период наблюдений - почти везде выпал снег. Оставшиеся в живых животные спешно перемещались к югу, но и там их ждали сюрпризы - землетрясения полностью изменили рельеф, реки разлились, моря перемещались на огромные расстояния, то обнажая свое дно, то заливая долины и даже горы. Отсутствие Инлуна в эти дни ощущалось особенно остро.

- Наверное, он все сидит с этим Двуногом, - подумал Желтый Дракон. Он помнил, что Инлун занимался опытами на одинокой скале к востоку от залитой водой долины. Желтый Дракон отправился на поиски. Проплыв в грязной воде более двух часов, пробравшись сквозь огромные завалы из затопленных деревьев, он наконец, достиг нужного островка. Уже из воды он увидел знакомый силуэт Инлуна.

- Сколько можно, Инлун! Тебя все ищут.

- Не мешай, видишь, позиция какая сложная, - отвечал тот.

Желтый Дракон присмотрелся. Похоже, Инлун играл с Двуногом в какую-то игру. Черные и белые камни лежали на расчерченой под прямым углом скале. Инлун взял своим языком очередной камень и аккуратно поставил его рядом с другими. Желтый Дракон еще не успел разобраться в правилах, но игра показалась ему достаточно интересной. Двуног взял в руку камень другого цвета, и собрался поставить его на поле.

- Стой! - загремел Инлун. - Опять лапу держишь, как обезьяна!

Своими усами он перехватил руку Двунога и обнаружил в ней целых два камня.

- Так не пойдет! Давай-ка, как я! Держи между пальцев, как положено!

Тут, по мнению Желтого Дракона, произошло чудо. Двуног все понял, и нехотя подчинился. Он укрепил камень между вытянутыми указательным и средним пальцами и так поставил его на игровое пространство.

- Интересно, как решается вопрос конечности задачи, - промолвил Желтый Дракон, - или вы еще не определили пределов игрового поля?

- Очень просто, девятнадцать на девятнадцать, - ответил Инлун.

- А почему так?

- Смотри, я провожу каждой лапой по одному разу, очень ровно получается.

- Должно получиться двадцать? - недоумевал Желтый Дракон.

- А! У меня на левой передней один коготь отломан, - отмахнулся хвостом Инлун.

Понятно, - задумался Желтый Дракон, - ручаюсь, Инлун - твой отломанный коготь войдет в историю!

Акико очнулась от забытья. Она была уже по горло сыта драконами. Огонь в печке догорал. Она заправила печурку остатками спирта, выкинула пустую бутылку. Воздух вновь быстро согрелся. Акико забралась в спальник, застегнула его и надвинула на лицо капюшон.

- Здесь меня никто не сможет найти, - подумала она, - пожалуй, кроме Ешинаки. Он хитрый, как дьявол. Но он должен хоть немного любить меня. Он ни за что не выдаст меня этому убийце Итосу!

С такими мыслями Акико спокойно заснула. До рассвета было еще около трех часов.

О том, что произошло с Акико утром, вы узнаете позже. А сейчас мы вновь вернемся в Крым, где нашим старым знакомым предстоит расставание.

В один из серых слякотных дней, когда дождь нещадно поливал берега Крымского полуострова, Саламандра с крайне серьезным видом подошла к Горлуму:

- Собирайся. Завтра рано утром мы с тобой уезжаем.

- Прогоняете? - печально поинтересовался Сашка.

- После узнаешь, - загадочно улыбнулась Саламандра.

Сашка хмыкнул, утер нос и пошел складывать свой “Ермак”.

Гном бесцельно слонялся около него, насвистывая “Августина”. Сашка, пыхтя, засовывал в рюкзак старый солдатский спальник, прожженный на костре офицерский бушлат. Так продолжалось минут двадцать, а затем Гном неожиданно подскочил, круто развернулся на каблуках, и помчался в Ботанический сад к Лунину. Гному пришла в голову мысль.

Найдя Сергея в роще Ливанских кедров, он прокашлялся и деловито начал.

-Вот что, Сергей! Говорят, ты когда-то каратэ занимался?

- Да, совсем недолго, а что?

- Так, - Гном посмотрел под ноги, потом быстро оглянулся по сторонам, убедился, что на них никто не смотрит, - покажи, пожалуйста, пару движений!

Лунин с удовольствием показал Гному прямой удар.

- Правая впереди, левая у бедра - Ич! Правая назад, левая вперед - Ни! - сопел Лунин.

Гном согласно кивал, потом стал повторять показанное.

- Ич, Ни! Ич, Ни! Ич, Ни, Сан, Ши! - командовал Лунин.

Через десять минут Гном уже самостоятельно занимался в кустах. Лунин отвлекся от него, пару раз отвез тачку с черноземом для подкормки цветов, оттащил кучу вырванных сорняков. Поработав так минут сорок, он отправился на поиски Гнома. Тренирующийся хиппи был для Лунина чем-то необыкновенным. Он нашел его в нижнем парке, среди молодых мамонтовых деревьев.

- Ич, Ни, Драй, Фиер! Ич, Ни, Драй, Фиер! Ич, Ни, Драй, Фиер! - четко разносилось в зарослях. Гном старательно месил воздух ударами.

- Да, а что?

- Чувствуется. Ты “три, четыре” по-немецки считаешь.

- Ну и что, по-моему, можно и так, - заявил Гном.

- Конечно, как хочешь, - Сергею было не привыкать к странностям своего товарища.

Показав Гене пару-другую новых упражнений, он вновь вернулся к работе. Спустя двадцать минут он вновь проходил мимо этого места.

- Айн, Цвай, Драй, Фиер! - Геннадий занимался с удвоенным рвением.

Вечером Саламандра заявила:

- Мы с Сашкой завтра уезжаем. Куда - пока секрет.

На другой день Саламандра повезла Сашку из города. Они порядком промокли и замерзли, голосуя на трассе. Наконец подкатил междугородный троллейбус Ялта - Симферополь. Саламандра с Сашкой быстро вскочили в огормный железный сарай на колесах. Водитель взял деньги, кивнул, и рванул вперед. Внутри было немногим теплее, чем на улице, но, по крайней мере, не шел дождь.

Они сели сзади справа, чтобы было видно море, но туман за окном мешал что-либо разглядеть. Не считая двух или трех местных жителей, проехавших с ними пару остановок, они были единственными пассажирами в огромном троллейбусе. Когда они проехали Краснокаменку, последние попутчики вышли, и Сашка с Саламандрой остались одни.

Троллейбус шел на восток по трассе между морем и горами. Мотор натужно ревел на подъемах, какая-то деталь хлопала по днищу, порывы ветра бросали в железный борт крупные тяжелые капли. Водитель довольно улыбался, курил, и интенсивно крутил баранку. Его оптимизм был чудовищно неуместен.

Сашка глядел в окно и молчал. Серая туманная пелена размывала и бесконечность моря, и высоту гор, пространство вокруг исчезало, казалось троллейбус идет в сырой и холодной пустоте. Молчала и Саламандра. Наконец Сашка не выдержал и спросил:

- Куда едем?

- В Севастополь.

- Это еще зачем? - забеспокоился Горлум.

- В Нахимовское училище будешь поступать, - лицо Саламандры заострилось, подбородок упрямо выдвинулся вперед.

- Это как?

- В прямом смысле.

- А меня возьмут?

Саламандра поглубже натянула на лоб спортивную шапку, зябко повела плечами:

- Не знаю. Но лучше бы они тебя приняли.

Сашка вздохнул, посмотрел вокруг. За окном лил дождь, над морем стоял туман, скрывавший границу между водой и небом.

- А ты меня не забудешь?

- Да что ты, как можно! - Саламандра обняла его за плечи и потрепала по голове. Горлум сидел, нахохлившись как испуганный воробей.

Через полчаса троллейбус выбрался на перевал. Облака остались внизу, и солнце засияло под ярким синим небом. Сашка щурился, глядя на заметенные белым горы. Вокруг лежал чистый искрящийся снег. Сашка неуверенно улыбнулся.

Пройдя перевал, водитель резко прибавил скорость. Старый троллейбус трясся и дрожал, норовя рассыпаться. Дорога шла под уклон, и скоро они вновь ехали под дождем…

От Симферополя в Севастополь ехали в электричке. Севастополь еще считался закрытым городом, и морячки исправно проверяли документы у пассажиров. Фокус Саламандры, удавшийся ей на украинской таможне, здесь не прошел. Но старшой наряда, узнав о цели поездки, дал добро.

- Один совет, девушка! Прежде чем идти в училище, подстригите молодого человека! - и старшой широко улыбнулся притихшему Сашке. Тот спокойно махнул головой, выпятил вперед нижнюю губу.

- Этим нас не испугать! - Он сел и уперся лбом в оконное стекло. За мокрой серой пеленой поднимались каменистые горы. Спустя двадцать минут поезд вошел в первый туннель на пути в город.

Севастополь не особенно нравился Саламандре. Она уже была здесь не однажды, и город-крепость всегда навевал ей слишком печальные мысли. Даже в самые солнечные дни, когда белые дома и широкие каменные лестницы сверкали на фоне лазурного моря, Саламандра не могла здесь радоваться. В этом городе ей было трудно расслабиться, почувствовать себя счастливой.

Каждая лестница, каждый сияющий на солнце собор, берег моря, горы, кольцом окружившие город - все напоминало ей о тысячах и тысячах погибших на этой земле.

Собор - усыпальница трех адмиралов. Горы - взорванный госпиталь, тысячи раненых, заживо погребенных под скалами. Корабли. Памятники. Бульвары. Мыс Херсонес. Греческий храм Артемиды. Собор, где крестился Владимир. Колокол без языка - немая память о павших в Крымскую кампанию. Берег, где были добиты тысячи раненных моряков. Пристань. Эвакуация, подкрепления, безнадежная оборона в окружении.

- Держаться, держаться!

Они держались. Никто не сдавался. Бежать было некуда.

Остатки береговой обороны. Бетонные доты, орудийные площадки. Домики на бетонном основании. Под домиками - старые бункеры, в них хранится картошка. Городские девушки - саженного роста, морская кровь в десятом поколении. Корабли в гавани. Флаги. Почему-то желто-синие. Еще раз Россия теряет Севастополь. Хорошо, без крови. Ей здесь и так полит каждый метр земли.

Саламандра с Сашкой садятся в троллейбус. Двигатель ревет на крутом подъеме. Есть разные города. На курортах гораздо веселей. Но без таких мест тоже нельзя. Сашка смотрит на корабли. Да, на курортах он пропадет. А здесь он сможет терпеть.

Нахимовское училище. Окраина города. Берег моря. У Горлума еще нет паспорта. Есть свидетельство о рождении. Саламандра заполняет документы. Бритый наголо Сашка. Ком стоит в горле. Саламандра плачет. Сашка по-мужски утешает ее.

Сашка уходит.

- Пиши, не забывай!

Саламандра медленно спускается по парадной лестнице.

Серый туман, серое море, моряки. Нахимовцы в форме. Дождь, холодный ветер. Никогда еще на душе у Саламандры не было так паскудно. Ей улыбаются. Она глотает слезы. Она опять одна.

Саламандра пришла домой глубокой ночью.

- Как доехала? - Галина не на шутку тревожилась за нее.

- На частнике. Устала. Замерзла совсем. Весь день на ногах.

- А Ван сегодня был в Ялте, вина купил.

- Хорошо бы.

Галина приготовила глинтвейн по особому рецепту, с пряностями и медом, лимонным соком.

Ван ласково щурится, глядя на лампу через стекло фужера.

Саламандра удерживает льющую руку:

- Плесни побольше!

Лунин довольно улыбается.

Гном пальчиком останавливает разливающую Галину:

- Генук!

- Гена, это можно, традиционный рецепт!

- Достаточно, данке зер.

В комнате пахнет пряностями и горячим вином.

“Вечер догорает медленнее, чем всегда”.

Акико проснулась еще затемно. Ее разбудил пробравшийся в палатку жуткий холод. Под утро в печке кончилось горючее, и воздух в палатке выстудился, в тонкой печной трубе гудел ледяной ветер. Вся палатка изнутри покрылась слоем инея, иней лежал даже на спальнике. Акико закоченела так, что не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. С огромным трудом она вытащила из-под себя руку и расстегнула “молнию”. В палатке было темно. Акико села, обмоталась спальником и начала дрожать. Через некоторое время к рукам вернулась чувствительность. Акико зажгла электрический фонарик, взглянула на часы. Было около семи утра. О дровах надо было заботиться заранее - теперь о горячем кофе не могло быть и речи. Акико разорвала пакетик с лапшой, откусила всухомятку, заставила себя прожевать это и проглотить.

Демонтаж палатки заставил ее прилично потратить силы, но теплее от этого не стало. Собрав рюкзак, Акико двинулась в сторону деревни.

Надо сказать, что Акико сильно заблуждалась, считая, что цивилизация не затронула этот участок подмосковного леса. Совсем недалеко, в пяти километрах к северо - западу, располагалась межрайонная база сельхозмеханизации, имевшая свою котельную и насосную станцию. Ночью на насосной станции произошла течь, и дежуривший рабочий Панфилыч всю смену откачивал кипяток прямо в лес. Горячая вода протопила себе путь в засыпанной снегом канаве, и бодро лилась среди замерзших болот в направлении Клязминского водохранилища.

Отойдя всего несколько шагов от места ночевки, Акико едва не по пояс ухнула в весело струящийся поток.

Такого Акико не ожидала. Вода залилась в ботинки, промокли куртка и джинсы. Акико стала терять контроль за ситуацией.

Дорога до деревни показалась ей вдвое длиннее. У Акико зуб на зуб не попадал, поясница заледенела, ног она не чувствовала совсем. В сумраке утра Акико несколько раз падала, вся вывалялась в снегу. Пока Акико дошла, она замерзла почти насмерть. Голова кружилась, глаза застилала пелена.

Из кузницы доносился шум работы, труба над банькой дымилась. Акико еще раз упала, но близость цели придала ей сил. Несколько шагов - и она взялась за ручку двери.

- Если меня прогонят, я убью этого человека, - мелькнуло у нее в голове.

В этот день Блинов был на хозяйстве один. Он с раннего утра затопил печь в баньке, пока она топилась, вновь вернулся к булату. Он разогрел заготовку, начал ковать и вытягивать железо. От работы стало жарко, он разделся до пояса, поудобнее перехватил волосы ремешком.

Когда за дверью раздался шорох, Блинов насторожился. Александр Иванович был в городе, обещал приехать через неделю. Больше он никого не ждал. Николай отложил в сторону молот и первым рванул на себя дверь.

Акико-сан упала ему в руки, и потеряла сознание.

- Это что такое? - Блинов автоматически освободил Акико от рюкзака, уложил на пол.

- Да она замерзла совсем! - Николай подхватил Акико на руки и помчался к бане, благо она топилась. Он вбежал внутрь и положил Акико на нижнюю полку. Японка лежала, не шевелясь, с ее одежды стекал растаявший снег.

Первым делом Николай стянул мокрые ботинки. Ноги были маленькими, синими и холодными на ощупь. Николай выбежал наружу, подкинул дровишек. Вернувшись, он стянул куртку, при этом Акико слабо пошевелилась.

- Гляди-ка, чукча! - удивился Блинов, рассмотрев наконец, что у его новой знакомой скуластое азиатское лицо.

Стянув пуховую безрукавку, Николай оказался перед дилеммой - оставлять или нет остальную мокрую одежду.

- А, это все синтетика, джинсы все равно мокрые, - Николай поглядел на висящий на стенке толстый березовый веник.

Через пару минут он начал русское лечение березой.

Акико лежала на гладких деревянных досках и впитывала спиной сухое тепло. Поясница понемногу согревалась. Она открыла глаза, сделала глубокий вдох, и погрузилась в мягкий приятный сон.

Блинов меж тем был в ужасе. Ниже щиколоток ноги незнакомки были совсем синие, а пальцы побелели. Кровь не доходила до ступней.

Николай слишком хорошо знал, что такие вещи часто кончаются отрезанными ногами. Оставив девушку согреваться, он сбегал в дом, примчался с бутылкой водки в руках. Второпях он не прихватил стакан, пришлось лить водку прямо из горлышка. Водка может убить замерзающего, если он выпьет ее на морозе, но в теплом помещении может спасти отмороженные конечности.

- Пей, глотай! - он осторожно приподнял девушку и капнул ей на язык несколько капель. Акико закашлялась, выбила бутылку из рук Блинова.

- Круто ты как-то с лекарством! - Николай подобрал бутылку с деревянного пола, зажал девушке нос и влил внутрь с полстакана.

Какую-то часть водки японке все-таки пришлось проглотить. Она покашляла, застонала, и заснула вновь. На этот раз уже крепче. Николай стал веником обрабатывать ноги, пригоняя кровь от колен к лодыжкам. Скоро ноги от колен до щиколоток покраснели, стали гораздо теплее. Но ступни по-прежнему были синими. Он продолжил махать веником, однако, не дотрагиваясь до пальцев. Он хорошо знал правило - сначала восстановить приток крови, и только потом растирать отмороженные части.

Тепло и алкоголь сделали свое дело. Ступни из синих превратились в малиновые, пальцы слегка порозовели.

Акико плыла в стране своей прекрасной мечты. Она невесомо парила среди облаков, согревавших ее тело влажным и жгучим теплом. Ей было очень уютно и хорошо. Все трудности и испытания были позади, она наслаждалась тишиной и покоем. Как только расслабление достигло вершины, к ней неожиданно пришла нестерпимая боль.

Когда кровь прошла в замерзшие ступни, девушка громко застонала, а потом начала метаться и кричать.

Водка притупила восприятие боли, но почти полностью лишила Акико внутреннего контроля. Мощный Блинов был вынужден напрягать все свои силы, чтобы удержать ее. Незнакомка билась, пьяно ругалась и кричала.

- Да утихомирься ты! - Николай был вынужден прижать незнакомку к себе, чтобы она не покалечилась о деревянные стены. Акико постепенно притихла у него на руках.

- Холодная, как лягушонок!

- Я не лягушонок! - Акико немного согрелась, и вновь начала крупно дрожать. Она с трудом понимала, где находится, и почему ее обнимает голый по пояс атлет. Боль в ступнях утихла, но холод еще сидел глубоко внутри, и Акико была вынуждена покрепче прижаться к теплому мускулистому телу.

Николай не обнимал женщин уже несколько месяцев, а девушка была очень красива. Кровь со страшной силой ударила ему в голову.

- Ну-ка, полежи пока! - он положил незнакомку на полку лицом вниз, выбежал на мороз, и облился ведром холодной воды. Испытанное веками средство помогло слабо. Николай пожалел, что под рукой нет сигареты. Он несколько раз глубоко вздохнул, затем сильно обтерся снегом. Для верности он напихал пригоршню снега в штаны.

- Ладно, вернемся к делу. - Он снова осторожно вошел в парилку, плеснул на камни. Все окутали клубы густого ароматного пара. Запахло душицей и мятой.

Девушка лежала, подложив под себя руки, и крупно дрожала.

- Ну, это мы быстро поправим! - Николай вооружился двумя вениками, потряс ими в воздухе, затем прогнал горячий воздух над Акико. Спина девушки покрылась гусиной кожей.

- Еще разок!

Он прошелся шуршащими веничками по коже Акико. Та выстукивала зубами крупную дробь. Занявшись делом, Николай слегка успокоился. Снег в штанах растаял, холодные ручейки воды пробежали по ногам. Он вновь мог контролировать себя.

Хорошие полновесные удары горячим веником - именно это было нужно Акико. Она вздрагивала и стонала от боли и наслаждения. Холод, крепкими пальцами вцепившийся в поясницу, понемногу отпускал свою хватку. К коже вернулась чувствительность, мышцы расслабились, по телу побежали приятные ручейки тепла. Дрожь прекратилась. Акико повернула голову в сторону, посмотрела на возвышавшегося над ней молодого силача.

- У тебя красивые руки, - пьяно проговорила она, - ты мне нравишься, - и снова повернула голову к стене. Акико откровенно наслаждалась. Она закрыла глаза, дыхание стало глубоким и ровным, она вновь унеслась в пространство мечты, своей прекрасной, только ей принадлежащей страны.

Блинов добросовестно трудился над ее телом. Когда он убедился, что здоровье девушки вне опасности, он уже только слегка постегивал ее веником, постепенно его удары стали все слабее и реже. Помимо воли, его глаза пробегали по маленьким рукам, тонкой шее, худой спине дремлющей молодой японки. Потом они задерживались на круглых упругих ягодицах, осматривали маленькие ладные ноги. Блинов неожиданно вновь сильно вспотел, его дыхание стало медленным и глубоким. Опять почувствовав возбуждение, он бросил веники и вновь метнулся на мороз.

Успокоившись, он залил водой старый самовар, развел огонь. В предбаннике он развесил сушиться мокрую куртку девушки, джинсы, поставил к печке ботинки, шерстяные носки. Когда он развешивал остальные части одежды, возбуждение вновь волной накатило на него.

- Ооо! Это кошмар! Господи, что же делать-то! - взмолился Блинов.

Николай и Акико сидели и пили чай. На Николае была его самая красивая футболка, парадные спортивные штаны необъятного размера. Акико мило смотрелась в одном из его свитеров, ее голова и шея были обмотаны русским вышитым полотенцем. Одевать безразмерные валенки Акико вежливо отказалась, и теперь ее ноги были обуты в теплые носки из собачьей шерсти.

В центре стола стоял закопченный, пахнущий дымом самовар. Акико и Николай прихлебывали горячий сладкий чай прямо из блюдец. Согреваясь изнутри, Акико не могла не признаться себе, что русский вариант чайной церемонии тоже имеет право на жизнь.

Николай стыдился, что ему нечего предложить к чаю, кроме сухарей из белого и ржаного хлеба, заготовленных еще осенью Александром Ивановичем. Оба слегка стеснялись того, что произошло, за столом висело неловкое молчание.

Первой начала разговор молодая японка, как-никак, она все-таки была разведчицей. Она поставила блюдце, снизу вверх посмотрела на Николая.

- Меня зовут Акико. Мне ужасно стыдно, - она отвела в сторону глаза, - я очень Вам благодарна. Вы спасли мне жизнь!

Блинов хлебнул из блюдца и испуганно закашлялся.

- Меня зовут Николай, я ничего особенного не сделал, уж Вы извините, если что не так.

Акико улыбнулась.

- Вы мой спаситель, - вновь повторила она.

Николай посмотрел на нее, она ответила взглядом.

- Хорошо, - Николай почувствовал, что его жизнь снова круто изменилась, - давай на ты!

Акико тоже почувствовала серьезность момента, и молча кивнула.

Они сидели напротив друг друга за грубым деревянным столом, но два биополя уже слились воедино.

Судьба вытянула из своей пряжи две нити, и прочно связала их в одну.

Саламандра, Гном, и Ван Шен заняли места в фирменном поезде Симферополь - Санкт-Петербург. Друзья уже не удивлялись, что они были единственными пассажирами в вагоне. Пьяный проводник даже не потрудился встретить публику. Ребята занесли рюкзаки в пустое купе.

- Вот и все. Встретили новый год в Ялте, как и договаривались, пора домой. - Саламандре было очень и очень грустно.

- Еще увидимся! - Лунин помог закинуть на багажную полку рюкзаки и сумки с вином.

- Может поедешь с нами?

- Нет, Ван. Я остаюсь. Растения, понимаешь. У нас дуб пробковый сохнет.

- Совсем на деревьях помешался, друид ты наш, - начал подкалывать Гном.

- Оставь, хоть один человек чем-то вечным занимается, - Саламандра обняла Лунина и чмокнула его в щеку.

Сергей поцеловал ее в ответ, пожал руку Гному, обнялся с Ваном, похлопал его по спине.

- Пока, ребята, - он развернулся и пошел прочь.

Поезд дрогнул, и медленно покатился на Север. Саламандра, не снимая куртки, завалилась на верхнюю полку. Гном тупо глядел перед собой. Ван сел для медитации, прислушался к шуму колес. Этот стук опять навеял ему воспоминания.

. . . Ли Мэй уже давно жила в доме своего отца, но Ван еще ни разу не виделся с ней. Когда он заговорил с Туном Чжао об этом, тот ответил неожиданно резко:

- Ты ведешь себя так, будто ты не жених, а уже муж моей дочери! Разве я не говорил тебе, что сначала необходимо выполнить все полагающиеся обряды?

- Какие обряды? - Ван стал догадываться, что за гостеприимство в этом доме придется платить дорогой ценой.

- Всему свое время, - Чжао неожиданно смягчился, ласково потрепал Вана по плечу, - как твои успехи в тренировках?

- Пока не очень, - откровенно признался Ван, - Вэй Чи дается с трудом.

- А! - засмеялся Чжао, - старый Сунь совсем замучил тебя! Всем поначалу трудно. Запомни, чтобы понять правила Вэй Чи, достаточно пяти минут, чтобы научится как следует играть, требуется пять лет!

Тун посмотрел на окружающие горы. Они терялись в глубоких облаках. В воздухе чувствовалась сырость - начинался сезон дождей. Тун поплотнее запахнул свою одежду и пошел по аллее, увлекая за собой Ван Шена. Нагибаясь под влажными ветками глицинии, они вышли к пруду.

- Ты еще молод, у тебя много времени впереди. Не трать его даром. Пока есть возможность обучаться Вэй Чи, используй ее, работай с полной отдачей. Смотри партии мастеров древности, современных чемпионов. Играй как можно больше с разными соперниками, - Чжао прошел по мостику и направился к беседке. Ван следовал за ним.

- Я буду упорно тренироваться, но какой в этом прок? В мире и без меня достаточно мастеров.

- Вэй Чи - это “разговор без помощи слов”, ничто так не помогает раскрыть внутренний мир другого человека, - Тун Чжао посмотрел Вану в глаза, на мгновение их взгляды, казалось, высекли искры, - даже в смертельном поединке твой противник так не раскроет свою истинную сущность, как в этой игре.

Ван выпрямился, устойчиво поставил ноги, глубоко поклонился Туну:

- Прошу Вас сыграть со мной!

- Давно бы так! - откликнулся Тун. - Сыграем сегодня же.

Он повернулся и пошел прочь. Ван не мог видеть, что уголки глаз Туна лучились улыбкой.

Партия с Туном началась глубоко за полночь. В центре павильона горел большой красный фонарь, маленькие вращающиеся светильники дробили пространство зала мелькающими цветными лучами. Доска для игры была ярко освещена чистым белым светом, льющимся непосредственно из-под большого фонаря. Остальное пространство терялось в игре мрака и движущихся цветных лучей. На фонариках были написаны иероглифы, и когда такой луч попадал на плоскую поверхность, цветные надписи скользили по ней, пробуждая какие-то глубокие изначальные ассоциации, воспоминания. Висящие тонкие ширмы и подвески изменяли геометрию окружающего пространства, вызывая ощущение бесконечности маленького зала.

- Как красиво! - не удержался от восхищения Ван.

- Это сделано специально, - отвечал из полумрака старый Сунь, - Вэй Чи является только моделью реального мира, но наши желания и поступки в игре полностью соответствуют нашему поведению в жизни. В этом помещении доска является единственной реальностью, выявляющей внутреннюю сущность соперников, все остальное - иллюзорно.

- Однако, начнем! - Тун Чжао удобно устроился на скамье, укрыл ноги теплым пледом.

Ван привычно поставил в точки-звезды фору из девяти камней.

- Не пойдет! - отрезал Тун. Сегодня сыграем на равных. Пусть нашему общению не будут мешать стереотипы форовой игры.

- Хорошо, учитель! - Ван совершил положенный обычаем поклон. Тун наклонился в ответ.

Ван выпрямился, взял себя в руки. Закрыл глаза, расслабился. Он сейчас так же терялся в бесконечности мрака, как и Тун Чжао, как и старый Сунь. Ван прислушался к шуму дождя, ветру, скрипу деревьев за окном. Он отчетливо различал шуршание веток, шорох срываемых листьев, непрерывную дробь дождя по черепице. Он слышал, как шумела вода, далеко выбрасываемая с изогнутой крыши, как ее струи разбрызгивались, попадая в каменные желоба водостока.

Он понял, что для борьбы с мастером изберет сегодня стратегию воды. Никаких схваток грудь в грудь, никакого открытого противодействия. Уклоняться, растекаться по свободному пространству, проникать в щели обороны. Уступать, уклоняться, чтобы бы не дать себя рассечь и изолировать.

Ван взял камень и поставил его в правый дальний угол - “к сердцу противника”. Камень стоял не слишком низко, не слишком высоко.

Тун быстро поставил белый камень в противоположный угол, в точку-звезду.

Второй ход Ван сделал в “сан-сан” - точку под точкой-звездой. Этот ход в точку с координатами ”три-три” считается низким и оборонительным. Атаковать не входило в намерения Вана.

Учитель Тун занял еще одну точку-звезду. Все четыре угла были заняты, и следующий ход Вана определял дальнейшую стратегию партии. Он применил ход, излюбленный в средневековом Китае: ассиметрично между камнями противника, с возможностью распространения в обе стороны. Сунь, наблюдавший за партией, поначалу радовался за своего ученика. Постепенно его радость стала уменьшаться.

Чжао придерживался простой и надежной стратегии - он четко разделял большие участки земли, огораживая свои владения. В его построениях чувствовалась сила и мощь, камни Вана организовались слабее, они были слишком растянуты.

Ван так и не запомнил, когда партия из чисто интеллектуального русла перешла в поединок воли и сверхсознания. Некоторое время он еще мог контролировать положение на всей доске, видеть каждый камень, его влияние на другие камни и пустоту между ними. Потом он несколько раз ошибся, сознание теряло контроль над реальностью. Он чувствовал себя так, будто пропустил серию ударов по голове во время поединка. Реальность расползалась, дробилась, трещала по швам.

Ван встал, поклонился учителю Туну.

- Прошу извинить!

Он подошел к окну, посмотрел вдаль. Далеко над горами сверкали молнии. Дождь по-прежнему лил почти непрерывным потоком. Ветер клонил и рвал деревья.

Он закрыл глаза, глубоко подышал. Воля взяла верх, интеллект и эмоции постепенно успокоились, объединившись под ее руководством. Ван понял, что даже самая лучшая стратегия обречена на поражение, если твой противник руководствуется стратегией реальности. Реальность первична. Следуя реальности, мастер добивается победы над любой другой стратегией. Ключ сокрыт не в интеллекте, а способности сохранять незамутненность ума.

Ван вернулся к столу, сел и внимательно осмотрел доску. Поражения было уже не избежать.

- Будем спасать то, что можно спасти, - подумал Ван, и сделал очередной ход.

Ван очнулся от воспоминаний. За окнами купе бесилась метель, в щели окна дул противный холодный ветерок. Он расстелил постель и пошел к проводнику договариваться о чае. Гном и Саламандра спали тяжелым сном.

Сато Ешинака вновь пребывал в глубокой и безысходной депрессии. Он несколько дней не выходил из дома, ничего не ел, только курил и пил кофе. Он сидел в середине своей комнаты, на толстом ворсистом ковре, и глядел, глядел на стены.

Стены были увешаны большими листами бумаги с портретами обнаженной Акико. Вот Акико сидит, обхватив руками колени. Голова склонена набок, она смотрит на мир широко открыв глаза, кроткая, как маленькая девочка.

Вот обнаженная, она вытянулась, глядя вперед и вверх, высоко подняв заднюю ногу. Руки над головой, балансировка как у прима-балерины.

Вот она бьет йоко-гери правой ногой. Пальцы ног напряжены, рельефно прорисовываются мускулы тренированного тела. Прическа сбилась набок, волосы растрепались, в глазах озорной задор.

Вот она стоит на коленях, бесстыдно изогнув гибкое тело. Глаза хищно прищурены и напоминают взгляд дикой пантеры.

Сато понимает, что эти рисунки - лучшее из того, что он когда-либо нарисовал. Сато смотрит, и видит, что Акико обязательно будет счастлива, но счастлива с другим человеком. Ешинака курит сигарету за сигаретой.

А с кем будет счастлив он?

Умом он понимает, что продолжать умирать от жалости к самому себе бессмысленно. Можно встать, приготовить поесть, можно позвонить любой из своих знакомых.

- Знакомых много. Личностей - ни одной. Среди всех его подруг только эта маленькая пряная шпионка обладала яркой индивидуальностью. Она очень, очень сильная личность. А Сато Ешинака - пустяк, ничтожество.

Сато понимает, что надо повесить мешок, ударить по нему сотню-другую раз, и все пройдет. Но он не делает этого. Вместо того, чтобы выбить из себя свою слабость, свою тоску, свою жалость к себе, он зажигает от окурка новую сигарету. Так продолжается уже третий день. На исходе третьего дня, когда на город опускаются синие сумерки, Сато неожиданно прекращает убивать себя.

Он идет в угол комнаты, и зажигает лампаду перед темной православной иконой. Он опускается на колени, и долго смотрит на нее. Темный лик на иконе кажется живым в свете огня.

Акико сидит и смотрит, как бьется огонь в печи. Николай ушел на заготовку дров. Акико протягивает к огню маленькие ладони, греется у очага. Наконец-то она снова в безопасности. Она рядом с человеком, на которого вполне можно положиться. Он силен и красив, но не это главное.

Он, - Акико на секунду задумалась, - он порядочный. Акико давно хотела иметь рядом с собой такого человека. В наше время таких не часто встретишь. Забавно, что он русский. То-то родители удивятся.

Акико задумалась, она сидит и улыбается своим мыслям. Она достает из своей маленькой сумочки две упаковки таблеток, и кидает их в огонь. Огонь быстро слизывает с коробочек надпись: “Противозачаточное средство”. Акико смотрит на огонь, сначала улыбается, затем плачет, и снова улыбается сквозь слезы.

… Итосу Киёкадзу проснулся с неприятным ощущением не доведенного до конца дела. Он вылез из постели, потянулся, прислушался к ощущениям в своем теле. Слегка болела стопа, поврежденная в Сингапуре, опять отекло травмированное в Сибири колено, слегка опухли пальцы рук. Голова была ясной, чистой и легкой.

Он несколько раз прогнулся в спине, наклонился, достал ладонями до пола. Потом он медленно сел, осторожно стал разминать больную стопу. Выполняя наклоны, он вспомнил, какое несделанное дело тревожило его душу.

- Мерзавка Акико все еще жива. Давно пора придушить эту сучку!

Итосу перевернулся на живот, сделал десяток медленных отжиманий от пола. Встал, осторожно покрутил больное колено. Сустав болел, но движения сохранились в полном объеме, хруста не было.

Итосу потряс ногой в воздухе, сделал пару махов.

- Найти Акико поможет Сато. Они были любовниками, не могла малышка исчезнуть, не оставив длинноволосому красавчику адрес.

Итосу оделся, выпил быстрорастворимого кофе с сахаром, похрустел печеньем. Накинув пиджак, он поспешил к выходу из квартиры. Проходя мимо зеркала, он минуту вглядывался в свое отражение.

- Да, с таким лицом только играть роли маньяков в дешевых американских фильмах, - посмеялся он.

Действительно, волевое лицо Киёкадзу можно было бы назвать красивым, если бы его не портили глубокие морщины между скулами и ртом. О шраме, который пересекал левую щеку Итосу, в посольстве вообще рассказывали анекдоты и поговорки.

Итосу смотрел на себя, потом взмахом откинул назад волосы, и засмеялся, обнажив крепкие желтые зубы.

- Хорош или не хорош, но преемником Юкигаты все-таки стану я! - Он выскочил из квартиры, хлопнув за собой дверью.

Сато Ешинака закончил молитву, обернулся, провел взглядом по комнате.

- Непорядок, надо прибраться! - он медленно встал с колен, разогнул спину.

Голова слегка кружилась. Он открыл нараспашку окно. Морозный воздух ворвался в комнату, закружил бумаги на столе, зашевелил портреты Акико на стенах. Сато выбросил в мусор окурки и недокуренные сигареты, избавился от стимулирующих таблеток. Он вернулся в комнату, встал, широко расставив ноги.

- Хааах! - Он выполнил несколько ударов руками в воздух, пошло хорошо.

- Кийя! - Ноги тоже хорошо слушались.

Он продолжил ката, на ходу вспоминая каждый последующий прием. Тело с удовольствием вспоминало мощные и наполненные глубокой эстетикой движения. Мышцы разогрелись, дыхание стало глубоким и ровным. Ноги прочно держались на земле, спина вибрировала, как мачта парусника на полном ходу. Движения ускорялись, постепенно превращаясь в единый вихрь защит и ударов. Формальное упражнение уже закончилось, Сато импровизировал, на ходу увязывая между собой серии защит и атак. Сердце разогналось, горячая кровь проникла до самых кончиков пальцев. Сато закончил серию добивающим ударом с колена. Удар пришелся по лежащему на полу мешку. Кулак попал в шов между двумя кусками кожи. Мешок порвался.

- Еще одна дыра! И так всегда. Хорошее ли настроение, плохое - всегда страдает мешок, - он засмеялся, смех сменился кашлем, Сато быстро побежал к раковине.

- Не удивительно, я кажется выкурил годовую норму сигарет, - пробормотал он, выплевывая черную слизь.

Он закрыл окно, залез в холодильник. Пиво и недопитые бутылки с вином тоже проследовали в мусорное ведро. Сато долго копался в пакетах и мешочках с полуфабрикатами, наконец нашел зеленый чай. Чиркнул спичками, поставил на плиту чайник.

- Так, начинаем программу по реанимации секретного агента! Что у нас на очереди? Ну конечно, нужно найти Акико!

Акико прислушалась к ветру, свистящему за окном.

- Ты знаешь, мне иногда становится так тревожно.

- Понимаю, - отвечал Николай.

Он не сказал ей, что сегодня начал ковать меч.

- Нет, это не нормально, когда взрослая девушка мотается по стране, как бродяга! - горячился Святослав Николаевич.

- А что в нашей жизни нормально? В твоей жизни что нормального? - Саламандра изо всех сил старалась не перейти на крик.

- Я людям жизни спасаю, я больных оперирую, это польза!

- А тебе какая от этого польза? Сколько ты получаешь? А сказать тебе, кого ты на ноги ставишь? Бандитов, воров и бюрократов!

- Если так рассуждать, то мы сейчас схватим автоматы и все друг друга перестреляем! В жизни надо видеть позитивное!

- В моей жизни много позитивного.

- Не думаю, голубушка. Тот образ жизни, который ты ведешь - это, извини, безделье и блядство! Моя дочь мотается по стране с бог весть какими мужиками, буквально ходит по рукам!

- Ну это ты, папа, перегнул! - Саламандра схватила отца за рубашку и притянула к себе, - Ты хирург, ты по глазам читаешь! Ну-ка посмотри, прав ты или нет!

Отец сурово взглянул в ее глаза, прижался лбом к ее лбу.

- Ладно, Соня, я к счастью, не прав. Прости меня. Мы с матерью волнуемся, места себе не находим. Сколько так можно? Остепенись. Кончай бродяжничать.

- Я не бродяжничаю, я путешествую.

- Опять ты за свое. Ладно, поговорим позднее.

Отец собирался на работу, повязал галстук, вытащил из холодильника пакет с едой на дежурство.

- Папа, со мной приехал друг, он иностранец. Можно он пока поживет у нас?

- Поговори с мамой, она к обеду придет. Ну, пока!

- Папа, ты прелесть! - Саламандра чмокнула его в щеку, - прости уж меня, неразумную.

Она быстро отвернулась, чтобы отец не заметил ее слез.

Ван жил в Петербурге уже неделю. Город покорил его сердце. Такого невозможного сочетания красоты и суровости жизненных условий он еще не встречал. Любой человек, мало-мальски разбирающийся в Фэн Шуй, сказал бы, что строить в этом месте город было нельзя. Ветер и вода несли в себе губительную энергию холода и разрушения. Наводнения, штормовые ветра, болотная лихорадка делали все, чтобы погубить людей, заставить их уйти из этого места.

Но город жил. Каких усилий, какого напряжения воли, сколько жизней это стоило его строителям, Ван не мог себе даже представить. И люди сумели подчинить пространство, реку, болота, увязать это в единую композицию, наполнить красотой и гармонией. Помочь им в этом мог только камень.

Каменные стены домов разрезали пространство города ровными прямоугольниками улиц и проспектов, каменные набережные охватили воду, заключили ее в постоянные русла, а внутри каждого квартала пространство было скручено и замкнуто в изолированные каменные колодцы дворов.

Жизнь вне домов, замкнутых помещений в этом городе изначально была невозможна. В городе не было ни одного места, где человек смог бы смело лечь на землю и отдохнуть, сливаясь с природой. Но из болотистой почвы поднялись громады дворцов, и в их бесконечных залах и переходах родился особый, неповторимый даже в России, стиль жизни.

Этот город изначально жил не благодаря, а вопреки. Его жизнь всегда была криком, песней, стоном. Казалось, что за город бились друг с другом смерть и красота. Ван ясно видел это в планировке улиц и площадей, приверженности горожан классической и строгой манере одеваться, особому складу характера этих людей.

Казалось, что жители Северной столицы живут под вечным прицелом: не то врага, не то холодного убийственного ветра. Ван подозревал, что у этих людей есть свой секрет противостояния силам смерти и зла.

Ван целый день гулял по городу, страшно устал, и теперь отдыхал в доме Саламандры. Веселье было в самом разгаре. Помещение было очень большим и теплым, но громоздкая старинная мебель сужала свободное пространство, заставляя гостей теснее жаться друг к другу. Несколько молодых людей в костюмах и галстуках раздавали фужеры, открывали вино.

Девушка в черном в обтяжку свитере играла на гитаре и пела. Молодой человек в круглых очках и с анархической бородкой, поддерживал ее на губной гармошке. Девушки в длинных платьях шушукались в уголке.

Гном сидел на деревянном табурете и жаловался Саламандре:

- Понимаешь, сначала я начал каждый день чистить зубы и мыться. Потом я стал дома убираться! - он отхлебнул из стакана горячий чай и шепотом продолжил:

- Наверно я схожу с ума. Понимаешь, иногда я просыпаюсь ночью, и мне хочется идти чистить нужники! Они мне снятся, они постоянно стоят передо мной - деревянные, каменные. Я вижу их даже закрыв глаза - грязные немытые отверстия - один, два - тысячи и тысячи нужников.

Саламандра не удержалась, прыснула со смеху и облилась горячим чаем. Она хохотала до слез. Гном вытащил из кармана платок, стряхнул с нее капли:

- Умоляю, никому не рассказывай. Кроме того, мне часто хочется маршировать, я что, болен?

Ван похлопал Гнома по плечу и протянул ему рюмку с Крымским портвейном. Гном отрицательно закачал было головой, но Ван улыбнулся и попросил:

- Ничего, сегодня можно, в честь праздника. Я разрешаю.

Гном поставил на стол стакан с чаем и принял от Вана вино.

- Господа! Сегодня, в этот замечательный день, я предлагаю поднять первый тост за страну, в которой мы родились, за великую и славную Россию!

Народ, хорошо знающий Гнома, слегка офигел.

- Гена похоже пьян? - удивилась подруга Саламандры.

- Господа! - продолжил Гном, - Я так же предлагаю Вам выпить за наши славные воинские традиции, за непобедимость русского оружия!

- В Афгане уже прославились - дальше некуда! - раздалось из-за стола.

- Не в силе Бог, а в правде! - продолжил Гном. - Господа, сегодня я заявляю Вам, что прекращаю уклоняться от призыва и собираюсь на службу Родине! И коли подниму оружие за дело неправое, то за девять грамм не обижусь. А коли выпадет защищать вас всех, и в особенности наших прекрасных дам - жалеть врага не буду!

Гном выпил стоя, и расхрабрившись, поцеловал Саламандру.

Ван, отвернувшись лицом к стене, спросил:

- Оранжево-Красный, хочешь слегка повоевать?

- Да хоть сейчас! Хорошо бы ту бомбу взорвать!

- Нет, пожалуй ты не подойдешь. Остынь слегка.

Ван покопался по биополю, вызвал дух старого наемника-варяга, подобранного им в окрестностях Тепе-Кермена.

- Здравствуй, Торин! Повоевать хочешь?

- Это смотря за что. Надоело мне зря кровь проливать.

- Побудь пару лет с моим другом, последи, как ты тогда говорил? А, чтоб не лез на рожон!

Торин выбрался из своей Валгаллы, заговорил низким хриплым голосом, обращаясь только к одному Вану:

- Хорошо, я согласен. Присмотрю на первых порах за мальчишкой. Но через пару лет, извини, я вновь захочу отдохнуть.

- Большего не требуется. Кстати, передай Курту Вернике, что он свободен. Пусть возвращается в Фатерлянд. Кажется, один из присутствующих здесь гостей собирается через пару месяцев в Германию.

Саламандра затрясла Вана за плечо.

- Ваня, очнись! Опять замедитировал. Представляешь, Гена собирается в Армию!

- Да? Тогда я должен выпить с ним.

Ван налил две рюмки вина, поднес одну Гному.

- Выпьем по-нашему.

Они взялись за рюмки двумя руками, держа их на уровне сердца, поклонились, подняли до лба.

- Будь здоров!

- Кампей!

Они выпили, поставили рюмки. Паренек с губной гармошкой заиграл “Августина”. Все засмеялись.

Гном вырямился, оттер рукой несуществующие усы, и провозгласил:

- Веселие Руси есть питие!

Ван окончательно пригрелся и стал подремывать в глубоком старинном кресле.

Сато закончил уборку в комнате, прибрался на кухне. Ему нужно было поесть, но обедать в одиночестве не хотелось. Сато взял печенье и коробку шоколадных конфет. Закрыв за собой дверь, он отправился к Ян Гуйсян.

Сато не был частым гостем в китайской общине, и компания, собравшаяся на теплой кухне, с удивлением посмотрела на него.

Не обращая внимания на удивленные взгляды, Сато прошел к столу, положил печенье и конфеты. Она табуретка была свободна, и он сел на нее.

Красавица Ян подала гостю чашку не лучше и не хуже, чем остальным, налила чаю. Сато согрел руки, осмотрел присутствующих. Среди собравшихся сидел очкастый Сунь Цзинь - глава студенческого землячества.

- Нимен Хао! - поприветствовал собравшихся Ешинака.

- Привет! - отвечал по-русски Сунь Цзинь, - как дела?

- Плохи дела, - признался Сато. Домой хочу уехать.

- У нас тоже плохо. Одна вещь пропала, до сих пор никто найти не может, - Сунь в упор посмотрел на Ешинаку.

- Значит, не там ищут! - ответил Сато.

- Да если бы знать, где искать. Россия велика.

- Китай тоже велик.

- Ты был в Китае?

Сунь потянулся к шоколадным конфетам, посмотрел на реакцию японца, - можно?

- Конечно, угощайтесь! - Ешинака разорвал обертку печенья, - В Китае я пока не был.

- Вы хотели бы посетить Китай? - поинтересовалась Гуйсян.

- Я бы с удовольствием провел лет пять в Китае, - признался Сато.

- Вас, японцев вечно тянет в Китай, - резко высказался один из присутствующих. - Еще ваш Хидейоси хотел нас завоевать!

Все с интересом ждали реакции японца.

- Тоётоми Хидейоси был безумцем в последние годы своей жизни. - Реакция Сато была очень спокойной.

- А вторая мировая война, а бомбардировки Шанхая?

Этот вопрос был более резким. Все знали, что японское правительство еще не принесло официальных извинений.

- Мы осудили милитаризм, - просто сказал Ешинака. - Япония тоже сильно пострадала в той войне.

- Пожалуйста, кушайте и Вы! - красавица Ян подвинула к Ешинаке конфеты, поведя бровью в сторону спорщиков, давая понять, что непочтительно ссориться с гостем.

Сато с благодарностью взял конфету.

- А что Вы хотите посмотреть в Китае? - сменил тему один из студентов.

- Не знаю определенно. Просто хочется пожить рядом с людьми, рисовать, общаться. Может быть, посидеть в ресторане.

- Вы много рисуете? - поинтересовалась Гуйсян.

- Да, сейчас я заканчиваю книгу с рисунками.

- Знаю, комиксы, - заговорил Сунь Цзинь, - у нас в Китае они не так популярны, как в Японии.

- Комиксы бывают разные. Последний мой комикс рассказывает о истории одной старинной книги. Хотите посмотреть?

- С удовольствием! - быстро откликнулся Сунь Цзинь.

- На днях я передам книгу в печать. Через пару недель первые экземпляры будут доставлены из Японии, - пообещал Сато, и вновь принялся за печенье.

Ян подлила ему вторую чашку чаю.

Сунь Цзинь церемонно попрощался, и опрометью бросился искать Ли Шена. Тот, как назло несколько дней не ночевал дома.

Сато Ешинака до самого вечера сидел у молодой Ян, беседуя с ее многочисленными гостями.

Когда он вернулся к себе, его уже ждал Итосу Киёкадзу.

- Добрый вечер, Итосу-сан!

- Привет, Ешинака, - нехорошо усмехнулся Киёкадзу.

Скорый поезд летел из Петербурга в Москву. Последние из пятерки друзей сидели в темном купе.

- А что будет потом?

Ван сидел на нижней полке у окна, поджав под себя ноги.

- Не знаю. Жизнь покажет.

- А если книга не найдется?

- Найдется. Это предопределено.

- А что будет со мной?

Ван задумался, посмотрел на сидящую напротив него Саламандру. Ее лицо слегка светилось во мраке.

Ван потянулся, покрутил спиной, неожиданно засмеялся.

- Не волнуйся, Сонечка, с тобой все будет хорошо.

Соня и сама знала, что с ней все будет хорошо, но она хотела получить от Вана подтверждение.

Сато и Итосу вошли в комнату.

- Садись, - предложил Ешинака.

Итосу сел.

- Чай, кофе?

- Чай. Если можно, черный с сахаром. Очень холодный день.

Сато пошел на кухню, завозился с чайником. Черного чая, как назло не было. Он метнулся было в комнату, чтобы сказать об этом Итосу, но перед самой дверью неожиданно остановился. Знакомое ощущение чужого присутствия и опасности отбросило его назад.

Он осторожно прислушался. Из комнаты не доносилось ни звука.

Сато неслышно вернулся на кухню, бесшумно открыл крышку чайника, намочил полотенце. Стараясь топать погромче, пошел к двери, и не входя в комнату, кинул мокрое полотенце за угол.

Раздался громкий треск, и Итосу рухнул на пол с разрядником в руках.

- Старина Киёкадзу внешне никак не отреагировал на то, что у меня висят портреты Акико в полный рост. Значит, он пришел именно за ней. Когда он очнется, то все равно продолжит поиски. Судя по модели разрядника, он вполне может ее убить. Да он и не скрывал никогда своей неприязни к Акико-сан.

А что если? - Сато искренне удивился своей догадке.

- Он ее любит и ненавидит одновременно. Тяжелый случай. Может убить!

Надо срочно найти и предупредить Акико-сан! Напряжем извилины!

Сато достал и расстелил на полу большую карту Москвы.

Ну конечно же. Акико поступила так, как и он бы сам поступил на ее месте. Она наверняка вскочила на поезд!

Сато свернул карту и выбежал на улицу. Итосу медленно зашевелился.

Узнав, как Николай решил использовать булат, Александр Иванович только вздохнул.

Меч получился на славу. Александр Иванович руническим письмом выгравировал на клинке слова молитвы, довел до зеркального блеска холодную сталь. Последним делом была закалка клинка.

Опуская в воду горячий клинок, Алесандр Збруев глубоко вдохнул воздух в могучую грудь, и громко произнес:

- Ныне кладу на меч заклятье. Да не изопьет он крови христианской!

Раздалось громкое шипение, из бочки повалил горячий пар.

Закончив с клинком, мастер тщательно украсил рукоять.

Ван вновь сидел и смотрел в чужое небо из чужого окна. Что касается звезд, то их не было видно совсем, но Вана это абсолютно не смущало. За окном давно было темно, под потолком купе тускло светила лампочка, и всматриваясь вдаль, Ван, в сущности видел только самого себя.

Так же он смотрел вдаль, когда жил в доме своего второго учителя Туна, и ждал начала первого урока.

В тот день Тун пришел к нему поздно вечером. Ван сидел и смотрел в темное окно. Несколько фонарей освещали мокрый двор, качающиеся под порывистым ветром деревья.

- Пошли, - предложил Тун Чжао, и они направились в главный дом, где было достаточно места для тренировок.

- Для начала слегка разомнемся! - Чжао начал не спеша раскручивать поясницу.

Ван быстро разогрел мышцы, потряс руками.

- Я готов.

- В этот час сознание особенно утончается, оно способно отделиться от тела, и улететь далеко, как птица, - Тун потянулся и встал к Вану лицом. - Пожалуй, начнем!

Ван и сам чувствовал, что его душа понемногу выходит из тела, заполняя собой маленький зал, растворяясь в шорохах и скрипах большого старого дома, впитывая тусклый свет фонарей на дворе. Он чувствовал, как ветер качает и гнет деревья, уносит с собой увядшие листья, капли дождя и смешанные с туманом частицы его души.

Вдох, выдох, вдох, пауза, резкий выдох. Ван вернулся в себя, собрался, сконцентрировал воедино свою душу и тело. Сознание стало чистым и кристально прозрачным, но - ограниченным предполагаемым пространством поединка. Шум ветра утих.

Ван поклонился и медленно пошел навстречу наставнику. Тот поднял руки с открытыми ладонями. Ван понял, что пройти через эти руки он не сможет. Но жизнь научила его никогда не сдаваться. Он начал самую быструю атаку, на какую был способен - “ласточка пробует воду”.

Тун мягко принял его руки на свои, отступил, не теряя контакта. Ван слегка провалился, перенес вес назад, чтобы вернуть равновесие. В одном дыхании с ним Тун легко послал его обратно. Ван полетел, как настоящая ласточка.

Еще несколько раз Ван атаковал, и каждый раз ему казалось, что он попадает в мягкий упругий шар. Наставник Тун легко управлял его силой, лишая точки опоры, и Вану постоянно казалось, что земля выскальзывает у него из-под ног.

- Благодарю, учитель, - Ван поклонился, - смиренно ожидаю Ваших разъяснений.

- Какие еще разъяснения? Ты пришел заниматься, или ушами хлопать? Ставь руки, продолжим!

Тун, казалось, мог заниматься всю ночь. Он практически не уставал, и выглядел свежим. Ван, наоборот, выбивался из сил. Ему опять не хватало целостного восприятия. Он мог концентрироваться только на одном элементе боя, Тун легко контролировал все.

Ван успокоился и попробовал найти равновесие в непрерывном взаимодействии.

Не получалось. Он вновь и вновь терял точку опоры. Мастер то отталкивал его, то неожиданно проводил вперед, то поднимал, то ронял вниз. Ван то стоял слишком широко, то слишком узко, руки то оказывались прижатыми к груди, то вытянуты слишком далеко. Мастер то брал его вытянутые руки на болевой прием, то прижимал к туловищу, и толкал ладонью в лоб.

Уморив Вана окончательно, Тун произнес:

- Однажды сороконожка шла по лесной дороге. Навстречу ей попался муравей. Он спросил ее: “Как ты умудряешься разглядывать дорогу и одновременно правильно ставить все свои сорок ног?” Сороконожка задумалась и упала.

Тун еще немного покидал Вана из стороны в сторону.

- И долго ты будешь цепляться за ноги своим умом?

У Вана как повязка слетела с глаз. Он освободился от сковывающего контроля ума. Его руки и ноги потеряли для него свое телесное рычажное воплощение. Теперь он ощущал их как концентрированную энергию.

Сразу исчезли проблемы с передвижением. Он не ощущал, как его ноги находят точки опоры. Ему казалась, что он по грудь находится в воде, что он парит, не касаясь земли ногами.

Теперь он мог противостоять волнам энергии, которые исходили от мастера. Еще около часа они боролись почти на равных, играя волнами гибкой силы.

- Достаточно! - произнес наконец голос наставника.

Ван с удивлением разглядывал свои руки. Он с трудом вновь привыкал, что они имеют жесткую форму. Тун указал ему на панно, украшающее одну из стен зала:

- Вот дракон. Все его тело состоит из изгибов, колец, и закруглений. Это говорит о том, что он в совершенстве владеет внутренней энергией. Говорят, что когда мастера прошлого входили в образ дракона, они теряли свою телесную структуру, превращаясь в вихрь, иногда они даже становились невидимыми…

Так, в ежедневных занятиях, летели недели. Тун уже счел Вана достаточно подготовленным, и несколько раз отправлял его со своими людьми на задания.

Они разгромили две подпольные нарколаборатории, сожгли мак, собранный помимо санкции Туна. Несколько раз они просто урезонивали в деревне разбушевавшихся жителей, их приглашали решать конфликты между соседями. Однажды они передали в руки местного правосудия заезжих бандитов из Шанхая. В тот раз они впятером без выстрела повязали банду из восьми человек.

В один из дней Тун обедал с Ваном в маленькой деревенской чайной. Они заказали лапши, креветок, и салаты под острым соусом. Тун начал:

- Посмотри, как мало ест обычный китайский крестьянин по сравнению с любым западным человеком. Для нашей страны неприемлемы никакие западные стандарты богатства и бедности.

- Почему?

- Уже со времен династии Хань, в Китае было ровно столько жителей, сколько могло прокормится на этих полях. С тех самых пор мы постоянно балансируем на самом пределе. Все излишки конфискуются государством для создания стратегического запаса. Ресурсов для накопления у крестьян нет.

Они могут существовать только как единая организация - как муравьи или пчелы. Только коллективными усилиями можно поддерживать разветвленную систему ирригации - водохранилища, каналы и дамбы. Упорядоченность - основная черта нашей нации. На рисовых полях возможен только коллективный труд. Все революции и войны приводили к массовой гибели людей от голода, а не от оружия врагов. Поэтому в Китае так не любят перемен.

- Интересно, как наши предки в таких условиях могли бороться с другими народами!

Тун подцепил палочками немного лапши, запил бульоном через край чашки.

- Эта борьба продолжается до сих пор. У нас два основных противника.

Запад молод, он горд, и склонен переоценивать свои силы. Самый древний и опасный противник - это Великая степь.

Много веков на бескрайних равнинах население росло в геометрической прогрессии. Его рост был бы бесконечным, если бы жители не истощали пастбища и охотничьи угодья.

Степь регулировала свое население в бесконечных междоусобных войнах. Кровь влекла за собой другую кровь, месть передавалась от отца к сыну. Беда приходила, когда степняки объединялись под властью одного хана. За десять мирных лет его войско вырастало в сотню, тысячу раз. Степь начинала выдавливать из себя огромные орды жадных до добычи кочевников. Те, кто видел это, иногда сходили с ума. Человеческая река могла течь мимо наблюдателя три, четыре дня… Варвары, как саранча, устремлялись на Юг - в богатое Срединное Государство.

Ван с удовольствием ел салат под острым и пряным соусом.

- Как же можно было им противостоять?

Тун ел без особого аппетита, задумчиво смотря на окружающих его крестьян. Народ толпился вокруг, грозя отдавить им ноги. Официанты с трудом пробивались сквозь толчею, грозя ошпарить сидящих за столиками людей. Толчея здесь была обычной. Никто не считал, что народу много.

Тун обсосал креветку, подхватил кусочек салата, медленно прожевал:

- Было три основных тактики:

Первая - при наличии богатого урожая и денежных ресурсов - заплатить выкуп и ждать, пока умрет главный хан. Тогда его наследники передерутся между собой, а мы организуем поход и отнимем ранее отданное.

Второй вариант - силовой. При наличии крепостей, стен, и хорошего войска - не пускать кочевников. Найти среди подданных хана его потенциального соперника. Богатыми дарами возбудить в нем алчность и стремление к власти. Затем поддержать его деньгами и оружием. Далее - как в первом варианте.

- А третий план?

- Это на самый крайний случай. При подавляющем превосходстве противника - отдать ему все. Поселить хана во дворце, объявить императором. Устраивать пиры, приводить самых красивых женщин. Всем воинам хана обеспечить роскошь, постоянно поить вином.

Тогда они не тронут ирригационные сооружения. Крестьяне будут жить. Впроголодь, но выживут.

Второе поколение захватчиков будет слабее своих отцов. Для них будут разработаны церемонии, так, чтобы они одеться не могли без посторонней помощи. Третье поколение забудет родной язык, будет думать и говорить по-китайски. Они забудут свою старую военную организацию, окончательно порвут со Степью. Тогда совершается дворцовый переворот - и на престоле вновь китайская династия.

- Да, хорошо, что Великой степи сейчас нет, - задумчиво произнес Ван.

Тун с удивлением посмотрел на него:

- Ты так думаешь? А что, по твоему Средняя Азия, страны Ислама? Если мусульманский мир когда-либо объединится, народы застонут под его пятой!

- Учитель, я и не думаю о таких далеких перспективах!

Тун очень своеобразно ел креветки. Сначала он съедал глаза, затем икру, и только потом все остальное. Он очистил так пять или шесть штук, а потом вновь обратился к Вану:

- Не думаешь? А надо бы!

Ван очнулся от воспоминаний. Саламандра по-прежнему спала. Поезд приехал в Бологое. В вагоне началось движение, кто-то садился, кто-то выходил. Ван сходил за кипятком и заварил еще чаю. Он пил чай из стакана с традиционным железнодорожным подстаканником, и вновь вспоминал свой старый разговор с Туном.

- А как же страны Запада? Пока арабы объединятся, они так разовьют технологию, что смогут их всех на Луну отправить!

- Технология дает многое, но не гарантирует победы. Сто лет назад Китай был отсталой феодальной страной. Американцы и англичане обгоняли нас на двести лет. Наши копейщики и лучники с ужасом смотрели на их пушки и пароходы. Тогда никто и думать не мог, что мы когда-нибудь догоним европейцев.

С 1839 года англичане начали нелегальный ввоз опиума в нашу страну. Правительство было бессильно. В 1860 году иностранные войска вошли в Пекин. Императорская семья предала свой народ. Англичане добились права беспошлинно продавать опиум, и завалили Китай этим товаром.

Опиум курили все - министры, сам император, солдаты, крестьяне, от стариков до малых детей. Мы ослабели. Один иностранный солдат был сильнее, чем сорок китайцев. Они требовали за опиум только серебро, и деньги рекой утекали из Китая. При таких условиях иностранцы контролировали всю нашу торговлю, смело вмешивались в политику Пекинского двора.

- Но они давали нам займы, вкладывали деньги в промышленность!

Тун удивленно посмотрел на Вана.

- Я вижу, кое-что ты все-таки знаешь! Тогда послушай и это.

Иностранцы развивали только добывающие отрасли промышленности, мы были сырьевым придатком мировой экономики. И вот итог:

С 1894 по 1937 годы они вложили в экономику Китая 1736 миллионов долларов. За этот же период они вывезли из страны 3438 миллионов!

Прямые займы правительству составили за этот период 701 миллион долларов, а правительство выплатило по долгам 1429 миллионов! Да мы еще и остались должны.

Они думали, что эта ситуация продлится века.

- А на самом деле? - Ван был очень заинтересован.

- Уже через десять лет после второй опиумной войны тайные общества контролировали половину территории Китая. В 1894 году Сунь Ятсен организовал партию Синчжунхой. Через шестнадцать лет произошла Синьхайская революция. В 1911 году Сунь Ятсен стал президентом. В 1912 году он создал Гоминдан - партию народа.

Однако проамериканские силы заставили его уйти с поста президента, и страной стал править Юань Ши-кай. Это был очень сильный человек. Все боялись его, он крепко держал страну в своем кулаке. Но его экономическая политика диктовалась из-за океана.

Тун усмехнулся:

- Как правильно сказал об этом председатель Мао, “при нем разграбление страны продолжилось с новой силой”. В 1916 году Юань Ши-кай умер. Это была большая беда.

Тун отложил палочки в сторону, и взял в руки чашку с крышечкой. Чай был слишком горяч. Тун держал чашку в руках и продолжал:

- Страна оказалась раздробленной между армиями воюющих друг с другом милитаристов. Все губернаторы и генералы хотели власти. Все воевали против всех. В стране начался настоящий кошмар. На глазах одного поколения полностью погибла древняя культура. Были уничтожены тысячи монастырей, дворцы… Погибли целые направления искусства - литература, опера, театр. Начался голод. Японцы захватили Корею, Манчжурию и Тайвань. Миллионы беженцев заполнили портовые города…

В июле 1921 образовалась компартия Китая. Некоторое время она была в союзе с гоминданом. Но в апреле 1927 года Чан Кай-ши совершил новый переворот. Он утвердил диктатуру “четырех семей” - все деньги в стране прибрали семьи Чан Кай-ши, Сун Цзы-вэнь, Кун Сян-си, и братьев Чэнь. Коммунисты и тайные общества оказались в меньшинстве. Американцы продолжали выкачивать деньги из страны.

В 1937 году Гоминдан и коммунисты объединились в единый антияпонский фронт. Но с 1939 по 43 год Чан Кай-ши трижды проводил операции против коммунистов и Народно-освободительной армии. Свои стреляли в своих, а японцы бомбили мирные города. Если бы не Россия, войне не было бы конца.

После разгрома Японии американцы под завязку накачали войска Чан Кай-ши оружием и техникой. Милитаристы всех провинций объединились против Мао и компартии. Но всего за три года коммунисты выкинули их из Китая. Чан Кай-ши сумел закрепиться на Тайване, и этим закончилась борьба технократичного Запада с отсталым Китаем.

А теперь мы запускаем спутники и имеем ядерное оружие. Если мы захотим, то засыплем бесплатным опиумом всю Америку. И в чем теперь их превосходство?

- Говорят, председатель Мао был плохим военным, - осторожно начал Ван.

Чжао Тун отложил свой чай, подошел к клетке с канарейками, покормил птиц, и вернулся за свой столик. Крестьяне уважительно давали ему дорогу.

- Кто так говорит, тот ничего не понимает в Китае! - провозгласил он. - Знаешь ли ты, что было главным оружием китайской армии в те годы?

- Наверно, винтовки, - Ван попытался вспомнить рассказы У Чжоу.

- Главным оружием китайской армии была мотыга! Как по-твоему, могли существовать многомиллионные армии на разоренной войной земле? Только постоянно занимаясь самообеспечением. Мао много заботился о крестьянах, ортодоксальные коммунисты ненавидели его за это, упрекали в мелкобуржуазном уклоне.

Зато крестьяне были готовы умереть за него. Он дал людям землю! Был такой лозунг - “Каждому пахарю - свое поле!”. Когда в 1934 году Центральная Революционная База оказалась в полном окружении, он до последнего сидел на земле. Он дождался октября, и только тогда стал прорываться из замкнутого кольца.

Да, Великий Северо-Западный поход был просто величайшим в мировой истории драпом вдоль всей Великой Стены! Да, противник имел великолепное снабжение оружием от американцев. Но снаряды нельзя есть!

Мао не был военным стратегом в западном смысле этого слова. Запад стремится к победе, его основное оружие - удар. Мао использовал нашу древнюю стратегию, основанную не на ударе. Он атаковал только при благоприятных условиях. Если таких условий не было, он активно их создавал.

- Каким образом, учитель?

- Например, показывал пленным, как крестьяне трудятся на своей земле, как им помогают бойцы и командиры Красной Армии. Потом давал пленным деньги, и отпускал. В таких случаях через месяц к нему переходило в сто раз больше людей, чем он отпустил вначале.

Мао мог получить от Советского Союза и технику, и военных советников. Он мудро избегал черезмерной помощи северного соседа. Он остался независимым национальным лидером. И именно во время Великого Северо-Западного похода он стал руководителем партии. В самый тяжелый час именно он стал вождем.

“Кто примет на себя унижение Поднебесной, тот станет императором”. Знаешь, кто это сказал?

- К сожалению, я впервые слышу эти слова, - признался Ван.

- Это сказал Лао Цзы, такие вещи надо знать.

Чжао поднял руку, привлекая внимание официанта. Тот мгновенно просочился к ним сквозь толпу, и начал убирать со стола. Тун продолжил:

- Гоминдановские войска заняли землю, и отдали ее помещикам. Что в итоге: они остались без войска! Все крестьяне все равно перешли к Мао. Не имея оружия, не вступая в рискованные сражения, он получил весь Китай.

- А во время войны с Японией?

- У всех на слуху великие сражения, вроде битвы “Ста Полков”. А на деле японцы больше занимались строительством дорог, чтобы обеспечить свои растянутые тылы. Мао спокойно отступал, выжидал, когда командиры противника “затаскают толстых до худобы, а худых до смерти”. Мао любил заманивать врага в ловушки, “в покое ожидать утомленного противника”.

Ван смеялся вместе с ним.

- Завтра у тебя будет тяжелый день. Давай, выпьем вина, - предложил Тун.

Поезд уже подходил к Вышнему Волочку, когда Ван завалился спать.

В эту ночь Блинов вновь кричал.

Акико еле успела отодвинуться, когда он начал метаться и заорал:

- Прыгай, Сашка, прыгай!

Прыгай, взорвутся баки!

Акико накинула ему на руки одеяло, и стала будить. Взгляд Николая был страшен.

- Что это было, Коля? Опять снился Афган?

- Да, - медленно проговорил Блинов. - Опять снится, будь он проклят. Опять Сашка в вертолете горит.

Блинов сел и посмотрел в маленькое оконце.

В лунном свете Акико видела его спину, косой шрам, идущий от груди до лопатки.

- Чую, будет что-то. Неспроста Сашка мне снится, хочет он мне что-то сказать, - медленно проговорил Блинов.

Акико плачет, уткнувшись лицом в подушку.

Сато медленно шел по замерзшему лесу. У него не было никаких гарантий, что обнаруженные им следы принадлежали Акико.

Было замечательное февральское утро, солнце уже поднялось над лесом, его лучи даже давали немного тела. Снег искрился, заставляя щурить глаза, белые стволы берез божественно смотрелись на фоне синевы небес. Сато петлял по наполовину занесенным снегом следам. Когда он обнаружил место, где стояла палатка, он понял, что идет правильно. На снегу валялся недоеденный пакетик с лапшой. В глаза бросались и другие пакетики, густо испещренные рекламой японских фирм.

- Чистоплотная Акико не могла оставить мусор. Видимо, с ней что-то случилось! - подумал он.

Спустя двадцать минут такой же вывод сделал на этом месте Итосу Киёкадзу.

За час до появления Сато, Акико почувствовала, что игра подходит к концу.

- Меня ищут из-за этого! - она показала книгу Николаю.

- Отдашь?

- Если отдам одним, обидятся другие. Меня накажут, - сказала Акико как можно более спокойно.

- И что делать?

- Сожгу.

- Жаль, редкая вещь, - промолвил Николай.

Через двадцать минут в дверь постучался Ешинака.

- Заходи, браток, - Николай нисколько не был удивлен.

Акико сидела за столом, напряженно выпрямив спину.

- Здравствуйте, Сато-сан!

- Рад тебя видеть, - бросил Ешинака, косясь на огромного кузнеца.

- Это мой муж, Николай.

- Рад познакомится, - мужчины пожали друг другу руки.

- Ты знаешь, Акико, мне даже смешно. Ты нашла самое крупное животное в окрестных лесах, - пошутил Ешинака.

- Я с ним не из-за его размеров, - спокойно отпарировала Акико. - Это как раз человек. Мы любим друг друга.

Николай внимательно смотрел на японца, приблизительно представляя себе, о чем идет речь. Сато посмотрел на него в упор:

- У этой груды мышц есть интеллект? Не поверю никогда.

Николай не дал Акико времени ответить:

- Ты с чем пришел, браток? Отвечай по-русски, пока я с тобой добром разговариваю.

Сато чувствовал, что ведет себя глупо, но уже не мог ничего с собой поделать.

- Акико-сан была моей хорошей знакомой. Я и теперь еще люблю ее. Ты ей нравишься больше - ради бога. Но ей грозит опасность. Тебе ее не защитить.

Николай хмуро смотрел на наглеца.

- Тебя убить сейчас, или уйдешь по-хорошему?

Ёшинака был дьявольски хладнокровен. Он спокойно залез в свой рюкзачок, вытащил термос. Плеснув в кружечку остатки чая, он не торопясь сделал несколько глотков.

- Акико, что с ним делать? - поинтересовался Блинов.

Та сидела, изо всех сил стараясь не впасть в истерику. Акико не хотела, чтобы Николай видел ее в гневе. Она старалась быть спокойной, но ее ноздри стали понемножку раздуваться, а глаза приобрели угрожающее выражение.

Знавший это выражение Ешинака отложил кружку и попятился.

В этот момент снаружи раздался громкий хриплый голос Итосу Киёкадзу.

- Акико! Я знаю, ты здесь! Выходи, маленькая дрянь!

- Ну вот, началось, - подумала Акико.

Когда из избушки вышел богатырь с обнаженным мечом в руках, Итосу аж замлел от удовольствия. Такого возбуждения он не испытывал даже тогда, когда дрался против восьмерых китайцев в трущобах Гонконга. Витязь с мечом был прекрасен. Убить такого богатыря было бы для Итосу величайшей радостью.

Он быстро извлек из рюкзака двойку серпов - кама. Правый серп был больше левого, размером почти с ракетку для большого тенниса. Рукоятка была тщательно обвязана кожаным ремнем, на ее конце болталась цепь. Итосу сделал глубокий вдох, зашипел и стал раскручивать ее.

Николай осторожно пошел к азиату.

- Это убийца, на морде написано, - подумал он, - эх, жаль - меч не заточен!

Он подошел к Итосу. Тот заходил сбоку, стараясь использовать солнце.

- Коля, берегись! - Акико и Сато тоже выскочили из избушки.

Воспользовавшись моментом, Итосу хлестнул цепью по клинку. Рывок - и Николай остался с голыми руками.

Итосу разочарованно покачал головой. Поединка не получилось.

- Уходи, ты разочоровал меня, - процедил он. - Мне нужна только девчонка.

Николай не собирался отступать.

- Не зли меня, потом пожалеешь! - угрожающе предостерег он.

Итосу оглянулся назад, его руки опустились, затем он вновь повернулся лицом к Николаю. Его правая рука свободно двигалась по широкой дуге, которая закончилась на груди русского гиганта. За правой рукой шла левая.

Он всадил серпы крест-накрест - в правое и левое надплечья.

Русский не падал. Его ладони легли на рукоятки торчащих справа и слева от шеи серпов.

Акико окаменела. Ешинака рванулся вперед.

Итосу дважды рванул серпы на себя - русский держал. Итосу отпустил рукоятки и в прыжке ударил русского обоими ногами. Тот завалился. Прямо. Медленно. Молча.

Акико широко открыла глаза…

Итосу кувырком прыгнул к мечу, подобрал его и рубанул налетающего Ешинаку по ногам. Тот перепрыгнул, сделав кульбит, бросился сзади. Итосу отмахнул бывшего товарища ногой - удар с разворотом. Тот забежал и встал между ним и Акико.

- Второй! - ухмыльнулся Итосу и предупредил безоружного Ешинаку:

- Может, уйдешь!

Тот молча покачал головой, встал правым плечом вперед с опущенными руками.

Акико пошатнулась…

Итосу цокнул языком, скривил лицо.

- Ну, как хочешь!

Он с криком рванулся вперед, направив острие меча в живот Сато. Выпад был неплохой. Сато слегка крутанулся…

Акико упала на колени, прижимая руки к лицу…

Рука с мечом пронзила пустоту, Ешинака положил свою руку поверх руки Киёкадзу, начал разворачивать его…

Николай пошевелился…

Сато тянет руку с мечом и выкручивает запястье…

Плач Акико…

Меч в руках у Сато, он бросает его Акико…

Николай встает на колени…

В руках у Итосу шнур, он душит им Ешинаку…

Николай поднимает голову…

Меч воткнулся в снег у ног Акико.

Итосу поднимается над телом Ешинаки…

Николай стоит на коленях, серпы торчат из него, на снег течет кровь.

Итосу подходит к русскому, вынимает из его правого плеча большой серп. Кровь брызжет с лезвия. Малый серп по-прежнему торчит из левого плеча Николая. Удар в лицо - и гигант вновь валяется на снегу. Акико встает на ноги.

Итосу медленно подходит к ней…

Меч торчит из снега между ним и Акико. Итосу вновь щелкает цепью. Меч у него в руках. Акико смотрит с презрением.

Итосу любуется мечом. Меч не заточен! Итосу удивленно поднимает брови.

Николай подходит сзади:

- Я предупреждал!

Итосу размахивается…

Кама падает на снег. Еще одно красное пятно.

Николай растирает отбитый кулак…

Хорошо, что Итосу не видит, как на него смотрит Акико.

Итосу, связаный, сидит прямо на полу. На лавке напротив сидит и растирает шею Ешинака. Акико держит нож у горла Итосу.

- Коля, принеси футляр.

Николай медленно подходит. Акико неплохо перевязала его, но руки почти не слушаются.

- Пусть прочтет!

- Не жалко, путь читает, - Николай кладет рукопись перед Итосу.

- Переверни, варвар, я не люблю читать вверх ногами.

- Пожалуйста, сам варвар.

Итосу быстро впитывает текст.

- Не все понятно. Это Вэнь Ян, я им плохо владею.

- Попробуй заучить наизусть, - неуклюже шутит Сато, продолжая растирать шею.

- Прочел? - голос Акико все еще немного дрожит.

- Прочел, дальше что?

- Давай, Коля. В печку это все.

Итосу и Ешинака дергаются, Акико бьет Ешинаку в грудь ногой и делает Итосу еще один шрам. Николай вставляет рукопись внутрь цилиндра. Ешинака, замерев, смотрит во все глаза. Футляр летит в огонь. Итосу скрежещет зубами. Пламя такое же, как от обычной бумаги. Никакой разницы.

Акико разрезает веревку на груди Итосу Киёкадзу.

- Все. Иди и скажи им, что книги больше нет.

Тот находится в прострации.

- Все, ради чего…

- Иди, Итосу, иди.

- Теперь у меня…

- Уходи, уходи отсюда.

Дверь захлопывается.

- Я так и не смог…

Итосу, как пьяный, идет по дороге.

- Я любил тебя, Акико-сан!

Но она уже не слышит. Дорога увела его слишком далеко от нее.

Николай бросает Сато его кружку и термос.

- Иди и ты!

Ешинака сгибается в поклоне:

- Если хотите знать мое мнение о Вас…

- Ладно, браток, потом.

- Мы еще встретимся?

- Непременно. Ты ничего мужик.

- Прощай, Акико. Я рад за тебя.

Николай и Акико остались одни. Николай сел, измучено помотал головой.

- Все, устал. Что дальше?

Акико подошла, еще раз осмотрела повязки:

- Где тут ближайшая больница?

Сунь Цзинь примчался прямо в тренировочный зал, где полным ходом шла тренировка.

- Шен! Книга у Ешинаки, он приходил к нам, мы вместе пили чай у Ян Гуйсян!

- Ешинака был у Ян Гуйсян? - Ли был поражен. - Что он хотел?

- Он сказал, что хочет уехать в Китай лет на пять. Обещал прислать книгу, изданую в Японии.

- Он вроде рисует комиксы?

- Последний его комикс о истории трактата “Чистой энергии”!

- Предлагаю обсудить это с моими русскими друзьями, - сказал Ли Шен.

На квартире Игоря Синицина вновь собралось очень представительное общество. Любители ушу слушали Александра Фионина. Саша рассказывал извесные ему факты об истории древнего трактата.

- Какие будут мнения? - Николай Николаевич Белкин как всегда, выполнял роль председателя собрания.

- Чтобы прекратить всю эту ерунду, следует деактуализировать проблему! - изрек молодой человек с типичной армейской стрижкой.

- Что? - не понял Николай Николаевич.

- Да ничего. Книгу надо издать.

- Разумная мысль! - похвалил Николай Николаевич.

Человек, подавший разумную мысль, считался в обществе ушуистов большим интеллектуалом. Он действительно был офицером Российской армии, великолепно разбирался в компьютерах, любил программирование. Его имя было Геннадий, но многие знали только его “системное имя”. Оно лучше запоминалось, звучало выразительней, и главное, великолепно подходило молодому майору ракетных войск стратегического назначения. Его второе имя было Гэндальф.

Именно под этим именем он был известен среди компьютерных хакеров. Если нужно было получить какую-либо информацию, или расколоть защищенную программу, то лучшего специалиста чем Гэндальф, было трудно найти.

Кстати, друг Ли, все ли ты уже рассказал? - фамильярно обращается он к Ли Шену.

- В самом деле! - Сунь Цзинь значительно смотрит на своего земляка.

- Ну ладно. Мне самому это надоело.

Ли снимает с шеи шнур и показывает присутствующим нефритовый диск.

- Для чего это? - интересуется любознательный Кузяев.

- С точки зрения информатики, любой диск, будучи … - Гэндальф берет его в руки, - Какой холодный!

- Это нефрит. Он вызывает ощущение прохлады, - поясняет Сунь.

Гэндальф морщит лоб, хмурит брови.

- С точки зрения термодинамики…

Диск прошел по кругу и вернулся к Ли. Тот быстро вновь повесил его себе на шею.

Ван Шен и Саламандра шли по залитой солнцем Москве. Февраль радовал погожими деньками. Саламандра предложила прогуляться по Красной площади. Ван согласился. Они прошли мимо собора Василия Блаженного, поднялись на Большой Москворецкий мост.

- Как тебе Москва? - поинтересовалась Саламандра.

Ван не спешил с ответом. Он никак не мог четко перевести на русский язык свои ощущения.

- Хороший Фэн Шуй?

- Сложно сказать, - уклончиво отвечал Ван.

- Место не нравится?

Место для города было выбрано крайне удачно, для Вана это было абсолютно очевидно. Город стоял в самом центре Русской земли-матери. Ван ясно ощущал силу, исходившую из этой земли. Он посмотрел на Кремль так, как учил его второй учитель Тун Чжао, и поразился.

Из самой глубины земли к небу бил яркий, как пламя, поток энергии. Проходя через кристаллы соборов, он превращался в сияющие столбы света, соединяющие небо и землю. Сияющее пламя гудело и вибрировало. Такого богатства энергии Ван не видел уже давно, с тех пор, как покинул горы Лунмэньшань.

Энергия, бившая в небо под стенами Кремля, и зданиями, стоящими вне кремлевской стены, не уходила в бескрайнее небо. Она расплескивалась по поверхности земли, отражалась от каменных стен, поглощалась рекой и кищащими вокруг людьми. Эта энергия была хаотична, неорганизована, она возбуждала и тревожила.

Ван представил, как видет это Саламандра. Он попробовал объяснить ей свои ощущения.

- Место очень хорошее. Но дело в другом. Посмотри на те соборы. На что похоже?

Саламандра задумалась, глядя на белые храмы, стоящие вокруг растущего к небу Ивана Великого.

- Ну, как бы из земли растет кристалл.

- Верно, - отметил Ван. - Четкие грани, яркий цвет, иллюзия прозрачности. Кристалл - это очень важно. Кристалл - это символ чистоты и здоровой энергии. В этом стиле и вот это, - он указал на громаду гостинницы “Россия”, - и дворец съездов.

- Они тоже похожи на кристаллы! - согласилась Саламандра.

Ван показал рукой на стены Кремля:

- Быстро скажи, что напоминает?

Саламандра смотрела, затем внезапно потемнела лицом:

- Не может быть!

- Может!

Саламандра явственно видела, что грязно-красный цвет стен и башен Кремля напоминает тело, с которого содрали кожу.

Этот цвет резко дисгармонировал с белизной соборов и золотом куполов. Саламандра поразилась, как она раньше не замечала этого.

- Раньше Кремль был белым, так и говорили “Москва Белокаменная!”

- Потом штукатурку соскоблили, остался голый кирпич, - Ван приблизительно представлял, когда и почему это произошло.

- Ты как думаешь, Ван, когда Кремль снова будет белым?

- А ты закрой глаза.

Саламандра закрыла глаза и представила себе белые стены и башни, золото крестов и двуглавых орлов, синее небо над безумно красивым, чистым и белым городом.

Она открыла глаза. Действительность не радовала.

- Я думаю, что скоро. Время к этому идет, - предположил Ван.

Они перекусили в маленьком кафе и не спеша шли по Старому Арбату.

- И что было потом? - спросила Саламандра.

- Я выпил вина, Тун Чжао очень любезно говорил со мной, я захмелел. Дядюшка Ян довез нас до дома, я пошел спать.

Ван стал говорить медленнее, он начал волноваться, и ему было трудно подобрать слова.

- Не волнуйся, когда-нибудь надо поделиться с друзьями тем, что у тебя на душе!

- Ли Мэй пришла ко мне в эту ночь.

- И что здесь плохого?

- Она пришла меня предупредить. Она сказала, что Тун еще не решил, за кого он ее отдаст!

- Ах вот как! Но ведь вы любили друг друга.

- Оказывается, кроме меня на руку Ли Мэй претендовало еще около десяти человек, включая даже дядюшку Яна, а ему было за пятдесят! Мне предстояло испытание, проверка. Ли Мэй предупредила меня, чтобы я не оплошал. От этого зависело наше с ней счастье.

- И что это было за испытание?

Новая банда объявилась в наших краях. Они начали торговать наркотиками, продавали их местным жителям, даже детям.

Тун Чжао сказал, что мы должны взять банду. На захват отправились я, дядюшка Ян и еще несколько человек. Всего нас было около десяти. У бандитов не было никаких шансов. Местные жители объяснили нам, где их найти. Местная милиция тоже была предупреждена. Мы ворвались в дом. Они сидели на ковре посреди большой комнаты.

- Была схватка? Они сопротивлялись?

- Нет. Почти все они валялись в наркотическом сне. Остальные были пьяны. Трезвым был только их главарь. Он вышел на нас с пистолетами в обеих руках.

- И что было дальше?

- Представляешь, мы узнали друг друга. Это был Ма Шенфун, мы служили вместе. Он так смотрел на меня…

- И что потом?

Ван зябко пожал плечами, посмотрел вдоль рядов, где продавались матрешки, иконы, лакированные шкатулки.

- Я не дал ему застрелиться. Выбил оружие в самый последний момент. Он был моим лучшим другом. И тут дядюшка Ян и говорит: “Давай, убей его!”

- Ты сделал это?

- Нет. Тун не давал такого приказа. Дядюшку Яна я ослушался, по нашим правилам нас должен был рассудить поединок. Пришлось мне драться с дядюшкой Яном. Он был хорошим мастером ушу. Но я оказался сильнее.

- Ты победил его?

- Да. Я его убил.

Саламандра смотрела Вану в лицо, и видела, что он говорит правду.

Они прошли уже до середины Арбата, постояли у стены Цоя, прошли мимо играющих на гитаре подростков.

- А что стало с твоим другом Ма Шенфуном?

- Мы оставили его милиционерам. Из уезда дело Ма ушло в Верховный народный суд. Там его приговорили к расстрелу. - Голос Вана предательски задрожал. - Я до сих пор не могу забыть его взгляд.

Ван и Саламандра сели в метро на станции “Смоленская”, и направились в общежитие к Сунь Цзиню.

В каморке Суня было уже достаточно много народу, когда туда вошли Ван и Саламандра.

- Тонсюе Ван! - Сунь Цзинь был вне себя от счастья.

- Старший брат! - Ли Шен аж подпрыгнул до потолка.

Саламандра увидела Ли:

- Господин Бэггинс! Какими судьбами!

Белкин с Синициным рассматривали еще одного китайского мастера.

Кузяев с Фиониным смотрели во все глаза. Андрей Михайлович откашлялся и внушительно произнес:

- Рады приветствовать Вас, господин Ван, от имени всех московских любителей ушу.

Кузяев робко поднес Вану и Саламандре вина.

- Не время! - отрезала Саламандра, - Книгу надо спасать.

- Мы готовы. Вместе с господином Ваном мы точно справимся! - заверил Синицин.

- Где Ешинака? - Ван не хотел терять времени даром.

Ешинака нисколько не испугался, когда к нему в комнату ввалилась целая толпа возбужденных молодых людей. Он держался гордо и прямо, но без прежней надменности. После знакомства с Николаем и поединка за жизнь Акико, что-то изменилось в нем.

- Книгу давай, разбойник! - смело потребовал Сунь Цзинь, решительно блестя очками.

Ешинака взглянул на маленького китайца, а затем перевел взгляд на икону. Сегодня у него было какое-то особенное настроение. Что-то большое и светлое неизбежно должно было произойти.

Ли Шен смотрел на портреты обнаженной Акико.

- Добром не отдашь, силой отберем, - Сунь Цзинь осекся, уставившись на портрет Акико, где она била йоко-гери. Он инстинктивно присел, закрыв руками голову.

Ван сел на пол и впал в медитацию. Русские последовали его примеру.

- Вот, - Сато роздал всем по тонкой книжке с комиксами.

Обложка и несколько внутренних листов были выполнены, как копия древнего трактата. На рисунках изображалась его история, начиная от написания Чжан Сан-Фэном, события древности, средневековья, и нашего времени. На последних листах было изображено сожжение книги в затеряной в снегах избушке.

- Подлинник где? - поинтересовался Сунь Цзинь.

К Сато подошла Саламандра. Она разулась и шла по мягкому ковру, слегка приподнимаясь на носках. Сато залюбовался ее походкой, перевел глаза на лицо. У него перехватило дыхание. Это лицо он рисовал долгими зимними ночами, спасаясь от тоски и безысходности.

- А Вы знаете, очень красиво, - похвалила Саламандра, - Я тоже художник, но до Вашего таланта мне далеко. Чувствуется школа. Наверное, вы много лет учились рисовать?

- Да, госпожа, много лет. - Сато, как зачарованный смотрел на Саламандру.

- Некоторые считают японцев жестокими и коварными, но в Ваших рисунках так много души, тепла…

- Книга где, - Ли Шен трепал Ешинаку за рукав.

Сато глядел в глаза Саламандре:

- Я понимаю, что Вы имеете в виду. Конечно, среди японцев есть много самых разных людей. Но даже в самые жестокие времена средневековья были люди, отрицавшие всякое насилие.

- Правда? - глаза Саламандры лучились интересом.

- Были буддийские подвижники, были странствующие поэты. Послушайте такие стихи:

“Качается, качается

На листе банана

Лягушонок маленький.”

- Где книга! - к Сато вновь подошел Сунь Цзинь.

- Замечательные стихи! Вы знаете еще?- Саламандра выглядела в этот вечер необыкновенно привлекательно.

- Конечно.

“Что же это делается, друзья!

Человек смотрит на вишни в цвету

А на поясе - длинный меч!”

- От таких стихов можно заплакать, - призналась Саламандра, - я тоже люблю странствовать, как те поэты. Может быть Вы еще что-нибудь прочтете?

Ешинака показал на пейзаж с горой-трезубцем. Поверх изображения легкой кистью были написаны иероглифы.

- Это стихи Сайго:

“Разве мог я подумать

Что на склоне лет

Вновь вас увижу?

Вершины жизни моей!

Сая-но накаяма!”

- Прекрасный рисунок. - Тонкие пальцы Саламандры соприкоснулись с кончиками пальцев молодого японца. Руки Сато тоже были очень изящны и красивы.

- Я всегда мечтала рисовать в традиционном японском стиле. Был такой русский поэт и художник, Максимилиан Волошин. Он изучал японскую технику живописи.

- Знаю. Волошин, Коктебель, - проговорил Сато, глядя Саламандре прямо в глаза.

Ли Шен подошел к ним и потряс Ёшинаку за грудь:

- Книгу давай! Оглох, что ли?

Ешинака очнулся и уставился на Ли. Он изумлением обнаружил, что кроме него и Саламандры, в комнате еще кто-то есть.

- Какую книгу? Ах, книгу! Возьми, она в столе. Верхний ящик. - Он вновь обернулся к Саламандре:

- Мне очень нравится Крым. Я люблю Россию. Мои родители православные.

- У нас много общего, - прошептала Соня. Ее глаза лучились. Она вся замирала, боясь вспугнуть близкое счастье.

Народ в комнате толпился, рассматривая древний манускрипт. Посреди сутолоки Сато и Саламандра сели рядом друг с другом.

- … А мои родители живут в Питере. Отец - известный хирург, мама - преподаватель университета, - рассказывала Саламандра.

- Когда я был маленьким, я тоже хотел быть врачом. У нас в Японии это очень почетно.

Ван подошел к суетящимся любителям ушу:

- Тише, тише! Давайте отсюда. Дайте людям поговорить.

Он боялся, что парочка начнет целоваться на глазах у всех. Между Соней и Ешинакой заметно “искрило”.

В комнате Сунь Цзиня все с ума сходили от радости.

- Вот она, вот она голубушка, - приговаривал Сунь.

Андрей Михайлович что-то почтительно сообщал Вану, Белкин важно разъяснял адептам содержание книги, Кузяев суетился с вином.

Закат за окном окрасил полнеба в пурпурный и розовый цвет.

- Сато-сан, а как получилось, что рукопись не сгорела?

- Очень просто. Муж Акико-сан стоял спиной к Итосу, и запихнул книгу в мой термос. В огне погиб только пустой футляр. Как он горел! Это сгорали надежды несчасного Итосу.

Итосу-сэнсэй сидел и разъяснял своим новым ученикам:

- Запомните, Россия - это опаснейшая в мире страна. Она может растворить вас в себе. Это губка, впитывающая в себя все. Это самая большая угроза Японии, Азии, всему миру.

Итосу ненавидел эту страну. Она лишила его наставника, доверия начальства. Она лишила его друзей. Она лишила его любви. Сердце Итосу навсегда разбилось в этой стране.

Итосу вновь и вновь вспоминал, как драгоценный китайский манускрипт сгорал в пылающем огне.

Ученики жрали его чипсы, пили пиво, довольно перешептывались.

Они не понимали.

- Ёсико-сан, - ласково обратился он к молоденькой девушке, - что Вам известно о геополитической теории?

Две последних зимы были очень теплые, и колония вирусов гриппа в южном Китае сильно разрослась. Несколько миллиардов вирусов пережили февраль в организме уток, затем пожили в дыхательных путях поросят. После этого они вызвали эпидемию гриппа в южном Китае, и по всей Азии. В Европе вирусы несколько циклов размножались в организмах крупного рогатого скота, затем еще одной волной эпидемия прокатилась среди людей. В Африке они заразили даже нескольких нильских крокодилов, потом попали в Америку. На Галапагосских островах две недели чихали и кашляли игуаны. На этом эпидемия закончилась.

Среди многочисленного потомства игуан несколько молодых особей линяли уже по третьему разу, и они выделялись более крупными размерами.

Одного сожрала акула, второй стал добычей морских птиц. Третий приплыл в Индийский Океан, где еще дважды сбрасывал кожу.

Генетической памятью он знал, что здесь его должны были ждать самки. Но он был совершенно один. Его возбуждение нарастало, он стал агрессивно кидаться за мелкой и крупной рыбой.

Среди дельфинов прошел слух, что из пучины вновь родился Князь Бездны, и они в ужасе покинули этот район. За ними уплыли киты и акулы.

Князь Бездны пришел в страшную ярость. Он по-прежнему был совершенно один. И тогда он закричал. Услышав этот крик, несколько синих китов в панике выбросились на берег, дельфины залезли на кишашие людьми пляжи, а касатки подрались с акулами.

Князь Бездны кричал еще несколько раз, и его крик был непередаваемо страшен. А затем он закружился, и в ярости стал пожирать собственный хвост…

Ван Шен устраивал прощальный ужин в ресторане “Великий поход”. На сцене три девушки в традиционных одеждах играли на китайских народных инструментах.

Торжественная музыка заполняла зал. Они только что закончили мелодию “Степь да степь кругом” и перешли на “Подмосковные вечера”. Получалось очень здорово.

В разгар веселья пьяный Ли Шен со своими русскими друзьями подошел к стойке бара. Стоящий за ней высокий китаец показался ему крайне знакомым.

- Вам привет от господина Туна! - сказал Ли, требуя себе еще пива.

- Господин Тун здесь? - Ма Бао сжался за своей стойкой.

- Нет, он прислал сюда своего зятя. Вот он пьет сейчас с теми японскими и русскими господами, - махнул рукой Ли.

- Пожалуйста, пейте еще, это лично от меня! Совершенно бесплатно! - Ма Бао было крайне неловко за свои проделки.

Саламандра и Сато Ешинака смеялись вместе с Ваном. Он настойчиво приглашал их на третью годовщину своей свадьбы.

- Приезжайте. Это будет весной. Провинция Юньнань, город Куньмин. “Город вечной весны”. Это будет незабываемо. Ли Мэй будет счаслива познакомиться с вами.

Ушуисты были пьяны и очень общительны. Кузяев терся вокруг играющих музыку китаянок, Петров о чем-то спорил с Андреем Михайловичем.

Игорь Синицин спросил Белкина:

- И что дальше?

- Не знаю. Но этот год я веду секцию в последний раз.

- И чем займешься?

- Уйду в бизнес.

- Ты же знаешь, что это все ерунда.

Белкин насупился, поперек его лба легла упрямая складка.

- Ну и что. Хочу попробовать. А они пусть сами тренируются. Пора им без меня. Мастеров кругом полно. А ты чем займешься?

- Детскую секцию открою.

- Давай, коли сила есть.

- Сила есть.

Игорь говорил правду.

Ван показывал друзьям фотографии.

- Вот это я с родителями, это Ли Мэй с нашей дочкой, это Тун Чжао. Он так любит внучку!

- А это где? - поинтересовался Фионин.

- Это Пекин, буддийский храм. А это я в Шаолине.

- Ты учился там?

- Нет, - засмеялся Ван, - был три дня на экскурсии.

Белкин с Синициным разочарованно посмотрели друг на друга.

- А это в горах Удан. Вот в синем - даосские монахи.

- Они занимаются ушу? - поинтересовался Ешинака.

Ван поднял брови, покачал головой:

- Может быть, я правда, не видел. А вот я в Маньчжурии. Катаюсь на лошадях. Это очень далеко от моего дома. Нас везли туда целую неделю.

Саламандра взяла фотографию. Ван неплохо смотрелся на коне.

- Это в армии?

- Да, видишь - голова бритая, - засмеялся Ван.

Саламандра смотрела на фото. Два всадника на фоне почти бесконечной плоской степи.

- А кто с тобой? Твой друг Ма?

Ван кивнул.

Саламандра посмотрела на фото еще раз. На самом горизонте в легкой дымке поднимались синие горы. Даже на любительском фото они производили сказочное впечатление.

- Человек забрался в самый дальний уголок Китая, а за горизонтом скрываются места еще более прекрасные и неведомые, - подумала Саламандра.

- Ван, а что там за горы?

Ван посмотрел, прикрыл глаза, что-то прошептал про себя. Затем он посмотрел на окружающих, и удивленно произнес:

- Вы знаете, я думаю что это Россия.

Алексей Юрьевич Кузьмин. 1998 г. Переработано в 2001г.